Мятеж чехословацкого корпуса в России: начало

До конца весны 1918 г. гражданская война в России являлась не только явлением не повсеместным, окраинным, но и сами военные действия шли в основном вдоль железных дорог. Отсюда этот период часто упоминается как «период эшелонной войны». Безусловно, гражданская война уже успела проявить себя в виде массовых эксцессов, с большим количеством жертв с той и другой стороны, но выход на новый уровень ожесточенности происходит как раз летом 1918 г., когда уже можно говорить о массовом терроре. Причин ожесточения хода гражданской войны было множество, но одной из них стал вклад «внешних сил», в первую очередь войск чехословацкого корпуса. Военный потенциал корпуса смог резко изменить ситуацию в противостоянии сторон в гражданской войне в России.

Первоначально после Октябрьской революции 1917 г. корпус заявил о своем нейтралитете и подчинении французскому командованию. Хотя чехословацкие части и участвовали в осенних боях в Киеве против большевиков. В трагических январских киевских событиях 1918 г. корпус уже не был практически задействован. Отметим только краткое упоминание в воспоминаниях питерского рабочего Чеснокова о том, что на ст. Васильково, близко от ст. Круты, был лагерь с пленными чехами, мадьярами. Они, согласно ему, просили присоедениться к отряду идущему на Киев.

Также корпус не стал основой для отражения продвижению германских войск весной 1918 г. Исключением стал ожесточенный бой под Бахмачем 8−10 марта 1918 г. Отметим, что в ходе сражения проявится типичное для легионеров явление: они не брали немцев в плен, всех убивая. После этого прямых столкновений между германскими и чешскими частями не было. Скоро руководством корпуса и советским правительством было принято согласованное решение о перемещении чехословацких частей из Курска в Поволжье (Самару). Это рассматривалось как временное явление. В том же документе от 16 марта говорилось о перемещении позднее легионеров во Владивосток для отправки во Францию.

Вместе с тем эвакуация сопровождалась не только многочисленными столкновениями местных властей и чешских солдат эвакуируемых эшелонов, но и столкновением между последними и двигавшимися в противоположную сторону австро-венгерскими пленными. Наиболее известный конфликт такого рода произошел 14−17 мая в Челябинске. Ранение легионера Франтишека Духачека брошенной из венгерского эшелона чугунной ножкой от печки, привело к расправе над Иоганном Маликом, которого чехи посчитали виновным в инциденте. Он был убит чередой штыковых ударов в грудь и шею. На следующий день последовал арест чешских солдат, а через день штурм легионерами тюрьмы с освобождением арестованных.

Неудачным решением в этих условиях оказалось указание Л. Д. Троцкого провести разоружение чехословацкого корпуса. Для этого не было необходимых военных сил и средств и это только накалило обстановку. Руководству корпуса это дало повод для выступления против советской власти. Очевидно, что стихийное недовольство легионеров своим положением, трудностями эвакуации было им эффективно использовано.

Выступление чехословацкого корпуса не было случайным — фактически его подготовка велась уже несколько месяцев — и предполагалось впоследствии. Летом 1918 г. должны были быть одновременные выступления корпуса, подпольных организаций Поволжья и Москвы. Все это вместе с одновременным усилением интервенции на Севере России. Но произошло выступление в более ранний срок.

Именно эти действия 45-тысячного чехословацкого корпуса, состоящего из пленных солдат-славян австро-венгерской армии стали толчком к консолидации антибольшевистских сил летом 1918 г. на Востоке России. Относительная немногочисленность на первоначальном этапе чехословацкого корпуса (пензенская группировка 8 тыс. человек, челябинская — 8750), большая рассредоточенность, удаленность от родины, длительный плен — все это толкало войска корпуса к установлению режима жесткой диктатуры по финскому образцу.

Этому способствовала и слабость советской власти в данном регионе, в том числе малочисленность состава и боевая неподготовленность Красной Армии. Так, в семи губерниях Поволжья числилось всего 23 484 красноармейца, из них было вооружено 12 443, обучено военному делу 2405, а готовых к выступлению 2243, т. е. приблизительно каждый десятый. Способствовала сложному положению на юго-востоке страны и плохая обученность командного состава Красной армии, разбросанность ее воинских частей, отсутствие боевого опыта и прямое предательство в рядах военспецов. Бессилие частей Красной армии дополнялось бездействием местных советских органов власти, которые ничего не могли противопоставить натиску подразделений чехословацкого корпуса, поддерживаемого часто местным населением и контрреволюционными организациями.

С самого начала вооруженного выступления захват городов и населенных пунктов сопровождался массовыми арестами советских работников и расстрелами солдат-интернационалистов. Постепенно уровень репрессий повысился, распространившись на новые категории населения. Войска чехословацкого корпуса либо непосредственно участвовали в репрессиях, либо не препятствовали осуществлять эти действия своим союзникам по антибольшевистскому выступлению. Поэтому порою сложно было разделить эти репрессии на белодобровольческие или легионерские деяния. Тем более, что позднее многие смешанные по составу военные антибольшевистские части в Поволжье возглавлялись именно чешскими командирами. Как справедливо в своей монографии, посвященной гражданской войне на Волге, указывал С. Посадский: «Смешанными отрядами командовали, за исключением Степанова, Махина и Каппеля, чехи, что признавалось нормальным, ибо чехи представляли собой «единственную реальную силу».

25 мая 1918 г. войсками чехословацкого корпуса был захвачен Новониколаевск (сейчас Новосибирск). В Доме революции было арестовано практически все советское руководство города, которое будет расстреляно спустя 10 дней — 4 июня. В этот день будут расстреляны председатель местной ЧК Ф. И. Горбань, замревтрибунала и зампредуездисполкома А. И. Петухов, член военотдела Новониколаевского горсовета Ф. С. Шмурыгин, секретарь горкома РСДРП (б), редактор газеты «Дело Революции» Ф. П. Серебренников, начштаба Красной гвардии, член исполкома Новониколаевского горсовета Д. М. Полковников. Когда родственники пришли забирать тела погибших для похорон, то выяснилось, что тела «погибших при попытке к бегству» изуродованы штыковыми и сабельными ударами. Эти события подтверждают воспоминания С. А. Шварца: «4 июня в три часа нас вывели в ограду арестного дома. Пришел офицер с клочком бумажки и вызвал пятерых наших товарищей: Серебренникова, Петухова, Горбаня, Шмурыгина и Полковникова, а примерно минут через 15 скомандовал выходить и остальным. Повели нас по направлению к тюрьме, потом свернули на Ядринцевскую улицу, к военному городку. Конвоирующих было человек 100 — конные, пешие и на велосипедах. Когда мы спускались к речке Каменке, впереди послышались выстрелы и взрыв гранаты. Один из конвоирующих нас офицеров куда-то побежал и по возвращении сообщил, что стреляли по убегающим. Вскоре мы узнали, что расстреляли наших товарищей — «пятерку». В военном городке нас посадили на гауптвахту, отобрали книги, табак, деньги. 22 сентября 1918 г. вывели ночью вторую пятерку. А. Клеппер, В. Шамшин. Их расстреляли, остальные сбежали». Писал Шварц и о гранате брошенной в камеру: заключенным повезло в том, что она отскочила от тюремной решетки… Об этом же эпизоде с брошенной гранатой вспоминал и меньшевик Спекторский. Об июньских расстрелах пяти членов исполкома упоминали и советские газеты того периода.

Организовавшая 4 июня похороны первой партии погибших Е. Б. Ковальчук (Репина) позднее, в сентябре 1919 г., вместе с группой подпольщиков будет арестована чешской контрразведкой и спустя некоторое время расстреляна. В декабре 1919 г. колчаковцами будет расстрелян первый председатель Новониколаевского горсовета В. Р. Романов, арестованный в 1918 г. на станции Кан.

Это был лишь первый город, занятый войсками чехословацкого корпуса после их конфликта с советской властью. Уже днем 26 мая подразделениями чехословацкого корпуса во главе с С. Н. Войцеховским был захвачен Челябинск. В городе произошли массовые аресты: челябинская тюрьма, рассчитанная на 1000 мест, оказалась переполнена. Все члены местного Совета были также арестованы и позднее расстреляны. Как и в предыдущем случае, основная расправа произошла спустя некоторое время. В репрессиях были задействованы как чешские легионеры, так и позднее прибывший в город отряд оренбургских казаков, численностью около 300 человек. Характерно, что по архивному свидетельству очевидца событий, «казаки подходили и просили у охраны, чтобы им дали хотя бы одного большевика, затем чтобы с ним расправиться». Казни местных советских руководителей произошли примерно в те же сроки, что и в Новониколаевске. При этом совпало даже их количество: в обоих городах погибло по 5 человек. Схожи были обстоятельства их гибели. 3 июня 1918 г. по дороге в тюрьму у моста через реку Игуменку были зарублены Д. В. Колющенко, В. И. Могильников, П. Н. Тряскин, М. К. Болейко, Ш. И. Гозиосский. А председатель Челябинского совета Е. Л. Васенко, схваченный рядом с Кыштымом, был по возвращении его в Челябинск задушен ночью в одиночном карцере прапорщиком Ругана. Известны и более поздние случаи расправ рядом с Челябинском. Так, в июне был расстрелян участник троицкого отряда Балмысов, отправившийся на побывку на родину в станицу Уйскую, примерно в 124 км от Челябинска.

27 мая войсками чехословацкого корпуса под командованием временного командира Седьмого Татранского полка капитана Э. Кадлеца велись бои под Мариинском. Несмотря на первоначальный захват города, бои за него с переменным успехом продолжались еще неделю. Все захваченные в боях члены интернационалистических отрядов, преимущественно венгры, легионерами беспощадно расстреливались. Так, 27 мая у Мариановки, после неудачной попытки коломзинского и омского отрядов разоружить чехов, был разбит советский интернациональный отряд. После боя чехи расстреляли всех раненных и пленных немцев, мадьяр и латышей из советского отряда. Их приканчивали штыками, разбивали головы прикладами. Это была общая практика поведения солдат и офицеров корпуса в период всей гражданской войны в России. Подобные случаи фиксировались многократно. «Во время боя в плен их обычно не брали, а все же попавших в плен после допроса часто расстреливали, по выражению самих чехов, «направляли в земельный комитет». Фактически чехословацкий корпус участвовал в двух гражданских войнах: в большой против большевиков, и в малой — против венгров и немцев, к которым отношение было еще хуже.

28 мая войсками чехословацкого корпуса был произведен захват третьего крупного населенного пункта — Нижнеудинска. В ходе боев в городе погибли и были расстреляны в момент его захвата около 100 человек, в т. ч. военный комиссар и председатель ревтрибунала В. А. Какоулин, сдавшийся после ожесточенной перестрелки, под угрозой сжечь дом, где находилась его семья. Был также арестован почти весь состав Нижнеудинского Совета: Д. А. Кашик, Р. Я. Шнеерсон, П. В. Лабеев, А. С. Горенский, А. Г. Страус, Н. Ф. Яманов, К. М. Петрашкевич, Лебедев и многие другие. В течение 20 дней они находились в заключении, где подверглись неоднократным пыткам. Утром 18 июня они были расстреляны за городом.

28 мая 1918 г. войсками чехословацкого корпуса был взят под контроль Миасс. Очевидец этих событий Александр Кузнецов описывал их так: «28 мая на ст. Миасс прибыли чехословаки. После двухчасового боя части РККА отступили. Взятых в плен в бою рабочих напилочного завода Яунзема и Бродиса чехи увели в лес и убили. Повешен попавший в плен Горелов Федор Яковлевич (17 лет), он казнен взводом чехов за грубость обращения с конвоем, грозил отомстить за убитых в бою товарищей». Арестованные за сочувствие к советской власти жители Миасского завода быстро познакомились с «особыми методами дознания», которые использовал унтер-офицер Петрожилка, назначенный смотрителем арестных помещений. Согласно воспоминаниям бывшего солдата чехословацкого корпуса Н. Врхлицкого, «поручик [командир очевидца], обращаясь к русским офицерам, показал на застреленных большевиков и сказал: «Вот так и мы, и вы должны расправляться с этими мерзавцами».

Неудачная попытка красных отрядов отбить город 1 июня окончилась новыми расстрелами захваченных ранее в плен сторонников советской власти. Помимо упомянутых лиц, белочехи расстреляли председателя исполкома совета рабочих депутатов Н. Свиридова, Гермака, В. Петровского. На станции Миасс после пыток зарубили А. Винокурова, П. Гарина, Е. Елоримова и Т. Елоримова, П. Желнина, А. Сабурова. Были убиты председатель ревкома Н. Романенко и председатель Совета солдатских депутатов Н. Горелов. Погибли в бою, а также попали в плен и были расстреляны В. Балдин, К. Лейман, Н. Демин, В. Жебрун и Н. Жебрун, В. Озолинь, П. Печенкин, И. Силкин, С. Спрогис, А. Унгур, М. Червяков и другие члены красногвардейского отряда. Среди расстрелянных значилось и большинство из Социалистического союза рабочей молодежи «III Интернационал», созданного в городе в 1918 г. по инициативе Василия Ганибесова (известный в будущем писатель был арестован и освобожден уже красными войсками).

«Случай «переворота» в зав. Миасса детонировал и в ст. Кундравинской, где почва к этому уже давно созрела и нужно было только решиться на это дело. Здесь не требовалось каких-либо усилий, чтобы расправиться с местными большевиками, ибо их было немного. Эти совдепщики были быстро арестованы, понеся соответствующую кару, а на место их пришли люди с патриотическим, национальным порывом, с стремлением вести решительную борьбу с красным засильем», — констатировал участник событий с белой стороны.

29 мая 1918 г. войсками чехословацкого корпуса под командованием поручика Й. И. Швеца была взята Пенза. Сразу же после захвата Пензы (в тот же день) была издана и разослана всем частям чехословацкого корпуса директива Временного исполнительного комитета легионеров. Учитывая ее значение для карательной практики подробно ее рассмотрим:

«Во вступительной части документа говорилось, что «со всеми австро-немецкими пленными, которые против нас каким-либо образом выступят, мы поступим жестоко: все будут расстреляны». Дальше в инструкции следовало

Издание этой директивы резко изменило карательную практику чехословацкого корпуса, увеличив градус репрессий. С ее издания репрессии теперь распространялись на более широкий круг категорий населения. Если до этого расстрельная практика легионеров преимущественно затрагивала после боевых действий военных-интернационалистов, то теперь она распространялась и на советских работников, членов партии большевиков и т. д.

Впервые эта директива была применена в Пензе, но оказала она свое влияние и на судьбу арестованных в ранее захваченных городах: Новониколаевске, Челябинске, Миассе и т. д. Не случайны поэтому указанные выше случаи расстрелов в этих городах уже спустя неделю или 10 дней после их захвата. Июньские репрессии в этих городах в значительной степени определялись пензенской директивой.

Однако вернемся к Пензе. По данным И. Веселы, после захвата города около 250 чехословацких красноармейцев попало в плен к соотечественникам, большая часть из них ночью была уничтожена. Уже в первые дни в Пензе были многочисленные случаи расправ с красноармейцами и советскими служащими. По воспоминаниям, которые собрал к.и.н., доцент ПГПУ им В. Г. Белинского Анатолий Шариков, уже в первые два дня пребывания в городе фиксировались многочисленные случаи грабежей и изнасилований, занятия домов с выгоном хозяев на улицу. Один из красноармейцев залез под деревянный настил улицы Московской, тогда через настил его застрелили, вытащили и проткнули штыком. Улицы города были буквально завалены трупами. Согласно уточненным данным историка, при обороне Пензы погибли 300 красноармейцев, в т. ч. 128 чехов и словаков 1-го советского чехословацкого полка. Перед расстрелом эти военнослужащие избиты. Были случаи расправы и с венграми.

Оставшиеся в живых бойцы 1-го советского чехословацкого полка были помещены в отдельный вагон к чешскому эшелону и расстреливались уже по мере продвижения железнодорожного состава на Самару, вплоть до Липяг. Здесь же будут находиться и пока немногочисленные заложники из числа советских деятелей. Среди пензенских заложников числился позднее расстрелянный секретарь Пензенского исполкома Н. Г. Либерсон (1899−1918).

Его убьют в ходе традиционной для таких случаев «попытки к бегству» уже под Самарой.

Количество заложников постепенно возрастало. Возможно, что речь шла о формировании подразделениями чехословацкого корпуса своеобразного «обменного запаса». Впоследствии руководство корпуса объявят заложниками не только членов захваченного Пензенского Совета, но и Кузнецкого, Сызранского и Саранского Советов. Так, согласно сообщению советской газеты, в Кузнецке в числе заложников были взяты военный комиссар Рихтер, комиссар юстиции и мусульманских дел Ваганов, председатель ВРК Мойжес.

Между тем выступление чехословацкого корпуса ширилось. 29 мая подразделением чехословацкого корпуса под командованием выпускника Академии Генштаба подполковника Б. Ф. Ушакова был осуществлен захват Канска. Первоначально по распоряжению Ушакова пленные были отпущены. Директива была еще не доведена до частей, захвативших Канск. Однако уже 31 мая в городе будет публично казнен захваченный в бою под станцией Клюквенной начальник конной разведки красных М. Шумяцкий. Бои под Клюквенной будут происходить и позднее. После одного такого боя в плен было взято много красноармейцев. Ушаков вместе с командиром штурмового отряда штабс-капитаном Дворжаком по этому поводу даже выпустил соответствующее обращение, в котором четко делил пленных на две категории: «обманутых» русских красноармейцев и интернационалистов. Про последних, явно добавляя деталей от себя, он сообщал: «Совершенно иную позицию заняли в отношении чехо-словаков военнопленные-интернационалисты, которые стреляли в нас исключительно пулями со спиленными головками или обмоченными в какой-то ядовитый состав, вызывающий отравление крови. Образцы этих пуль у нас имеются. Интернационалистов мы в плен не берем. Германец-интернационалист Мюллер перед расстрелом обнажил грудь и показал нашим стрелкам вытатуированный на груди вензель Вильгельма, заявил: «Я до конца остался верным Вильгельму».

Впрочем, судьба начальника штаба российских войск в составе Чехословацкого корпуса Б. Ф. Ушакова будет схожей: в августе 1918 г. он будет захвачен в плен красноармейцами и расстрелян ими. Как и многие красные военнослужащие в более ранний период, он также подвергнется истязаниям перед смертью.

31 мая войсками чехословацкого корпуса под руководством штабс-капитана М. Жака захвачен Петропавловск. Все члены местного Совета — 20 человек — были расстреляны, как и четверо чехов-интернационалистов. Чехи были расстреляны в первые же часы, возможно, дни. С «красными чехами» бойцы чехословацкого корпуса не церемонились. Они априори считались предателями и подлежали безусловному уничтожению. Руководство же Совета было расстреляно позднее: расстрел 22 человек (в т. ч. членов Совета) был произведен 9 июня 1918 г. Это вполне укладывается в общую картину майско-июньской карательной практики чехословацкого корпуса. Согласно данным советских газет, общее количество расстрелянных в городе было 40 человек, в т. ч. 2 женщины.

31 мая войсками чехословацкого корпуса заняты станция Тайга и Томск, где были произведены также массовые аресты, а позднее — расстрелы. Так, в Томске уже в первые дни после захвата города в тюрьмы было брошено 1485 человек. Отметим, что в тюрьме оказалось и много представителей профсоюзов. Среди них «более 40 руководителей профсоюза горнорабочих, в том числе два члена Западно-Сибирского бюро этого профсоюза — И. Л. Наханович и И. Н. Кудрявцев. Многие из работников профсоюзов были расстреляны белогвардейцами еще летом 1918 года».

Новыми властями предпринимались попытки замолчать случаи расправ в Томске и объявить их выдумкой. Так это произошло в отношении Шведской миссии, которая указывала в своих докладах в Петроград и Омск на многочисленные случаи расстрелов и убийств. При этом из Томска просили дополнительный чешский батальон для охраны тюрем и лагерей.

Условия заключения здесь для арестантов были достаточно суровы: за 1918 г. в губернской тюрьме Томска умерло 160 заключенных и 4 ребенка. Не улучшится их положение и в последующем. В значительной степени это объяснялось огромным потоком заключенных, проходившим через указанную тюрьму. За 11 месяцев 1919 г. через нее пройдет около 5000 человек, а через томское арестантское отделение № 1 — еще около 1500 человек.

2 июня подразделениями чехословацкого корпуса был захвачен г. Курган. В городе также зафиксированы расправы с советскими работниками. Так, был избит до смерти член местного ревтрибунала Бужман. Под Курганом войсками чехословацкого корпуса было повешено 13 рабочих и 500 арестовано, что подтверждали перехваченные белые телеграммы. Из города удалось вырваться красному отряду под руководством Д. Е. Пичугина. Однако через несколько дней отряд Пичугина был разбит, а сам он захвачен в плен и расстрелян 23 июня 1918 г. между деревнями Кошкино и Белый Яр Белозерского района. Следует отметить, что к практике расстрелов в Кургане и его окрестностях летом-осенью 1918 г. представители чехословацкого корпуса будут иметь и в дальнейшем самое непосредственное отношение. Так, в августе в Курганском уезде действовал специальный «отряд по борьбе с большевистскими шайками» во главе с поручиком чехословацких войск Грабчиком, проводивший в т. ч. расстрелы. 2 сентября в Кургане на Грабчика было совершено покушение (брошена бомба), после чего по распоряжению «коменданта города, чешского офицера, были взяты из тюрьмы содержавшиеся там под стражей несколько человек большевиков и расстреляны». Этим дело не ограничилось, 5 сентября «по приказанию того же коменданта за неисполнение приказания последнего и за оказанное ему сопротивление был расстрелян прапорщик Кичигин». Расследование обстоятельств этих расстрелов было начато только через месяц, т. к. в городе продолжал действовать чешский отряд. Затем, по давности события и нахождения чешского отряда дело было рекомендовано прекратить.

Позднее, уже при А. В. Колчаке, в Кургане будет находиться крупная пересыльная тюрьма. При эвакуации колчаковских войск в 1919 г. из нее будет вывезено 430 из 1060 заключенных, — остальные стали жертвами условий заключения и эвакуации. 3 июня на разъезде Кабаклы подразделением чехословацкого корпуса был перехвачен паровоз, выехавший от станции Татарской для связи с барабинскими красногвардейцами. Машиниста поезда коммуниста В. И. Гжегоржевского (до января 1918 г. член Барабинского совжелдепа, позднее комиссар отдела Омской железной дороги), а также рабочего барабинского депо, красногвардейца Иванова, нескольких других красногвардейцев, включая двух венгров, после допроса расстреляли в трех километрах от разъезда.

4 июня легионерами был взят под контроль поселок Исиль-куль Омской губернии (сейчас город Исилькуль). Согласно архивным данным, выявленным сотрудником местного архива Л. В. Козловой, в городе с самого начала развернулись белые репрессии. Членов местного совдепа посадили под стражу в отдельный вагон в тупике (затем еще в один вагон). Расстрелы, которыми руководила особая тройка, начались уже в первый день. Они проходили в доме купца Некрасова. Также расстрелы проходили в питомнике, в березовой роще и у дороги на грязовских хуторах. Уже в этот день, согласно местному краеведу, детскому врачу О. Громову, было расстреляно много людей. На второй день расстрелы приобрели более массовый характер. Так, по данным Л. В. Козловой, на поляне напротив депо белыми было перебито 30 австрийцев и член Совета Р. В. Иванов. При этом следует уточнить два момента. Упомянутые в публикации «австрийцы» в основном были венгры, участь которых была предрешена самим фактом их пленения. Более точную цифру численности отряда Красной гвардии, состоявшего преимущественно из венгров, дает И. В. Коломбет. Согласно его данным, в отряде было 26 человек, из которых и расстреляли 19 человек и еще Р. В. Иванова. Очевидно, что «выборка» имела прямое отношение к национальности пленных.

Вскоре был намечен расстрел заключенных, находящихся в вагоне. 8 июня рабочие-железнодорожники предприняли попытку отбить заключенных, подогнав паровоз в тупик и подав пар в момент вывода заключенных. Однако сбежать удалось только одному арестанту, остальные члены совета были расстреляны (порублены шашками). Эти же события зафиксированы в многочисленных неизданных воспоминаниях местных жителей, сохранившихся в архивах города. Среди расстрелянных (точнее, порубленных и расстрелянных) в эти дни, кроме того, было 8 демобилизованных матросов, ехавших в родные края. Были позднее (с осени по весну) и расстрелы местных партизан, вскоре появившихся в окрестностях города. Среди них один из советских руководителей — матрос-большевик С. В. Харитонов.

4 июня 1918 г. после кратковременного боя между основными частями чехословацкого корпуса и красными войсками в местечке Русские Липяги (сейчас — Новокуйбышевск), в 10−12 км к юго-западу от Самары, было расстреляно 70 раненых красноармейцев, а общее количество погибших, существенная часть — после боя, составляла около 1300 красноармейцев. Эти данные подтверждаются издававшейся в Самаре в период правления КОМУЧа газетой: «Около станции Липяги приступлено к похоронам убитых в бою под Липягами красноармейцев. Всего по 14 июня схоронено 1300 человек. Похороны продолжаются. Предстоит убрать трупы с берега р. Свинухи и в воде разлива р. Самарки». Среди уничтоженных были 8 заживо сожженных красноармейцев, которые пытались спрятаться в печь для обжига кирпичей. Впоследствии в трубу печи (сама печь не сохранится) будет вмурована памятная мемориальная доска. Существуют интересные воспоминания С. А. Елачича, которые дают развернутую картину гибели красноармейцев и степени участия в этом чехословаков: «Чехи без большого труда обошли левый фланг красных и оттеснили их с железнодорожного полотна к Волге. В то время вода стояла еще очень высокая, и только еще обозначалось начало спада. Луга, овраги и большая часть поймы были под водой. Красные, попав на разлив и совершенно не зная места, скоро очутились на глубоком месте. Началась паника. Одни пытались плыть, но кожаные куртки и сапоги тянули на дно. Другие, попадая на глубокое место и увлекаемые течением, сразу же тонули. Сзади напирали новые ряды, теснимые чехами. Разразилась общая катастрофа. Вся выдвинутая для защиты Самары красная гвардия потонула на разливе Волги, только нескольким счастливцам удалось уже в воде сбросить с себя одежду и спастись вплавь. Обезумев от ужаса, они совершенно голые достигли города и, в таком виде, под общий хохот обывателей, разбегались по домам. Мне передавали, что общее количество потонувших достигло 4000. И эта цифра вряд ли страдает преувеличением… Летом после спада вод в двух ближайших к месту этой катастрофы деревнях образовался своеобразный промысел: разыскивать в чаще кустов трупы красноармейцев, снимать с них одежду и обыскивать содержимое карманов».

После этого боя для легионеров был открыт путь на Самару, который занял менее двух суток.

Между тем в Сибири войска чехословацкого корпуса совместно с отрядом атамана И. Н. Красильникова заняли 7 июня Омск. Роль чешских частей была определяющей. Через год Верховный правитель России А. В. Колчак 1 июня 1919 г. подписал Приказ № 147 с выражением благодарности чехословацким войскам за освобождение Омска.

Согласно архивным данным ГА ОО, уже в этот день в городе появились группы военных и гражданских лиц, арестовывающие красноармейцев, красногвардейцев, большевиков и просто сочувствующих Советской власти. Конюшни губернаторского дворца, подвалы, концлагеря были забиты арестованными. В этом отношении можно указать на советское исследование д.и.н. М. М. Шорникова, в котором он указывал, что только по официальным данным в городе было арестовано 3 тысячи человек.

О массовых арестах с первого дня захвата Омска упоминает и современное омское официальное историческое издание. Согласно ему большинство арестованных было направлено в концлагерь, расположенный на территории Западно-Сибирской выставки (до прихода белых в бывших павильонах выставки содержались военнопленные). Сюда были посажены сотни красногвардейцев, участвовавших в обороне Омска, не успевшие эвакуироваться большевики и члены их семей. Численность заключенных превышала сотни человек. По советским данным, опубликованным через 4 года, численность заключенных омского концлагеря впоследствии достигала 10 тыс. человек.

По воспоминаниям писателя Ф. А. Березовского,

Посвящены положению красных военнопленных в омском лагере и отдельные исторические работы, среди которых одной из первых стала статья В. Д. Вегмана, в которой он указывал на многочисленные случаи смерти, в т. ч. от тифа и недоедания.

Происходили в Омске в эти дни и расправы над советскими работниками, явными большевиками и подозрительными жителями. Так, 10 июня в Омске был «произведен расстрел» десяти человек. Казаки рубили жертв лопатами по голове.

Количество омских жертв в эти июньские дни сложно установить, так как никакой официальной статистики первоначально не велось. Поэтому в исследованиях приводятся различные цифры: от единичных самосудных расстрелов, что представляется явно ошибочным, до нескольких сот человек. Есть только одно выявленное на данный момент исключение. В исследовании В. А. Кадейкина указывается на 300 жертв, расстрелянных в Омске в первые дни, в Доме республики и кадетском корпусе. При этом автор ссылается на официальные данные Временного Сибирского правительства, выявленные им в архиве. Временное Сибирское правительство под давлением рабочих «вынуждено было выпустить заявление о том, что, действительно, в Доме республики расстреляно 132 человека и в кадетском корпусе 168 человек. Услышав об этом, рабочие требовали выдачи тел расстрелянных их семьям для похорон. Обеспокоенное начавшимся в городе движением, правительство распорядилось свести на грузовиках трупы казненных к Иртышу и там утопить их, но сделать этого не удалось, так как подоспели рабочие».

Большинство расправ носили самосудный характер. Очевидно, что указанная цифра в 300 человек — только минимальное количество жертв. Так, в омском исследовании М. И. Вторушина указывается, что «в Омске белочехи и белогвардейцы в первые дни мятежа июня 1918 г. казнили без суда до семисот человек». На наш взгляд, речь шла о нескольких сотнях, погибших в эти дни.

В дальнейшем в Омске также проходили репрессии, в которых были задействованы различные силы, в т. ч. легионеры. Летом в городе активно действовала чешская контрразведка под началом полковника Зайчека. Согласно заключенному Войтяку, арестованному в августе, она располагалась в четырехэтажном здании бывшего кадетского корпуса. На 3-м и 4-м этажах находились камеры заключенных. Первые дни не было расстрелов. Далее последовали расправы на берегу Иртыша. «Жертвам связывали руки назад, а также и ноги, бросали в реку». Вскоре это было запрещено, так как вода загрязнялась трупами и становилась непригодной для питья. В этих условиях тюремщики перешли к расстрельной практике. Убивали до 50 человек за ночь. Были и откровенные провокации в виде привязанного бутафорского револьвера к столу, якобы случайно оставленного там. Заключенный бросался к нему и позднее его расстреливали. Отметим, что автор указанного воспоминания характеризует лишь эпизод деятельности чешской контрразведки, т. к. его пребывание там было кратковременным, а после он был переведен в один из сибирских концлагерей.

8 июня 1918 г. произошло ключевое событие в продвижении чехословацкого легиона в Поволжье. Отрядом корпуса при поддержке местного подполья была захвачена Самара, которая стала политическим центром антисоветского движения на Востоке России летом-осенью 1918 г. Образованное здесь правительство (Комитет членов Учредительного собрания — КОМУЧ — во главе с эсером В. К. Вольским, И. М. Брушвитом, П. Д. Климушкиным, И. П. Нестеровым и Б. К. Фортунатовым) декларировало восстановление основных демократических свобод, разрешило деятельность рабочих и крестьянских съездов, фабзавкомов, установило 8-часовой рабочий день (с 4 сент. 1918 г.) и приняло Красный государственный флаг. Между тем установившийся режим в городе сложно было назвать демократическим.

После взятия Самары войсками чехословацкого корпуса и местными «добровольцами» было расстреляно 100 красноармейцев и 50 рабочих. «Красные почти не оказывали сопротивления: убегали по улицам или прятались по дворам. Жители, высыпавшие из домов, выволакивали красных и передавали чехам с разными пояснениями. Некоторых чехи тут же пристреливали, предварительно приказав: «Беги!» — вспоминал полковник В. О. Вырыпаев. В городе зверски были убиты председатель ревтрибунала Ф. И. Венцек (согласно воспоминаниям Н. Л. Минкиной, прежде чем его стали избивать, с него предварительно сняли краги), заведующий жилищным отделом горисполкома большевик И. И. Штыркин и другие советские руководители. Тем не менее части руководства удалось спастись. «Председатель Самарского Совдепа т. Куйбышев В. кое-как спасся от расправы, убежавши из клуба (где весь актив находился) через крыши. Председатель губкома ВКП (б) Хатаевич был ранен во время бегства, скрываясь у товарищей. Затем был найден белогвардейцами и зверски изувечен. Тов. Шверник — работавший до этого в Самаре, тоже случайно спасся. Сотни коммунистов и сочувствующих рабочих было перебито зверски».

В самарском издании 1929 г. приведены некоторые примеры городских расправ:

Указанные расправы легионеров с больными и ранеными носили не единичный характер. Можно упомянуть в этом плане события в самарском госпитале. В первый день ничего не предвещало трагедии, более того, к красным раненым подселили пострадавших в бою чехов. Они лежали вместе в госпитале. Но потом ситуация изменилась. Как вспоминал находившийся там Иван Игнатович Горождин: «Когда чехи заняли утром город, я два дня лежал при чехах. Первый день прошел спокойно, а во второй день из числа нас восемь человек вывели и расстреляли».

Расстрелы продолжились и в последующие дни после занятия Самары. Всего в городе в первые дни после его захвата, согласно советским историческим исследованиям, было убито не менее 300 человек. Данные цифры встречаются и в воспоминаниях А. С. Бешенковского, скрывавшегося в эти дни от белого террора в Самаре. Согласно его воспоминаниям, на берегу реки Самары было расстреляно более 100 пленных красноармейцев, на плашкоутном мосту — до 20 красноармейцев. За первые два дня чехословаками и их союзниками было расстреляно и уничтожено различными другими способами более 300 человек.

Эти данные детализированы в «Хронике событий» В. Троцкого:

Также среди жертв оказались рабочие-коммунисты Е. И. Бахмутов, И. Г. Тезиков, работник по формированию частей Красной армии Шульц и многие другие люди. Известен и расстрел 16 женщин из 37 позднее арестованных, виновных лишь в том, что они захоронили выброшенные Волгой трупы расстрелянных. Остальные женщины избежали этой участи только благодаря побегу, при котором погибло еще 7 женщин. Существенная часть репрессий в эти и последующие дни была направлена на рабочее население города, особенно находившееся под влиянием большевиков. 6 июля в Самаре разогнано собрание железнодорожников, при этом 20 человек было расстреляно. Существовавший в Самаре союз грузчиков до переворота насчитывал 75 человек, из них осталось в живых 21, остальные были расстреляны летом 1918 г.

Массовые случаи расстрелов в Самаре после его освобождения признавал и КОМУЧ. Он даже издал Приказ №3 о прекращении расстрелов, в котором в частности говорилось: «Призываем под страхом ответственности немедленно прекратить всякие добровольные расстрелы»

Значительным было и количество арестованных. К 15 июня, т. е. за неделю, число заключенных в Самаре достигло 1680 человек, а к началу августа уже более 2 тысяч. И это при том, что из Самары была вывезена значительная часть арестованных, и в августе их было в Бузулуке свыше 500, в Хвалынске — 700, в Сызрани — 600 человек. Данные сведения подтверждаются материалами проходившей в эти дни в Самаре рабочей конференции, на которой 14 июня Ф. Я. Рабиновичем было заявлено, что количество арестованных в городе превышает 1500 человек, большинство из них по ложным обвинениям. При этом на следующий день в Самару пригнали новую партию пленных красноармейцев, захваченных у Красной Глинки.

Часть свидетельств происходившего в городе белого террора была собрана в специальном осеннем выпуске газеты «Приволжская правда». Цифры, приведенные там, были гораздо выше летних сведений. По данным газеты, в Самаре и Сызрани было расстреляно более тысячи человек в каждом из городов за лето-осень 1918 г. Впрочем, эти цифры следует оценивать осторожно, так в Сызрани за этот период было расстреляно хотя и более 200 человек, но явно менее 1000 лиц, указанных в газетном выпуске. Самарские же показатели можно считать более близкими к истине.

В Самаре по распоряжению Комуча содержались в качестве заложников 16 женщин — жен ответственных работников (Цюрупа, Брюханова, Кадомцева, Юрьева, Кабанова, Мухина с сыном и другие). Ряд дипломатов из нейтральных стран, узнав об условиях их содержания, 5 сентября заявили протест против подобных мер (Дания, Швеция, Норвегия, Швейцария, Нидерланды). Однако протест остался без ответа. Между тем пребывание в заложниках грозило расстрелом. Так, в числе заложников 18 сентября 1918 г. была расстреляна мать летчика Аросева — Мария Августовна Аросева-Вертинская (в сообщении газеты — Арошева), захваченная вместе с семьей в Спасске. М. А. Аросев был главным комиссаром воздушного военного флота Советской республики.

Вместе с ней расстреляли еще 10 заключенных спасской тюрьмы, в т. ч. братьев Назаровых. Впрочем, расстрел мог произойти и из-за революционных взглядов и деятельности самой М. А. Аросевой (она организовала в уезде детские ясли, помогала семьям солдаток) и, что более вероятно, из-за ее латышской национальности. Дочь Аросевой (ее внучка) О. А. Аросева впоследствии стала известной советской актрисой.

Среди захваченных заложников в детской колонии-коммуне в селе Миловка Уфимской губернии находилась и семья видного советского военного деятеля Н. И. Подвойского.

Факт жесткой летней карательной политики Самарского КОМУЧа признавал и его председатель В. К. Вольский, писавший впоследствии: «Комитет действовал диктаторски, власть его была твердой… жесткой и страшной. Это диктовалось обстоятельствами гражданской войны. Взявши власть в таких условиях, мы должны были действовать, а не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы это глубоко сознаем. Мы не могли ее избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же чрезвычайка и едва ли не хуже». Впрочем, зачастую сами бывшие члены Учредительного собрания, позабыв свои прежние принципы, участвовали в расстрелах пленных. «С отрядом Каппеля всегда следовал член Учредительного собрания Б. К. Фортунатов. Официально он считался членом Самарского военного штаба, в то же время выполняя успешно обязанности рядового бойца-разведчика. Сравнительно молодой (лет 30), он был энергичный и совершенно бесстрашный человек. Ему как-то на моих глазах удалось захватить в овраге четырех красноармейцев. Спокойно сказал всегда следовавшему за ним черкесу: «Дуко…» (его имя). Тот, не задумываясь, моментально по очереди пристрелил этих четырех пленников. Случайно я все это видел и потом вечером, когда мы отдыхали, спросил его, почему он приказал Дуко пристрелить красногвардейцев. Приказ — пленных не расстреливать. Он равнодушно ответил: «Но ведь был бой!».

Репрессии продолжались и далее.

10 июня, в ответ на многочисленные акты антибольшевистских расправ в Самаре, в помещение, занимаемое чехословацкими частями на углу Соборной и Панской улиц, неизвестным лицом брошена бомба, в результате взрыва которой было ранено несколько легионеров. Ближайшие кварталы тотчас были оцеплены, произведен арест 10 человек, один из которых был тут же расстрелян легионерами.

Были «чешские» репрессии и рядом с Самарой. 22 июня в самарской деревне Кротовка чехами были расстреляны комиссар и красноармеец, арестованные в поезде на Самару. На днях расстреляны еще 1 комиссар, вызывающе державший себя на допросе и пытавшийся бежать, и 2 красноармейца — мадьяр и немец.

Взятием Самары был завершен первый этап Выступления Чехословацкого корпуса, его легитимизация созданием КОМУча.