Spravka.sevas.com
Памятное место смертельного ранения вице-адмирала Владимира Корнилова

Итак, главная база русского Черноморского флота пала. Русские войска оставили Южную сторону города.

В Севастополь французы и англичане начали входить лишь 29 августа (10 сентября). Противник немедленно установил дальнобойную артиллерию, которая открыла огонь по оставшимся русским судам, и ночью 31 августа (12 сентября) с них были сняты орудия и боеприпасы, а сами корабли — 10 пароходов и 1 транспорт — подожжены и затоплены. Оборона крепости закончилась. Это был поединок невиданной до этого напряженности. В течение его обороняющиеся выпустили 1 027 000 снарядов, союзники — 1 356 000; русские израсходовали 16 560 000 патронов, союзники — 28 500 000; союзники израсходовали 271 650 пудов пороха, русские — 160 000 пудов, за все время осады на поле боя у нас выбыло из строя 102 669 чел., у противника — 54 000.

Несмотря на потрясающие воображение британских и французских политиков потери, это был крупный успех коалиции. Разрушенный Севастополь действительно представлял собой окровавленные развалины, но союзники сумели помародерствовать и там. Как всегда, на этом поприще прежде всего отличились французы. Как и в 1812 г. в Москве, они начали грабеж, но на этот раз грабеж руин и кладбищ. Была разграблена кладбищенская церковь, осквернены ее иконы. Французские пехотинцы вскрыли и ограбили даже могилы русских адмиралов, а колокол Свято-Николаевского Морского собора был вывезен как трофей и установлен в соборе Парижской Богоматери (украденный колокол был возвращен в 1913 г. президентом Франции как свидетельство русско-французской дружбы в новых внешнеполитических условиях).

Последним действием коалиции стала атака крепости Кинбурн. 7 октября из Балаклавы и Камышовой бухты вышло 40 французских и 50 английских судов вместе с десантом — 5500 англичан и 4000 французов. Эти силы были выделены против небольшого и слабого форта, расположенного на косе у входа в Днепровский лиман. Крепость была перестроена из старого турецкого укрепления в 1793 г. В мирное время здесь могли расположиться не более 400 чел. В форте имелось около 100 старых и негодных к стрельбе орудий, 78 — 18‑ и 24-фунтовых пушек и 10 мортир. Пушки, обращенные к морю, имели запас в 150, а к лиману — 120 зарядов. В погребах не хватало положенного запаса бомб и ядер. Гарнизон состоял из 37 офицеров и 1427 солдат, большая часть из которых была необученными новобранцами.

Здесь впервые на практике прошли испытания пяти броненосных плавучих батарей, выстроенных по приказу Наполеона III. Первоначально предполагалось использовать их в действиях на Балтике, но потом они были направлены на Черное море. 15−16 октября около 90 кораблей союзников обстреливали Кинбурн с дальних дистанций, 17 октября в бой на ближней дистанции вступили французские броненосцы, против которых русская артиллерия была беспомощна. Три плавучие батареи — «Девастасьон», «Лав», «Тоннант» — подошли на 375 сажень, каждая стреляла из 15 — 19,5-дюймовых орудий. Русские комендоры добились не менее 135 попаданий в два бронированных корабля, но ядра не нанесли им почти никакого ущерба. Противник потерял 2 убитых и 25 раненых, гарнизон 20 убитых и 60 раненых. Исчерпав возможности сопротивления, крепость сдалась.

Карло Боссоли. Севастополь. Балаклава. 1842

Условия были почетными: офицерам сохранялось холодное оружие, коменданту при выходе из крепости отдавались воинские почести, женщин отпускали на Родину. Тяжелораненые были доставлены морем в Одессу — по сложившейся традиции, союзники не оказали им никакой помощи. Так как комендант принял решение о сдаче самовольно, без созыва военного совета, то по возвращении из плена в марте 1856 г. он был отдан под суд и признан виновным. Никаких реальных последствий падение Кинбурна не имело, развивать свой успех в направлении Николаева на Буге или Симферополя англичане и французы не решились. Их попытки ограничились входом двух канонерских лодок в Бугский лиман. После обстрела русскими батареями и штуцерниками они покинули его.

Реакция на падение Севастополя была болезненной. Впечатление было очень сильным — в Царском Селе солдаты и крестьяне плакали на улицах. «Самые черные слухи ходят о положении и расположении нашей армии. — отмечал сенатор К. Н. Лебедев, находившийся тогда в Москве. — Многие считают положение наше в Крыму невозможным. Многие ждут великих поражений до осени». Тем не менее, по донесениям австрийских дипломатов, после этого успеха союзников в России не последовало ни отчаяния, ни голосов, призывавших к миру любой ценой. Пелисье, после успеха под Севастополем, категорически не хотел рисковать своими лаврами и противился планам любого наступления вообще и удаления от морских берегов в частности. Имея в Крыму 200-тысячную армию, союзники по-прежнему контролировали лишь занимаемые их войсками позиции. Наиболее воинственно по-прежнему был настроен Лондон. В известном смысле эти настроения были неизбежны.

В Европе распространилось убеждение, что британская армия слаба, лишена талантливых руководителей, а успехи в Крыму целиком принадлежат французам. Пальмерстон был уверен в успехе кампании 1856 года — он намечал в качестве целей Херсон, Николаев, Гельсингфорс, Кронштадт и Петербург. Министр призывал к продолжению военных действий, предлагая перенести военные действия на Балтику, создать там флот из 225 вымпелов и обещал в этом случае «расколотить русских» к октябрю 1856 г. Эти бодрые призывы не были поддержаны Наполеоном III. Активность Пальмерстона была легко объяснимой — он по-прежнему мечтал выбить Россию из Крыма, Кавказа, Финляндии и конгрессовой Польши и минимизировать влияние Петербурга в послевоенной Европе. Впрочем, осенью 1855 г. ему было необходимо и восстановить военный престиж Англии, опустившийся в результате войны до весьма низкого уровня.

Решить столь сложные задачи самостоятельно британский премьер не мог. В любых более или менее масштабных активных операциях на земле ударной силой должны были выступать французы. Британия могла увеличить свои военные расходы, заказать строительство сотен паровых судов, обеспечить, наконец, свой экспедиционный корпус в изобилии палатками, одеялами, продовольствием и боеприпасами, но она не могла:

1) резко увеличить численность своей армии без существенных изменений законодательства и отказа от наемной системы комплектования своих Вооруженных сил. Попытки компенсировать потери за счет вербовки иностранцев успеха не имели. В США, например, эта деятельность в конце концов вызвала раздражение властей, один из агентов-вербовщиков был арестован;

2) вернуть довоенное качество потерянной в первую зимовку профессиональной армии без значительного периода подготовки;

3) вернуть войне с Россией популярность первых дней, потерянную под влиянием потерь в Крыму.

Пластуны под Севастополем. 1874

Джингоистские настроения в британском обществе ослабли, правительство так долго убеждало его в том, что падение Севастополя было основной целью войны, что мобилизовать потенциал своей страны для ее продолжения Лондон уже не мог. Фактически Пальмерстон предлагал вести войну с Россией «до последнего французского солдата». Между тем воинственность Франции под влиянием потерь также значительно ослабела, а без французской армии сколько-нибудь серьезные действия были невозможны. Так, во всяком случае, считало британское правительство, ответив категорическим отказом на предложение Пальмерстона вести активные военные действия с помощью итальянцев, в случае если последует отказ помочь со стороны Франции. Последняя, кстати, также исчерпала те человеческие ресурсы, к которым можно было бы прибегнуть без отказа от конскрипции и введения призывной системы (отмененной еще Хартией 1814 года), на что Вторая империя не смогла решиться за все время своего существования.

До 1853 г. под знамена ежегодно призывалось 80 тыс., в 1853—1855 гг. — 140 тыс., и с 1856 г. — 100 тыс. чел., т. е. приблизительно 1/5 всех мужчин 20-летнего возраста. Система делала выгодной сверхсрочную службу и связывала армию ветеранов с династией, но практически лишала страну обученного резерва. Гарнизоны во Франции, за исключением столицы и наиболее крупных городов, были практически полностью лишены пехоты и превратились в рекрутские депо и склады. Последнее неудивительно — вся французская пехота перед войной насчитывала 330 тыс. чел.

Война с самого начала была плохо организована — кадров для армии не хватало, офицеров и унтер-офицеров снимали из частей, остававшихся во Франции. Для сбора 1 полка в Крым приходилось фактически приводить в беспорядок 4−6 остальных. Тылы были готовы не лучше. За время войны от холеры и тифа умерло около 63 тыс. французов, а общие их потери составили около 100 000 чел., т. е. был потерян каждый третий из общего количества солдат, посланных Парижем на восток. Это означает, что практически вся французская армия прошла через Крым, и треть оттуда не вернулась. Солдаты и офицеры, конечно, умирали не только в России. В декабре 1855 г. во французской армии в Крыму началась эпидемия тифа, продолжавшаяся до апреля 1856 г. Численность больных в тыловом госпитале в Константинополе быстро достигла 20 тыс. чел., смертность была весьма высокой. Война привела к резкому росту цен на продовольствие, что делало ее продолжение весьма непопулярным и в Париже, и в провинции. Правительство вынуждено было прибегнуть к займу в 1 500 000 500 франков, что привело к обострению недовольства.

Александр Дейнека. Севастополь. Порт. 1934

Наполеон между тем мечтал о масштабной перекройке русских границ и о таких изменениях в европейском порядке, которые дали бы ему возможность присоединить левый берег Рейна. Его планы включали в себя уже не только восстановление независимости Польши, «Черкесии», возвращение Финляндии Швеции, а и начало дробления Австрии — выделение из нее самостоятельной Венгрии, обмене Ломбардо-Венецианской области на Дунайские княжества и т.п. Амбиции императора французов не совпадали с его возможностями. Режим, созданный в результате переворота, не мог позволить себе слишком долгой и тяжелой войны. Настроения французского общества исключали возможность дальнейшего активного сотрудничества французов с англичанами, и правительство не могло с этим не считаться. Осенью 1855 г. Наполеон III в разговорах с иностранными дипломатами стал публично говорить о том, какое отвращение у него вызывает неизбежная жестокость войны. Не отказываясь от своих планов, он стал думать о возможности хотя бы частичной их реализации путем переговоров, на мирном конгрессе, который обязательно должен был бы собраться в Париже и разрушить систему, построенную в 1815 г. в Вене.

Между тем война продолжалась. Достижения союзников были несколько смягчены ходом дел в Закавказье и Малой Азии.