Как пойти против мира и победить

«СТРАШНАЯ ЖАРА» / THE BIG HEAT

К 1953 году у Фрица Ланга было 33 фильма за плечами и 125 долларов на счету. Итоги работы в Америке выглядели безрадостно. Создатель «Метрополиса» сидел без работы в компании призраков, которые рождало его готическое сознание.

Ланг мощно стартовал в Голливуде. Он поставил «Ярость», показав свирепую линчующую толпу. Он поставил «Живёшь только раз», рассказав о парне, которого жизнь не уставала карать и только смерть заключила в дружеские объятья. В этих фильмах Америка выглядела неприглядно, и режиссёру пришлось избавляться от репутации обличителя. Он снял два вестерна, славя героев фронтира. Ланг эстетически продвинул нуар и считался если не отцом чёрного кино, то уж точно дедушкой.

В 1952 году режиссёр оказался за бортом. «Охота на ведьм» не обошла его стороной. Ему припомнили «прогрессивные» взгляды и подпись под «красным» памфлетом, опубликованным в 1934 году.

Надо было что-то предпринимать, чтобы не кончить в канаве или петле, и Ланг решил оправдаться. «Это письмо я пишу после тщательной проверки всех своих документов, — сообщал он охотникам. — Я могу заверить, что никогда не был членом какой-либо организации, которую можно назвать коммунистической».

Униженный тон письма понравился адресатам. Ланга взял под крыло Гарри Кон, который не мог не согласовать свою милость с Уолл-стрит и «компетентными органами».

Ланг был в тот момент очень нужен. Цензура ослабла, но не сдалась. Оспаривать решения «добродетельных католиков» было намного легче, если создавалось произведение искусства.

Ланг, судя по всему, прекрасно понял, чего от него ждут. Он должен был шагнуть за флажки. И он снял этапный нуар — красивый и натуралистичный. Конечно, сегодня «Страшная жара» мало кого шокирует. Но в 1953 году зритель оказался под впечатлением. Одно самоубийство и пять убийств, обожжённое женское лицо крупным планом — такого ещё не видели.

О герое «Страшной жары» сказано много. Критики, как правило, отзываются о нём раздражительно. Звезда американской кинопублицистики Роджер Эберт долбал по нему особенно яростно, заявляя, что он цинично использует женщин и «не задумывается о цене своей борьбы со злом».

Возможно, продвинутых критиков ранило и продолжает ранить то, что герой Гленна Форда — мачо-коп, мужик, противостоящий не просто мафии, а мафии, возглавляемой «голубым» боссом. Он приходит в его дом, вырубает телохранителя и бросает: «Не хочешь сменить мальчика?»

Но скорее критики эпохи дегероизации просто делают своё дело — крушат позитивные образы.

Все обвинения, которые бросают герою, ложны. Он не «виновен в гибели тех, кто ему доверял». Он вовсе не равнодушен к судьбам женщин, которые ему встретились. Они для него никакой не «расходный материал». Да, он не поверил даме из бара, посчитав её вымогательницей, но она такое несла, что ей бы никто не поверил. В том, что её убили, его вины нет. Он видел обычный конфликт двух немолодых женщин из-за мужчины и не мог предвидеть, что к делу подключится мафия.

После убийства жены коп обещает добраться до тех, кто подложил взрывчатку в машину или приказал это сделать. Это почти целиком занимает его сознание, и всё остальное стоит для него на втором месте. Поэтому его реакция кажется иногда заторможенной. Когда к нему врывается девушка одного из бандитов с обожжённым лицом, он весь в своих мыслях, своих вычислениях. Он не безразличен, и она осознаёт это после минутной истерики. Она видит, как он страдает, как не может примириться с чувством потери и постоянно думает о жене.

Герой не манипулирует изуродованной женщиной, толкая её на убийство. Это домысел критиков. Он оставляет ей оружие для самообороны, совершенно не предполагая, что изнеженная гламурная девушка воспользуется им для мщения. И он не рискует, как пишут, жизнью старушки свидетельницы, прося её опознать одного из убийц. Он стоит поблизости с револьвером и готов её защитить.

Кинопублицисты наврали немало. Но встречаются и точные прочтения фильма. «Страшная жара» — это, действительно, «один из самых мрачных, нигилистических и двусмысленных образцов нуара», как утверждает Михаил Трофименков. Ланг, действительно, далеко заходит в демонстрации ничтожества рода людского. Правда, чёрное кино для того и существовало — чтобы проклинать род людской и гасить все надежды. В этом ничего нового нет.

Новое здесь в другом. В «Страшной жаре» впервые с очевидной симпатией показана стая, где преданный коллегами герой-одиночка вдруг находит поддержку.

Ланг приводит своего героя к победе, и помогают ему приятели родственника. Бывшие вояки режутся в карты в квартире, где прячут ребёнка, и говорят отцу: будь спокоен, мы положим всех, кто переступит порог. В мире нет справедливости, говорит Ланг, но есть сила и воля. Гниющей, пребывающей во мраке цивилизации с её продажной властью и лощёными мафиози он противопоставляет стаю брутальных существ.

Нуар соединяет героизм с дикостью. Человеческая стая выглядит подсказанной природой формой выживания в отвратительной и неисправимой реальности.

«Страшная жара» не единственный фильм, показавший людскую стаю в 1953 году. Она без всяких намёков показана в «Дикаре» — истории о том, как байкеры стали резвиться в крохотном городке и были атакованы местными.

Фильм явно хотели сделать событием. Для этого на главную роль пригласили Марлона Брандо. Но сценарий и режиссура оказались из рук вон плохи. Да ещё Брандо отработал халтурно. Видимо, в тот год он весь талант без остатка вложил в роль Марка Антония в «Юлии Цезаре».

«Дикарь» не прозвучал так, как был должен. «Герой нашего времени» — молодой бунтарь — в тот год не родился. Но кино отчётливо показало, куда дует ветер. Стихийные существа, вырвавшиеся из больших городов и живущие в стаях, выглядели гораздо симпатичнее консервативных провинциалов, готовых проламывать черепа чужакам.

Дикость, природность отчётливо проявилась в 1953 году и уже никуда не исчезнет. Она будет отвоёвывать место под солнцем — продвигаться в кино и других видах искусства — и, окрепнув, громко заговорит от имени современности.