«Европа… — страна замечательно красивая, изобилует всякого рода плодовыми деревьями, и исключительно плодородная, и из смертных один только царь достоин обладать ею». — Геродот. История. Книга Седьмая. Полигимния.

Идея о том, что обитаемый мир — Ойкумена состоит из трех частей света: Европы, Азии и Ливии исходит из эпохи Античности от древних греков. Вместе с тем, древним грекам принадлежит идея о тождественности частей света различным человеческим цивилизациям, сущность которых определяли ценности. Европа в лице Эллады, по мнению Аристотеля, была населена свободными людьми, Азия — варварами, несвободная участь которых предопределяла им быть рабами свободных людей. Варвары-азиаты — это существа иной, низшей сравнительно с эллинами, природы, незнакомые ни с законами, ни со справедливостью, неспособные к умственному труду и высокому искусству. Однако северные и восточные пределы Европы были неизвестны античным географам.

Что касается границ, то части света отождествлялись античными учеными с материками или островами, отграничиваемыми или реками — Нилом и Танаисом (Дон), либо перешейками между морями — Каспийским и Понтийским или на Синае между Красным и Средиземным морями. Поэтому уже к эпохе географа Страбона (ок. 64/63 до н. э. — ок. 23/24 н. э.) в античной географической науке существовало мнение о том, что на северо-востоке Европу отделяет от Азии река Танаис (Дон). Положение о том, что Европу отделяет от Азии Урал, родилось достаточно пóзднее — в 1720 году и принадлежит основателю российской научной истории и географии Василию Татищеву (ум. 1750). Подобное чисто условное географическое решение имело логику. Оно было рождено в эпоху петровских реформ и было связано с тогдашней идеологией модернизации России. Именно петровская эпоха ответственна за цивилизационную раздвоенность русского сознания, в том числе, благодаря заложенной в это время Татищевым географической парадигме, являющейся на поверку крайне важной для цивилизационного сознания абстракцией.

Вот уже два столетия — с момента споров славянофилов и западников нас подводит география. Ранее в Средневековье география определялась Священным писанием. По основанной на нем концепции Повести временных лет (начало ХII века) Русь, как и Западная Европа со Скандинавией, была отнесена к Яфетовой части: «По размѣшеньи же столпа и по раздѣленьи языкъ прияша сынове Симови въсточныя страны, а Хамови сынове полуденьныя страны. Афетови же прияша западъ и полунощныя страны… В Афетовѣ же части сѣдять русь, чюдь и вси языци». Далее проблема отличия русских от европейцев решалась с позиции Спасения души. С точки зрения европейцев в Средневековье, Европа была тождественна Христианскому миру. В подобной парадигме в ХVII веке в Европе могла активно обсуждаться проблема «христиане ли русские», поскольку мнение о том, что русские — схизматики к тому времени там было всеобщим. Что касается самих русских, то они полагали европейцев еретиками, а самих себя истинными христианами — православными. Отметим здесь, что эта религиозная концепция разделения частей света была более адекватна цивилизационному разделению между европейцами и русскими.

Факт киевского Майдана ноября-декабря 2013 года в очередной раз выявил проблему не столько цивилизационного выбора, сколько кризиса цивилизационной идентичности населения пространств бывшего СССР. Обитатели Майдана вообразили себя «свободными эллинами» в то время как сами «эллины» видят в них «варваров». Ирония нашего времени: «истинные эллины» даже не предполагают брать этих «варваров» в рабство при том обстоятельстве, что они не намерены оставлять им их природу.

С лета 2013 года в России активно обсуждается проблема нового единого учебника истории. В конце октября 2013 года на сайте Российского исторического общества была опубликована «Концепция нового учебно-методического комплекса по Отечественной истории», являющегося проектом-каркасом нового единого учебника истории.(1) Историко-культурный стандарт представляет собой «научную основу» содержания школьного исторического образования. Он может быть применим как к базовому, так и к профильному — углубленному уровню изучения истории и гуманитарных дисциплин.

Концепция, по замыслу ее создателей, ориентирована на формирование единого культурно-исторического пространства Российской Федерации. Однако в вводной части создатели комплекса говорят лишь о «непрерывном процессе обретения национальной идентичности» и задаче формирования «гражданской идентичности», что, с нашей точки зрения, явно недостаточно, поскольку под «единым культурно-историческим пространством» надо понимать не «национальное пространство» — опыт минувших 20-ти лет продемонстрировал проблематичность создания у нас нации европейского типа, но пространство цивилизационное.

Далее мы прокомментируем избранные абзацы из «Концепция нового учебно-методического комплекса по отечественной истории» с точки зрения проблемы формирования цивилизационной идентичности у российских школьников и населения в целом. При этом мы прибегнем к обширному цитированию.

Раздел I комплекса под названием «От Древней Руси к Российскому государству» начинается следующим абзацем: «В ходе расселения славян по Восточноевропейской равнине в VI — VIII вв., являвшего собой завершающий этап т. н. Великого переселения народов — грандиозного миграционного движения, охватившего в I тыс. н.э. Евразийский континент, сложилась восточная ветвь славянства. В Восточной Европе сформировалось более десятка крупных славянских догосударственных общностей, в каждой из которых были собственные князья… Древнерусское государство было одним из самых крупных в Европе и играло видную роль в международных отношениях». Итак, в курс единого учебника по истории сразу же вводятся такие понятия, как «Восточноевропейская равнина» и «Восточная Европа». Понятие «Восточная Европа» предполагает существование «Центральной Европы» и «Западной Европы». Из означенного абзаца не трудно понять, что Восточная Европа включает в себя пространство, отделенное от Центральной Европы условно реками Буг и Сан — «линия Керзона». Т. е. современная концепция образования предполагает включение пространства «Восточного партнерства» — современной Белоруссии, Украины и Прибалтики, геополитически оспариваемого ЕС и США у России. Все «недоброжелатели» России в эпоху Нового и Новейшего времени от Карла Маркса до Гитлера мечтали об «изгнании» России из Европы в Азию. Создатели концепции включают термин контекстно-зависимый и изменчивый. В одном документе ООН признается, что есть «почти так же много определений Восточной Европы, как областей науки», и «каждая оценка пространственных тождеств — по существу социальная и культурная конструкция». Термин «Восточная Европа» не имеет четкого однозначного определения, и носит яркую политическую окраску. События краха СССР и его блока продемонстрировали, что некоторые страны (Венгрия, Чехия, Словакия, Польша, Прибалтика), ранее включавшиеся в этот регион, продемонстрировали стремление из него выйти, а другие страны (Грузия и Азербайджан), напротив, стремятся в него войти. Включение России в Европу самими русскими в эпоху Петра Великого с определением границы по Уралу, идеологически служащее делу петровской модернизации, может быть и инструментом, направленным против интересов России. Разобраться со всеми премудростями геополитики здесь в школьном курсе не представляется возможным. Тем не менее, изначально формирующееся цивилизационное сознание у школьника получает импульс для расщепления. Разумеется, на школьных курсах географии можно разъяснить условность границы между Европой и Азией, можно и объяснить, что географическое понятие «Восточная Европа» и «Восточноевропейская равнина» искусственны и возникли недавно. Здесь, может быть, лучше было бы использовать вместо «Восточноевропейская» другое применяющееся название — «Русская равнина».

И, тем не менее, в сознание учащегося вводится мысль, что Россия — это неотъемлемая часть Европы, ее восточная оконечность. Более того, утверждается, что «древнерусское государство было одним из самых крупных в Европе», т. е. государством европейским. Означенное положение становится предпосылкой идеи, что в случае отсечения от современной России азиатской ее части, оставшаяся ее часть «вернется» в Европу, в которой сможет быть «крупнейшим» национальным государством. Ведь так было раньше. Об этом пишет школьный учебник. В частности, о таком варианте развития событий мечтают академик Юрий Пивоваров и журналист Евгения Альбац. С нашей точки зрения, в означенном разделе важно донести до учащихся другое — Древняя Русь возникла на пространстве, которое лежало вне пределов античной ойкумены, на территории, на которой ранее не было человеческой цивилизации. Может кому-либо покажется незначимым фактом, но на территории современной Европы и сейчас зримо видна культурная разница территорий, лежащих по обе стороны от римского лимеса. Не трудно догадаться, какая территория демонстрирует при этом большее развитие. С точки зрения культуры, существенно то, что территория Древней Руси никогда дотоле не знала римского права. Т. е. надо подчеркивать, что Русь возникла на пространстве, лежавшем вне Римской империи и ее наследника Христианского мира — Европы.

Читаем дальше «Концепцию нового учебно-методического комплекса по отечественной истории»: «В конце X в. на Руси было принято христианство в его восточном, православном варианте, что предопределило путь культурного развития страны и оказало огромное влияние на картину мира и систему представлений человека того времени. Формирование государства и принятие христианства являлись составными частями процессов политогенеза и христианизации, охвативших в конце I тыс. н. э. большую часть Евразийского континента». С последним положением вряд ли можно согласиться, памятуя о том, что Евразийский континент охватывает пространство всей Европы и Азии, включая Китай, Индию и Индокитай. Что касается прочего, то с ним можно согласиться, но только с тем условием, что принятие христианства означало включение Руси в культурный мир. Факт этот знаменовал рождение цивилизации. Но здесь нужно суметь разъяснить учащимся, с одной стороны, отличия православия от католичества, при том условии, что православие — духовную основу нашей цивилизации недопустимо рассматривать, как просто некий «православный вариант». Православие — это не «вариант» христианства (толерантность здесь недопустима), а подлинное христианство, его «правильное учение», которое приняли русские от греков, потому что они так сами решили. Означенное положение не может быть в школьном курсе предметом для рефлексий, сомнений и споров.

«Социально-экономический и общественно-политический строй Древнерусского государства, хотя и имел целый ряд специфических черт, тем не менее, во многом был схож со строем соседних европейских государств: Польши, Чехии, Венгрии». С этой идеей можно согласиться, но только с тем условиям, что с точки зрения Старой Европы Польша, Венгрия и Чехия в ХI веке были только-только включены из варварской периферии в состав Христианского мира и их принадлежность к Европе (за исключением Чехии) даже в позднее Средневековье ставилась под вопрос самими европейцами. Известный тезис того времени. Вопрос: где кончается Европа? Ответ: сразу же за восточной заставой Вены.

«Период с середины XIII по XV столетие — время кардинальных перемен в судьбе Руси. Сильнейшим государством Восточной Европы и северо-западной части Азии стала теперь Орда». Итак, оказывается Орда — это не один из улусов Монгольской империи, включавшей в себя и Китай, а государство, разделенное пространством между Восточной Европой и северо-западной частью Азии. Что такое последнее? Вероятно, современная Западная Сибирь. Но в состав Орды входил и Хорезм, а это современная Средняя или Центральная Азия. Между тем, мы опять видим в данном случае след искусственной постпетровской концепции о Восточной Европе от Буга до Урала. Ведь территориальным стержнем Орды была Великая степь, которая внутри себя не знала разделения на Европу и Азию. Тем не менее, для цельной культуры кочевников идеологами евразийства был выбран двусмысленный и тем уже несовершенный термин «Евразия».

Читаем далее: «В Новгороде и Пскове сложился республиканский строй, имевший черты сходства с западноевропейскими городскими коммунами». Это совершенно ложная европоцентристская идея, которая постоянно репродуцируется в нашей историографии с момента зарождения в России либерализма. Опубликованный комплекс грамот Новгорода Великого свидетельствует, что главой Новгородского государства после 1263 года был великий князь владимирский (с начала ХIV века — великий князь всея Руси).(2) Новгород входил в состав Орды, будучи ее дальней периферией. Каждый получавший от Орды санкцию новый великий князь автоматически становился новгородским князем. Избрание князей на вече с этого времени не практиковалось в Новгороде. Великий князь исполнял свои обязанности в Новгороде посредством наместника. Для обеспечения великого князя на территории Новгородской земли существовали компактные территории — княжеские волости или княжщины. Другое дело, что отношения великого князя с новгородской общиной строились на основании договора, чего не было на остальной части Руси. Является ложной и идея о сходстве Новгорода с западноевропейскими городскими коммунами. Санкт-Петербургский историк проф. Игорь Фроянов со своей школой доказывают типологическое сходство новгородской общины с городами эпохи Ахейской Греции. В этой концепции по своим социально-экономическим показателям Новгород архаичен и похож не на Венецию, Геную, Гамбург, Бремен и т. д., а на Микены Тиринф и Пилос времен Троянской войны.

Проблема нашей отечественной медиевистики — базовой истории для становления нашей цивилизационной и национальной идентичности — является то, что она оперирует понятиями, взятыми из оборота чуждой нам европейской цивилизации. Отсюда идет постоянная разрушительная путаница смыслов. Для написания новой истории России, прежде всего, нужно определение смыслов на основе кропотливой работы с понятиями, извлекаемыми из наших исторических источников. Нужно просто определить и договориться, что то или иное слово значили. После этого придет понимание. Подобная работа в частном случае показала бы, что понятие «Новгородская республика» не соответствует сути подлинного явления нашей истории.

Читаем далее: «В XV столетии политическая карта Восточной Европы выглядела совсем иначе, чем до монгольского нашествия… Единое Русское (Российское) государство, складывавшееся на основе Великого княжества Московского, к концу XV в. освободилось от ордынской зависимости, стало крупнейшим в Европе по размерам территории и включилось в европейскую систему международных отношений».

Между тем, в самой Европе этот процесс рассматривается совершенно с иной точки зрения: во второй половине ХV века на границах Христианского мира (Европы) возникают две деспотические империи — Османская и Российская, которые начинают систематическое военное давление на Европу с завоеванием ее территорий. Османская империя, полагают они, была остановлена европейцами под Веной в 1682 году и окончательно оттеснена к 1921 году, а Российская — в 1991 году. Вот вам и «включение в европейскую систему международных отношений». Россия включилась в эту систему, как чуждый и враждебный для Европы фактор, вызывающий раздражение европейцев. И потом основа основ российской системы — созданная в России в конце ХV века военно-служилая корпорация при абсолютном господстве государственной земельной собственности напоминала современникам Османскую империю, а не феодальную систему Европы. Здесь надо отметить и то, что базовое понятие для России ХVI-ХVII века как «Государев двор» — универсальная функциональная система номенклатурной государственной службы не нашла достаточного отражения в предлагаемом Комплексе.

«Российское государство формируется как многонациональная держава, где приобретали опыт мирного сосуществования различные в цивилизационном и конфессиональном плане народы… В первой трети XVI века, с присоединением Псковской, Смоленской и Рязанской земель, завершилось формирование единого Российского государства. Россия двигалась в общем русле исторического развития с рядом европейских стран, в частности, Англией, Францией и Испанией, где на рубеже XV-XVI вв. также завершился процесс формирования единых национальных государств, пришедших на смену периоду раздробленности… Самодержавие сосуществовало с сословными учреждениями — периодически созываемыми с середины XVI столетия Земскими соборами и выборными земскими властями на местах». Во-первых, в использовании здесь термина «многонациональная держава» очевидна некая стеснительность в использовании термина «империя». И потом в России, по мнению авторов концепции, создается «многонациональная держава», а в Европе «национальные государства». Что же здесь общего? Ниже составители Комплекса полагают, что «империей» Россия стала при Петре I. Очевидно, что это не так. «Царем» (цесарем) титуловал себя еще основатель нашего государства Иван III. В его государстве уже отмечен фактор многонациональности. Королевство Дания и Ливонский орден признавали за Иваном III царский титул. Существенно другое. Нам опять предлагают идею о том, что Россия в новый исторический период двигалась путем Европы. Европейский путь полагают считать неким универсальным, по которому обязательно проходит и Россия. Очевидная ошибка следует из-за европоцентристской методологии. Так, в частности, Земские соборы в России не были сословными учреждениями, а сословий в европейском понимании этого слова в России в это время не было. Все население России тогда делилось по принципу отношения к государству на тех, кто служил, и тех, кто нес тягло — платил налоги. У Земских соборов не было ничего общего с парламентскими учреждениями Европы тем более, поскольку парламентаризм из них не вырос.

Далее мы читаем: «Царская власть приобрела ярко выраженный деспотический характер… Укреплению монархической власти и централизации страны способствовало создание системы органов центрального управления — приказов, служащие которых всецело зависели от царя. Схожие процессы, связанные с параллельным развитием абсолютистских тенденций и ростом политического значения органов сословного представительства, протекали в XVI-XVII вв. во Франции, Англии и Испании». Если процессы в России и Европе были схожими, да еще шли с «ростом политического значения органов сословного представительства», то при чем здесь тогда развивающийся «деспотизм» — т. е. неограниченная власть — самодержавие? И насколько тогда всеобъемлющ был этот самый деспотизм? Чем он сдерживался? Ответа нет. Зато в сознание учащихся введено понятие, применяемое постоянно к России ее врагами с заведомо негативным значением — «деспотизм».

Этот европоцентристский абзац в комплексе совсем смешон: «Россия в XVII веке так и не смогла, оставаясь отрезанной от океанских торговых путей, что не позволяло стране развиваться в едином русле с великими морскими державами эпохи — Испанией, Англией, Голландией». Авторы, по-видимому, полагают, что в противном случае Россия бы принялась создавать заморскую колониальную империю и заниматься работорговлей неграми между Африканским и Американским континентами. Но вот, например, Османская империя, Персия, Китай — все они не были отрезаны от морских торговых путей и, тем не менее, в русле «великих морских держав» со всем сопутствующим они почему-то не развивались.

«Пути социального развития России вполне совпадали с процессами, имевшими место в других странах Восточной Европы (Германские земли, Речь Посполитая), где в это время происходило укрепление крепостнических порядков». Здесь опять нашим ученикам предлагается европоцентристская точка зрения на явление. Между тем, при внешней схожести т. н. «второе издание крепостничества» в Центральной Европе за Эльбой отличалось от установления зависимости крестьян от помещиков и монастырей в России. Принципиальный момент при всей внешней схожести явлений — основа не та. В Центральной Европе крепостнические отношения развивались на базе частной земельной собственности. В России — на основе государственной, которая поглотила в итоге остальные. Даже петровские и последовавшие реформы землевладения не смогли создать частной земельной собственности в России. Частная земельная собственность не была институализирована в России. Иначе реформа 1861 года была бы невозможна. Для того, чтобы утвердить идею тождественности крепостнических процессов в России и странах Центральной Европы авторы комплекса рассматривают установление крепостного права, как меру, примененную исключительно к крестьянству. «Порожденный затяжной и неудачной Ливонской войной за выход к Балтийскому морю социально-экономический кризис стал причиной начала закрепощения крестьянства», — пишут они. Это в корне ошибочная концепция. При своем учреждении в конце ХVI века крепостное право — это вовсе не «вотчинный режим» управления крестьянством, то есть монастыри и помещики (поместная система возникла до крепостного права), а особый универсальный и всеобщий государственный режим стеснения передвижения податного тяглого населения, включая посадских (горожан), для исправного сбора налогов в казну. При Петре I мера по закрепощению всех созданных сословий, включая помещиков с их обязательной службой, вновь была подтверждена государством.

«XVIII век открыл для России эпоху новой истории, что соответствовало общему направлению развития Европы, большинство стран которой раньше или позже вступили в ту же историческую стадию… Россия окончательно становится одной из ведущих сил системы международных отношений, а российский императорский двор — одним из самых блестящих в Европе». Итак, реформы Петра сделали Россию европейской страной. Однако в ХIХ веке Россия вновь начинает не соответствовать стандарту Европы, поскольку «Девятнадцатый век стал временем социальной, правовой, интеллектуальной, институциональной, экономической перестройки в рамках всего европейского континента. Это время становления и утверждения индустриального общества, оформления правового государства и гражданского общества, складывания наций и национальных государств, расцвета и начала заката европейских империй. В XIX веке формируются основные институты современного общества: демократия, гражданское общество, социальная защищенность и социальное равенство, массовая культура. Россия не составляла исключения в этом движении. Однако специфика ее эволюции заключалась в том, что на эти процессы накладывалась консервация политического режима самодержавия и отдельных социальных институтов… Сложные социальные, политические и национальные проблемы российской жизни решались в условиях обострявшейся внешнеполитической ситуации. Россия, будучи великой европейской державой, вовлекалась в международные конфликты и вынуждена была искать свое место в рамках нарождавшейся блоковой системы, из-за которой мировая война становилась неизбежной… Почти одновременно распались четыре империи — Российская, Австро-Венгерская, Германская и Османская». Итак, России окончательно стать европейской страной в ХIХ веке препятствовали «институты» власти, но Россия при этом все равно «великая европейская держава». Когда же эти институты попытались изменить в 1905-1917 годах, последовала катастрофа. Почему? Комплекс, ориентированный на европоцентристскую идеологию, не может объяснить это. А ведь, фактически, сейчас эксперимент повторяют, но все с тем же результатом.

Россия и Европа стали центральным пунктом общественных дебатов, начиная с 1840-х годов. Идея о европейской перспективе присутствовала в российской общественной мысли перед Великой Русской революцией 1905-1921 годов, присутствует она и сейчас. Что касается «институтов», то нашим «либералам» кажется, что стоит лишь учредить парламент с многопартийностью, и Россия наконец-то станет европейской страной. Однако опыт, как 1917-1921 годов, так 1990-2000 свидетельствует, что главным препятствием на подобном пути развития являются вовсе не институты, а само общество, которое по базисным своим параметрам не является европейским.

И потом «закат» и «распад» европейских империй рассматривается в Концепции, как результат некоего общественного закономерного тренда. Сразу на ум приходит банальное из эпохи Перестройки: «Все империи распадаются». Между тем, в исторической реалии этот итог был связан с поражением этих империй в Мировой войне и победе других. Показательно, что далее в тексте концепции на всем протяжении советского периода слово «Европа» выпадает из словоупотребления так, что даже Великую Отечественную войну СССР (России) они рассматривают как конфликт с национальным государством — Германией и ее союзниками, также национальными государствами, а не с Европой — со строящейся в ней новой империей, т. н. III Рейхом. В этом аспекте изложения отношений России и Европы текст концепции вновь демонстрирует свой изъян. А, между тем, в самой Европе — странах Европейского Союза означенный конфликт между Германией и СССР в 1941-1945 году рассматривается, как конфликт Европы и России, поскольку российское вторжение в Центральную Европу и присоединение Прибалтики рассматриваются не как «освобождение», а как «завоевание», осуществленное внешней чуждой цивилизационной силой. Можно в очередной раз констатировать, что наша формально «проевропейская» концепция истории кардинально не соответствует концепции европейской из-за отказа от признания факта того, что война 1941-1945 годов была военным конфликтом между Россией и Европой. Аналогичным образом в новом едином учебнике следует рассматривать Отечественную войну 1812 года не просто, как русско-французскую войну, имеющую освободительный характер, или войну с Наполеоном, а как войну России с объединенными силами Европы, войну имеющую геополитический характер. Наполеон пытался удалить фактор влияния России в Европе. Соответствующим образом следует рассматривать и Крымскую войну 1853-1855 годов.

Подведем итог. Предложенная московскими столичными историками концепция нового учебно-методического комплекса по отечественной истории содержит серьезный изъян — европоцентристский подход к истории России. Подобного рода концепция формирует расщепленное цивилизационное сознание, которое у российской интеллигенции приобретает характер чуждого и враждебного России миросозерцания. Однако в цивилизационном плане это квази идентичность, поскольку она не опирается на действительность и опыт. Существенно и то, что сами европейцы носителей подобного рода идентичности не признают за своих. Другой стороной квази цивилизационной идентичности является кризисное сознание, которое в основе своей непродуктивно для созидания.

Следует признать и то, что предложенная московскими историками концепция единого учебника не является чем-то новым. Она опирается на солидную традицию, истоки которой уходят в эпоху Петровским реформ, которые помимо поверхностной европеизации и наук, в конечном счете, стоили нашему обществу в ХХ веке Великой Русской революции с ее гекатомбами жертв. В советское время европоцентристская концепция истории базировалась на идею антикапитализма, производной формой от которой была идеологическая идея «другой Европы», а не отличной от Европы цивилизации.

С тем, что нам предлагают авторы концепции нового единого учебника, надо заниматься не созданием Евразийского Союза, а таким бессмысленным занятием, как «строительство» «Европы от Лиссабона до Владивостока». Эпизод с Украиной 2013 года демонстрирует, что в этом плане европейцы согласны на одно — нам быть даже не колонией, а бесправной периферией, население которой должно быть счастливо в том случае, если его будут эксплуатировать. По большей части не будет и этого. Европейцам, в первую очередь, нужны ресурсы, а люди только в качестве таковых в определяемом ими количестве. Украинцы на Майдане демонстрируют, что они согласны на подобный вариант, поскольку они — «европейцы». Псевдо европейцы, заметим мы.

Между тем, и среди российской интеллигенции заметно идейное течение, которое проповедует мысль необходимости «распасться, чтобы стать Европой», т. е. ликвидации России. Все это прямой результат отсутствия цивилизационной идентичности. В крайнем варианте, у отдельных групп интеллигенции — они незначительны и маргинальны наблюдается формирование квази национальных идентичностей. Авторы нового учебно-методического комплекса по Отечественной истории хотели бы, чтобы предложенная ими концепция выступала в качестве общественного договора. Не получается. Концепция, помимо «патриотов», с такой же предопределенностью из-за заложенных в ней идей будет формировать «нигилистов», одержимых страстью реформирования для приближения к недостижимому европейскому образцу.

Что делать в подобной ситуации? Император Цинь Шихуанди в конце своего царствования приказал сжечь все книги, кроме трактатов о сельском хозяйстве, медицине и гаданиях, и закопать 460 философов, чем сразу закрыл соперничество 100 школ эпохи сражавшихся царств. Результатом подобного рода деяния стало утверждение при следующем царстве конфуцианства в качестве официальной идеологии Китая. Именно конфуцианство создало прочнейший ничем неодолимый стержень цивилизационной идентичности китайцев. «Решение императора Цинь» — это, разумеется, крайность, которая может стать реальностью при дальнейшем развитии кризиса идентичности в России, ведущий к углублению новейшей Смуты.

Для нас очевидно другое, предложенную «Концепцию» нельзя просто исправить заменой понятий. Нельзя просто поменять, переписав с «Восточной Европы» на «Евразию», а потом рассказывать ученикам, что Россия — это родина слонов, используя через слово: «Евразия» и «евразийский».

Очевидно, что предложенная концепция ушла от формационного подхода, и достижением является отсутствие в комплексе европоцентристских понятий «феодализм» и «феодальный». Однако этого недостаточно. Изучив текст предложенной концепции нового учебно-методического комплекса по Отечественной истории, мы полагаем, что желательным было бы создание нескольких альтернативных проектов при заданных государством идеологических параметрах. Крайне необходимо участие в проекте санкт-петербургской школы истории, которая всегда славилась в России источниковедческим подходом, в отличие от Московской, порождавшей теории. Нужна конкуренция идей вне либерального дискурса развития России. В основу трактовок истории периода Киевской Руси, как предыстории России, необходимо использовать, несмотря на ее некоторую историографичность, концепцию проф. И. Я. Фроянова, очищенную от ненужной сейчас марксистской терминологии. В изложении Московского периода за основу необходимо взять работы академика С. Б. Веселовского и проф. Р. Г. Скрынникова. Смуты — Р. Г. Скрынникова и его школы, а также А. Л. Станиславского. Для истории ХVII века важна работа П. В. Седова. Для последующего периода культурного перелома необходимо обратить внимание на «Очерки истории русской культуры» профессора П. Н. Милюкова, если отвлечься от их либерального дискурса.

И самое главное. В основу нового единого учебника истории России должна быть положена концепция академика Л. В. Милова.(3)

Дмитрий Семушин (Архангельск)

Источники:

(1) Текст концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории

//http://rushistory.org/wp-content/uploads/2013/11/2013.10.31-%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BF%D1%86%D0%B8%D1%8F_%D1%84%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BB.pdf

(2) Грамоты Великого Новгорода и Пскова. Ред. С.Н.Валк. М., Л., 1949.

(3) Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса

http://statehistory.ru/3039/Prirodno-klimaticheskiy-faktor-i-osobennosti-rossiyskogo-istoricheskogo-protsessa/