В тупике либерализма: во что верит правительство России?

Российские экономические власти по-прежнему остаются в плену той экономической доктрины, которая сначала завела РФ в период затяжной стагнации, а теперь грозит ей усугублением кризиса, если, конечно, правительственный курс не изменится радикально. Чаще всего эту доктрину именуют либерализмом, хотя, глядя на то, что происходит в РФ, правильнее было бы назвать ее неолиберальным экстремизмом или, по крайней мере, рыночным фундаментализмом.

Прежде чем начать, сразу оговоримся: практически никто из тех, кто играет в экономическом блоке правительства ключевую роль, уже давно не выступает с проповедью радикальных и глубоких рыночных преобразований. Память о 1990-х годах всё еще слишком крепка, и либералы не могут позволить себе былой откровенности, которая может обернуться крайне неприятными последствиями для любого незадачливого рыночника, пробравшегося в большую политику. Конечно, периодически их потаенные мысли не сдерживаются, но в целом правительственные чиновники предпочитают скрывать постыдные наклонности.

Более того, в сложившейся ситуации наиболее видные деятели российского экономического либерализма (например, нынешний глава Счетной палаты РФ Алексей Кудрин) готовы даже вести разговоры о социальной помощи, поддержке нуждающихся за счет государства и так далее. Но это все блёстки. Ядро того экономического вероучения, которое исповедует российское правительство, остается неизменным. И эта религия по-прежнему требует усиления рыночных механизмов, снижения роли государства, большей приватизации, большего числа платных услуг и в целом коммерциализации как можно большей части окружающей нас реальности. Об этом, в частности, говорили и на площадке Петербургского международного экономического форума в июне 2021 года и наверняка будут говорить снова и снова.

Можно сказать, что де-факто в РФ продолжается ползучая реализация тех экономических идей, которыми в свое время руководствовались такие деятели, как Людвиг фон Мизес,Фридрих фон Хайек или даже Милтон Фридман. Уже упоминавшийся выше Кудрин, например, не перестает переживать о том, что в российской экономике все еще велика доля государства. Кроме того, он настаивает на повышении доли частного сектора в экономике и одобрительно высказывается о приватизации государственных предприятий. Министр финансов РФ Антон Силуанов в свое время откровенничал в аналогичном духе и говорил, что «было бы очень здорово», если бы удалось снизить долю государства в экономике.

Однако было бы в высшей степени наивно полагать, что российские правительственные чиновники — это просто горстка либеральных сектантов. Несмотря на горький опыт последнего тридцатилетия, экономический либерализм как мировоззрение крепко-накрепко поселился в головах многих и многих наших соотечественников. И чем эти соотечественники моложе, тем сильнее их мозги поражены этой лженаучной, античеловечной, фундаментально лживой и эмпирически недоказуемой концепцией. Ее наиболее токсичной разновидностью стало необыкновенно популярное среди российской молодежи либертарианство, сиречь тот же крайний либерализм, но не требующий даже минимальных знаний и даже очень ограниченных интеллектуальных ресурсов.

Разумеется, такой относительный триумф либеральной идеологии был бы невозможен, если бы российские власти на протяжении долгих лет не проводили систематической политики по разрушению образования и девальвации научного знания. Как результат, школы все чаще выпускают в жизнь очень современного, подстриженного по последней хипстерской моде, увешанного гаджетами безграмотного идиота. Причем особый ужас вселяет не столько его невежество, сколько его абсолютная убежденность в том, что он действительно что-то понимает. Загляните в социальные сети таких людей, и вы убедитесь.

Но что в действительности стоит за либерально-рыночным экстремизмом? Ничего, кроме классового интереса тех господ, которые заказывают музыку. Ни один из ключевых постулатов экономического либерализма не прошел проверку временем и опытом. Ни одно из основных его положений не может считаться полностью доказанным. Перед нами очень выгодный миф. И за поддержание жизнеспособности этого мифа хозяева жизни готовы платить, выделяя гранты, выдавая нобелевские премии по экономике, открывая соответствующим образом ориентированные высшие школы, финансируя издание соответствующей литературы и так далее.

Но из чего состоит этот миф? Во-первых, его апологеты обвиняют своих противников в таких грехах, которых они не только не чураются, но и в которых виновны в гораздо большей степени. Например, это критика марксистского учения за то, что оно будто бы свело все многообразие человеческой истории, всю ее сложность и красоту к убогому экономическому детерминизму. Справедливость этих обвинений оставим на совести их авторов и обратим внимание на тот простой факт, что если Маркс ставил во главу угла экономику, то либеральный фундаментализм и вовсе сводит все лишь к одной части экономической действительности — к рынку.

Другой пример касается добровольности. Дескать, социалистические эксперименты провалились, так как соответствующие экономические модели насаждались сверху злым государством. А вот, мол, рыночная экономика — это другое дело: там будто бы все вырастало естественным порядком, добровольно, и все были счастливы. Разумеется, это неправда. История большинства европейских стран переполнена примерами того, как целые народы загонялись в рамки новой рыночной, капиталистической экономики. И, разумеется, не был этот процесс ни мирным, ни добровольным.

Как пишет российский социолог Борис Кагарлицкий, «в реальной истории «западное» государство постоянно выступало и по отношению к собственным подданным, и по отношению к внешнему миру в качестве неумолимой и последовательной силы принуждения к рынку, и причем происходило это еще до того, как само государство стало в полной мере буржуазным», а власть «принуждала миллионы людей к участию в новых экономических и социальных отношениях, о которых еще недавно они не имели ни малейшего представления».

Вторая часть либеральной мифологии состоит в фанатичном убеждении ее апологетов в том, что частник — это всегда более эффективный собственник, в то время как государство — всегда неэффективный. Обосновывается этот тезис совершенно обывательским представлением, согласно которому госчиновник управляет плохо, так как это не его собственность и ему все равно, что с ней будет. А вот частник печется о своей собственности и поэтому работает усерднее и аккуратнее. Но в реальности все не так. Исторический опыт показывает нам, что именно за счет государства человечество не просто развилось, но и достигло того уровня, на котором можно летать в космос или строить коллайдеры. Именно государства, обладая возможностью к централизации в своих руках огромных ресурсов, могли направить их на строительство сложных ирригационных систем, создавать массовое образование, эффективно бороться с голодом и так далее. Что касается тезиса об априорной эффективности частников, то он верен лишь до тех пор, пока мы не вспоминаем, что большинство новых бизнесов разоряется в первый же год, а, по данным Forbes, «взлетает» только 1% стартапов. Воистину эффективность высшего уровня.

По словам Кагарлицкого, вопреки популярным мифам, обобществленная собственность работает очень эффективно, особенно в условиях демократии. Более того, оказывается, доводы о непременной экономической неэффективности государства неоднократно проверялись. К сожалению для либералов, сравнительная статистика показала: уровень эффективности госсектора примерно равен среднему уровню эффективности экономики в целом.

Добавим к этому еще и то, что такие республики, как Венецианская, Генуэзская или Голландская, в свое время решили действовать в строго либеральной и антиэтатистской модели. Закономерным образом они проиграли другим странам, элиты которых не чурались использовать государственный аппарат в целях насаждения и защиты капитализма.

Третья и, наверное, самая возмутительная часть либеральной мифологии касается эффективности рыночных механизмов, развитие которых будто бы гарантирует любой стране стремительный экономический взлет. Во всех уголках земного шара либералы снова и снова повторяют эту мантру, несмотря на то, что абсолютно все страны третьего мира, которые воспользовались советами МВФ, Всемирного банка и вступили в ВТО, так и не получили обещанного процветания. Чем активнее та или иная бедная страна внедряет у себя либеральную модель, тем тяжелее там жить, тем выше там уровень бедности и тем выше градус социальных проблем.

И надо сказать, что подобную лживость либерального учения нельзя считать злосчастным недоразумением. Она была присуща ему с тех времен, когда создавала свои основные работы икона рыночных фундаменталистов — Людвиг фон Мизес. Этот господин, не сумевший принять тот факт, что советская экономика продемонстрировала свою эффективность и устойчивость даже в условиях чудовищной Второй мировой войны, довольно быстро перешел в режим банального вранья.

В своей книге «Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность» он написал, что своей победой над фашистами СССР обязан лишь американским поставкам и что Красная Армия, оказывается, громила лишь «арьергарды отступающих нацистов», что «решающим сражением войны 6ыла битва за Атлантику», а «Сталинград, если мерить гигантскими масштабами этой войны, был едва ли больше, чем тактическим успехом». И вот на этого человека едва ли не молятся российские либералы!

Но самая «мякотка» — это рассуждения Мизеса о фашизме. Он писал, что фашистам «еще не удалось в такой же степени, как русским большевикам, освободиться от определенного уважения к либеральным представлениям», так как «они действуют в странах, где интеллектуальное и моральное наследие нескольких тысячелетий цивилизации невозможно разрушить одним ударом, а не среди варварских народов по обе стороны Уральских гор, отношение которых к цивилизации никогда не отличалось от отношения мародерствующих обитателей лесов и пустынь, привыкших время от времени совершать набеги на цивилизованные земли в погоне за добычей». Более того, по Мизесу, «деяния фашистских и соответствующих им партий были эмоциональными, рефлекторными действиями, вызванными возмущением деяниями большевиков и коммунистов».

Кроме того, Мизес предсказывал, что фашистская политика станет более умеренной, поскольку на фашистов все еще подсознательно влияют «традиционные либеральные взгляды». К счастью для самого Мизеса, судьба избавила его от необходимости испытывать на себе «умеренность» этой политики.

Конечно, он не мог не видеть того, что объективный опыт человечества опровергает его экономические рассуждения. И для того, чтобы сделать себя неуязвимым для критики, он воспользовался любопытным методом. Если говорить просто, идеи Мизеса как бы верны априори. И они в принципе не могут быть опровергнуты опытным путем. Иными словами, если люди видят, что жизнь при социализме лучше, то это ничего не доказывает.

«Если бы уровень жизни народа в России был намного выше, чем в капиталистических странах, это все-таки не доказывало бы преимуществ социализма», — писал Мизес.

С точки зрения формальной логики это явный абсурд. С точки зрения либеральной — все прекрасно.

И Мизес был не одинок. То, что реальный человеческий опыт и логическое мышление — это злейшие враги рыночного экстремизма, понимали и другие его апологеты. Так, например, экономист Мюррей Ротбард заявлял о том, что экономические законы (конечно, только те, которые удобны для либералов) нужно вообще принимать без каких-либо доказательств, как аксиомы. В конечном счете нет ничего удивительного в том, что Ротбард впал в исторический ревизионизм и стал проповедовать ту мысль, что раз исторический опыт не подтверждает либеральной ахинеи, то это только потому, что злое государство будто бы специально исказило исторические данные.

Все это для российских апологетов дальнейшего усугубления рыночных реформ не имеет никакого значения. Они намерены и дальше двигать Россию по дороге либерального фундаментализма, хотя на сегодняшний день не осталось ни одной серьезной причины для того, чтобы идти этим путем. Логика, данные науки, исторический опыт и, наконец, обычное человеколюбие протестуют против того, чтобы в России насаждалась либеральная экономическая модель. Она девальвировалась, устарела и доказала как свою нежизнеспособность, так и вопиющую антигуманность. Даже на Западе уже проснулись!

«Сейчас на наших глазах академическая наука стремительно сдвигается влево», — сказал во время недавних дебатов с Кагарлицким защитник «свободного и мирного» рынка экономист Ростислав Капелюшников.

Но если академическая наука сдвигается влево, то российское правительство — вправо. А справа, как показал опыт прошлого века, нас не ждет ничего хорошего. Мизес не даст соврать.