Как генерал Ермолов чуть не стал шахом Персии

Поездка генерала Алексея Петровича Ермолова в Персию в апреле 1817 года была подробно описана современниками, а также многими историками в разные времена. Несмотря на тысячи статей, сотни книг, многочисленные диссертации, авторы которых пытались прояснить некоторые важные детали персидской миссии генерала, многое по-прежнему остается темным и загадочным. Немало интриг внес и сам Ермолов. В 1816 году он получил назначение главнокомандующим на Кавказе и одновременно послом (по терминологии того времени — полномочным министром) в Персию. Там он должен был добиться исполнения условий Гюлистанского мира, заключенного после войны с Персией 1806—1813 годов, по итогам которой к России отходили почти все закавказские ханства.

Сложность дипломатической миссии Ермолова заключалась в том, что в ответ на территориальные претензии персов российский император Александр Первый и министр иностранных дел граф Нессельроде допускали возможность возвращения Персии части из недавних завоеваний в Закавказье. Правившая тогда в Персии династия Каджаров жестко давила на Санкт-Петербург. Ермолову были выданы четкие инструкции, которые допускали компромиссные решения. Отправляя генерала в Персию, император просил его не дразнить хозяев и соблюдать восточный этикет: перед встречей с шахом и его сыновьями всем без исключения предписывалось снимать обувь и надевать красные чулки. Но Ермолов категорически отказался подвергнуть себя подобному унижению. В результате Аббас-Мирза принял его во дворе под портретом своего отца. После Ермолов в своих записках опишет экзотический прием, который он использовал при выстраивании отношений с персами.

«Я уверил персиян, что предки мои были татары, и выдал себя за потомка Чингисхана, удивляя их замечанием, что в той самой стране, где владычествовали мои предки, где все покорствовало страшному их оружию, я нахожусь послом, утверждающим мир и дружбу, — вспоминал генерал. — О сём доведено было до сведения шаха, и он с уважением смотрел на потомка столь ужасного завоевателя. Доказательством неоспоримым происхождения моего служил бывший в числе чиновников посольства двоюродный брат мой, полковник Ермолов, которому, к счастью моему, природа дала черные подслеповатые глаза и, выдвинув вперед скуластые щеки, расширила лицо наподобие калмыцкого. Шаху донесено было о сих явных признаках моей породы, и он приказал показать себе моего брата. Один из вельмож спросил у меня, сохранил ли я родословную; решительный ответ, что она хранится у старшего фамилии нашей, утвердил навсегда принадлежность мою Чингисхану. В случае войны потомок Чингисхана, начальствующий непобедимыми российскими войсками, будет иметь великое на народ влияние».

В этой связи возникает первый вопрос: обозначение Ермоловым себя в качестве одного из потомков Чингисхана являлось всего лишь дипломатической уловкой, в которую поверили персы, или за этим стояло нечто реальное? В семье генерала действительно хранилось предание, что их род берет начало от Араслана-Мурзы (в крещении Иоанна), выехавшего в 1506 году из Золотой Орды к великому князю Московскому Василию Иоанновичу. Первые документированные сведения о Ермоловых относятся к 1611 году, когда правнук Араслана, Трофим Иванович, был внесен в Боярскую книгу по Москве. Но является ли этот Араслан-Мурза потомком рода Чингисхана, до сих пор не выяснено, хотя научно признанным фактом является то, что русские князья роднились с потомками Чингисхана, а впоследствии немало чингизидов верно служили русским царям, сыграв заметную роль в истории Московского государства. Что же касается персидской миссии генерала Ермолова, то она содержит все признаки хорошо продуманной операции.

Накануне на Кавказе и на всём Ближнем Востоке (особенно в Персии и в Османской империи) активно распространялись слухи о Ермолове как о «страшном русском великане с черно-седыми усами и густым громким голосом, о потомке Чингисхана — могучем воине, который разбил властелина полумира Наполеона». Это публично. А непублично в столичных политических кругах вспоминали, как в составе Московской Руси на территории современных Рязанской и Тамбовской областей существовала особая автономия — так называемое Касимовское царство, где правили исповедовавшие ислам потомки Чингисхана. Достаточно вспомнить, как Иван Грозный «посадил царем на Москве» Симеона Бекбулатовича (до крещения — хана Саин-Булата). Отсюда второй вопрос: а не готовил ли Санкт-Петербург теперь уже в Персии подобную политическую комбинацию, предлагая в качестве «легитимного шаха» Персии именно потомка Чингисхана?

Напомним, что в средневековье Кавказ и Персия входили в состав империи Чингисхана. Поэтому появление там высокого российского чиновника из чингизидов ставило его выше правившей в Персии династии Каджаров, да и не только ее, но, разумеется, мелких ханов, претендовавших тогда на персидский престол. Современные историки об этом сейчас не задумываются. Хотя отмечают многие удивительные обстоятельства жизни Ермолова. За выполнение миссии в Персии он 8 февраля 1818 года был произведен в генералы от инфантерии. Не случайно Пушкин настойчиво уговаривал Алексея Петровича написать мемуары (как говорили в то время — «записки») и испрашивал у него дозволения стать его биографом и историком. О какой-то загадочности «сфинкса новейших времен» (так также часто называли генерала) писал и Грибоедов, который служил при Ермолове на Кавказе адъютантом «по дипломатической части».

Уговаривал Алексея Петровича написать «кавказские заметки» и его близкий родственник Денис Давыдов. Но ему удалось только добиться написания «Записок» о войне 1812 года и «пристроить» их в английской печати. Однако сам Ермолов, когда эти «Записки» стали ходить по рукам в России в переводе, подлинность их не признавал. Сегодня многие историки утверждают, что Алексей Петрович всё же «писал всю жизнь мемуары». По некоторым признакам, можно согласиться с такими утверждениями. Уже в отставке, во время 30-летнего пребывания в Москве, которое Ермолов называл «московским сидением», он уделял много времени приведению в порядок своих записок о войнах с Наполеоном, Отечественной войне 1812 года и заграничных походах, о времени пребывания на Кавказе. В 1864—1868 годы, после смерти генерала, его племянником А.Н. Ермоловым было осуществлено наиболее точное — по оригиналу, исправленному самим Алексеем Петровичем — издание «Записок за 1801—1826 годы».

Те, кто знаком с этим «продуктом», могут легко сделать вывод: записки носят фрагментарный характер, не охватывают всего объема происходивших в регионе Кавказа —Ближнего Востока важнейших политических событий, в которых принимал участие Ермолов. Да и выглядят они «сырыми» с литературной точки зрения. Скорее всего, архив генерала и его «Записки» были основательно подчищены после его смерти. Вот почему Николай Лесков писал в своих очерках, что «за вскрытие материалов для биографии Алексея Петровича современные писатели берутся уже не в первый раз, но она, как видно, еще жжется…». Действительно, жжется еще как.