Художественная литература в огромной своей массе — скучное явление. В ней утомляют, как рефлексии классиков, так и модные книги современников: от фантастики до драмы. Это закономерность — когда у вас аналитическое мышление, а красота слова не ассоциируется с замысловатостью строк, и от текста ожидаешь реализма, но не интриги. Прожив четверть века, я забросил знакомиться с бестселлерами. Впрочем, есть и исключения — авторы, что трансформировали личный опыт в книги, не ударяясь в социальный эксгибиционизм. Геология, через призму научной фантастики? Почему бы и нет — так я в дни сырой арктической осени открыл ценимый в широких кругах роман Владимира Обручева «Плутония».

Иван Шилов ИА REGNUM
«Плутония» Владимира Обручева

Эту книгу к счастью переиздают каждый год, чего не скажешь о мемуарах Обручева, написанных им после экспедиций по Востоку. Творчество геолога будоражит сознание — на нем растут генерации тех, кто рвется в горы Сибири. Хотя оторванные от земли горожане не видят в «Плутонии» ничего, кроме сплошного «живодерства» — героев Обручева кормит тайга и тундра. Впрочем, стрельбы у Обручева не больше, чем у автора достоверного вестерна Луиса Ламура, персонажи которого подчиняются законам природы. «Плутония» — в законы геологии не укладывается, хотя ее первые читатели восприняли все за чистую монету. И «Плутония» — одна из немногих книг, где формат утопического подземелья с динозаврами и каннибалами описан достоверно. Кабинетные фантазии Конан Дойля и Жюль Верна после нее, как минимум, унылы.

Туманные Курилы в романе еще не русские, а терпкая от вулканического дыма Камчатка едва заселена, но Арктика неизменна — лед, снег и камень, да скромная растительность. Где-то в регулярно замерзающем океане открыта загадочная земля Нансена, с покрытыми ледниками горами, чей рельеф списан с хребтов Чукотки. Русские ученые и один казак-бурят, утопая день за днем в снегу, вдруг окажутся в мире, где полчища гигантских муравьев охотятся за людьми, а тайгу неизбежно сменяют тропики и ущелья, в которых есть тонны золота. Но если вы ждете «Парк Юрского периода», то Плутония разочарует — там опасно; но поведение людей, дикарей и зверей адекватны их привычкам. Да и доисторические женщины у Обручева максимально не сексуальны.

Обручев — лучший учитель истории земли; но не тех хроник веков войн и религиозной ненависти, а миллионов лет замены ландшафтов и видов. Арктические страницы романа — это беллетризованный дневник, а дыхание черной базальтовой пустыни и грязевые наводнения, стирающие оазисы среди вулканов — эпический научный отчет. «Плутония» писалась при стагнации полицейского государства — Российской империи, и была издана уже при коммунистической диктатуре. Владимир Обручев в «Плутонии» общается с читателем на угасающем языке свободного человека, с его логикой; но уже его сыну Сергею Обручеву пришлось живо рассказывать о неизведанных краях Чукотки и Якутии с неизбежными вкраплениями советских лозунгов.