Религиозный закон – атавизм церковного организма
В память преподобной Марии Египетской, совершаемую сегодня, в воскресенье, 5 апреля, установлено читать Евангелие от Луки о грешнице, умывшей миром Иисуса. Из Апостола же — послание Павла Галатам:
«А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя. Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе. Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники».
В Евангелиях, апостольских посланиях, ничего более не подвергается рассмотрению, как то, что религиозный закон исчерпал себя и должен исчезнуть, вообще смыться и утечь куда ему положено, истереться из практики и в памяти остаться лишь в качестве воспоминания об атавизме, которым страдал когда-то церковный организм. То есть иметь исключительно музейную ценность в назидание того, как делать не надо, чтобы не довести религиозную жизнь до полного упадка. Почему в писаниях Нового Завета этой теме уделяется так много внимания? Потому что Новый Завет лишен того, чем страдал Ветхий Закон — приказных форм воздействия. Объяснить же, как совершать разумную деятельность, не воздействуя примитивными указаниями, а обращаясь к самому разуму, привыкшим получать от религии именно инструкции оказывается не так просто.
Апостолы, из которых в большей степени Павел, старательно разъясняют всё, что людям требуется понять, усвоить, осознать, а не раздают указания, что теперь, мол, поступил новый закон о том, что старый закон отменен. Впрочем, религия, которая состоялась и взяла на себя бразды управления, так и учит. Что поступил новый закон, отменивший все прежние законы — потому что их было «мало для спасения». Нате вот вам еще. Мало теперь не будет. Спасаться надо по-настоящему. От того, что эта мысль в голову новым законникам сразу же и ударила, то они так и поняли, что плодить законы на всякий чих — это самая «воля божья» и есть. Плодят уже от себя на всех ступенях собственного совершенства. Самые плодовитые законоучители на некоторых приходах и — особенно — в монастырях обнаруживаются, где они и «закон», и «воля божья». Всё вместе. Представляют весь спектр духовной грамоты, имея прямую связь с космосом и сидя в своем карантине от «мира сего», при наличии исключительно такого рода связи выучили духовный букварь настолько хорошо, что могут знаниями оттуда делиться уже со всеми.
Закон умер как средство того самого «спасения», на которое и через который по сию пору еще призывают паству. Как мертвое может жить, выглядеть живым и даже «эффективным», о том говорит апостол Иоанн в Откровении: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв». Номинальные дела, исполняемые потому, что «так Господь велел», далеки от веры, и по той причине так же мертвы, как породивший их закон, который, по словам Павла, был в свое время лишь «детоводителем», воспитателем, тем, кто водит за руку не способных еще самостоятельно действовать. Но разве нормально для взрослого, развитого человека не отличать доброго от злого? Разве для этого нужно каждый раз листать справочник?
Чтобы иметь контроль над нарушителями человеческих норм жизни, достаточно светского законодательства, контролировать же еще и духовную жизнь законами — значит открыто констатировать обмирщение Церкви и инфантильность людей, ее составляющих, сверху донизу, подчеркивая неспособность их к духовной свободе от всех формальностей отношений с Богом, объявленной в Новом Завете.
В сегодняшнем евангельском чтении, упоминаемый там фарисей Симон прекрасно разбирается в законах, все знает про людские грехи, а добрых человеческих отношений так и не усвоил: «Иисус… обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит».
Разве требуется какой закон, чтобы видеть реальную нужду человека или проявить доброжелательность? Нет, но закон лишь ставит перегородки для проявления нормальных человеческих чувств, оставляя каждого по «законным» причинам отчужденным от другого и, следовательно, «грешником» или просто чужим, не своим, не давая даже возможности преодолеть разрыв. Закон поддерживает религиозные и социальные перегородки, вера же, говорит Павел, их разрушает, и «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского». Если же вера открылась, то — по мысли апостола — к закону уже верующий обращаться не будет. А если обращается человек к закону, то прямой вывод отсюда — веры он не имеет. Живет «под стражей закона», стражем же обычно выступает религия, не освоившая меры открытой людям свободы.
Понимая, что людям вполне свойственно порою добровольно отдавать себя в рабство, думая, что отдают себя на попечение «более умным и заботливым», Павел старательно разъясняет, что, поддавшись снова соблазну водиться законом, вера ваша будет утрачена.