Коронавирус: а что будет с психическим здоровьем наций?

Знаете, кто такой анахорет? Анахорет — это христианский подвижник, 1) удалившийся из мира и живущий в полном уединении, 2) всецело посвятивший себя покаянию, молитве и Богопознанию. По первому признаку полного уединения, все мы в настоящее время в какой-то степени вынуждено анахоретичны, но многие не духовного совершенства ради, а «токмо волей пославших мя» властей. Вот истинно верующие могут в навязанных обстоятельствах присовокупить к первому признаку еще и признак второй, став истинными же подвижниками, совершенствующимися в Богопознании, посте, молитве и покаянии. Для них это будет польза. Как говорит Предание (преп. Ф. Студит):

А мне вот никогда не стать подвижником, поскольку это вынужденное анахоретство я не могу всецело посвятить покаянию и молитве. Да и навязанный «образ жительства» никогда не смогу признать «боголюбезным». Вот и дают в голове «ходу, думушки резвые, ходу». А чего это вдруг, предприняв вылазку в магазин на первом этаже своего дома, вернувшись назад, я как одержимый стал мыть руки? Аж чуть ли не до сдирания кожи, а потом и спиртом их натирать. Это я, который раньше был абсолютно индифферентен ко всем санитарным нормам и правилам даже тогда, когда точно знал о существовании эпидемий. Что вдруг так резко изменило мои поведенческие реакции? Следование транслируемым из всех источников информации инструкциям и предупреждениям? Нет. Все эти инструкции и предупреждения с детства знаю. Как говорится, ночью разбуди — отчеканю без запинки, что никогда не мешало моей упомянутой выше индифферентности. Тогда что?

Вы сами не задумывались, что вдруг многих из вас заставило измениться в таком же направлении? Вы сами не заметили, что в вашем поведении как-то неожиданно произошли изменения и одновременно эти изменения приобрели какой-то навязчивый характер? Вы стали постоянно неистово мыть руки, стараться не притрагиваться руками к предметам вне дома, уклоняться от объятий и рукопожатий, перестали выходить из дома не потому, что запрещено, а почему-то другому. Такое может быть только по одной причине. И эта причина — страх. Причем это не тот страх, какой был ранее при эпидемиях, а какой-то другой, гипертрофированный, всеобъемлющий. Значит, формирует его не только сам вирус и реакции на него человека, с детства знающего о необходимости мытья рук, а нечто другое, что доводит его до таких гигантских размеров и навязчивых состояний.

Был такой жесткий психолог Д. Уотсон, основоположник одного из основных направлений психологии — бихевиоризма — изучения поведения и возможности управлять им. С точки зрения бихевиоризма, главная задача для управления поведением состоит в подборе нужных стимулов, чтобы вызвать определенную реакцию. Кстати, идеи бихевиоризма широко используются в рекламной индустрии, в политике, педагогике — везде, где есть потребность выработать нужную реакцию при помощи искусно подобранных стимулов. Так вот, этот Уотсон занимался вопросом возникновения страхов, фобий и их природы. В процессе изучения ему пришла в голову идея о том, что можно сформировать страх к объекту, который ранее не вызывал его. Вот в процессе этого изучения он провел крайне жесткий эксперимент, известный как «Крошка Альберт», в процессе которого был искусственно сформирован страх у ребенка. Это было жестоко, но за это Уотсон и поплатился много чем, включая карьеру. Однако, опуская этическую составляющую его действий, Уотсон доказал, что страхи и фобии могут быть сформированы внешними стимулами. Эти стимулы могут применяться как умышленно, так и не умышленно, как возникающие в силу сложившихся обстоятельств. Например, известно, что у некоторых медицинских работников развивается гаптофобия — редкая специфическая фобия, навязчивый страх, боязнь прикосновения окружающих людей. Существует нозофобия — тревожное фобическое расстройство, проявляющееся иррациональным страхом развития угрожающих жизни заболеваний. Ее даже часто называют болезнью студентов-медиков. Понятно почему. Причинами ее может быть также пережитый опыт смерти близкого человека, постоянный контакт со средствами массовой информации или учреждениями, в которых смерть от болезни является обычным явлением (больницы, дома престарелых, медицинские центры). Или вот есть еще агорафобия — страх выйти из дома. Причиной агорафобии могут быть длительные, многократно действующие раздражители. По интенсивности они могут быть умеренными или даже слабыми. Единственным условием является их длительное воздействие, которое постепенно приводит к эмоциональному напряжению. Эта фобия также может развиться и вследствие резких, внезапных травм. Например, это может быть стихийное бедствие или смерть близкого человека.

Таким образом, внешние обстоятельства могут вызвать фобии. И это факт.

Теперь вернемся в наш мир сегодняшнего дня. Апокалиптичные картины пустых улиц, загнанные в самоизоляцию под страхом уголовного наказания по домам люди, ежедневные непрекращающиеся потоки информации о количестве заболевших, умерших, обрушение экономики, обнищание граждан, банкротство предпринимателей. Что представляет собой эта картина? Да это и есть тот самый внешний стимул, который, по Уотсону, и формирует страх и фобии в значительно большей степени, чем сам невидимый вирус.

Нет сомнений, что злополучный вирус будет побежден, но сомнения в том, что за соматическим периодом не последует психический, очень даже есть. Не будем рассуждать о том, были ли действия тех, кто фактически этот внешний стимул применил (читай властей и СМИ), умышленными или нет, хотел ли кто-то осознанно вселить в граждан страхи-фобии или это случайно так вышло. Будем надеяться, что не умышленно, а «убожество средств можно оправдать величьем цели». Ведь в политике-то так постоянно «нос достанешь — хвост увяз. Хвост достанешь — нос увяз». Вопрос в другом, а что есть сейчас и что будет с психическим здоровьем граждан в связи с предпринимаемыми властями мерами по борьбе с коронавирусом и их реализацией? Пока что, как вижу, информационное поле такими семенами не засеивается. Может, конечно, плохо смотрю.

Вот, правда, нашел на сайте общественной палаты РФ пост главного психиатра г. Москвы Г. Костюка

Вот, видите, про появление фобий это не я придумал. Это слова очень авторитетного специалиста, главного врача психиатрической клинической больницы № 1 имени Н. А. Алексеева (ранее, если кто не знает, Кащенко).

Там же пост Александра Ткаченко, Генерального директора автономной некоммерческой организации «Детский хоспис»:

Ну это ли не фобия?

Вот и возникает вопрос — что будет дальше? Прошло еще относительно мало времени вынужденного анахоретства всех по первому признаку, а психические отклонения уже начались, полагаю, не только у меня, но и у многих. Мне, в отличие от многих, проще, поскольку дочь моя — психиатр, потому перманентно получаю нужные советы и разъяснения и могу пока контролировать влияние внешних стимулов. А другие, у кого такой помощи нет, кто тоже не анахорет по второму признаку? Такого, что сейчас творится во всем мире в связи с мерами по борьбе с коронавирусом в части ограничений для людей, не было никогда, поскольку никогда подобные меры в таком объеме и масштабе не применялись. Все эти предпринимаемые меры имеют, конечно, высокую степень оправданности, да они в защиту телесного здоровья, да они то, да они сё. Много всяких «да». Но при этом, они же — это такой длительный, выше средней интенсивности, перманентно действующий раздражитель, постепенно приводящий и приведший уже некоторых к эмоциональному напряжению и, как следствие, к нарушению здоровья душевного. Не вирус «душу губит». Есть такая истина у истинно анахоретствующих: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить».

Вот и повис вопрос: а думают ли власти о психическом здоровье нации? Если думают, то что предпринимают? Что намерены предпринимать? Или полагают, что такое стихийное бедствие, как «ураган, сносящий крыши» минует души руководимых ими людей по окончанию карантинов? Этот вопрос — ко всем властям, не только к властям российским: да, коронавирус, а что будет с психическим здоровьем наций?