Марина и Сергей Дяченко, на которых в значительной степени держалась наша «неформатная» фантастика в конце нулевых и начале 2010-х, молчали несколько лет. Первая книга соавторов после большого перерыва, роман «Луч», вышла только в начале 2019 года. Возвращение не то чтобы триумфальное, но мимо внимания читателей и критиков не прошло: «Луч» уже номинировали на премию «Новые горизонты», его несколько месяцев обсуждают в прессе и соцсетях. Но на этом соавторы не остановились. Сборник повестей и рассказов, вышедший следом за романом, состоит из свежего материала почти наполовину.

Иван Шилов ИА REGNUM

Новая книга Дяченко посвящена памяти Бориса Стругацкого, что во многом задает ее тон и интонацию. Можно сказать, что «Солнечный круг» — сборник запутанных задачек по этике, не имеющих однозначных ответов: именно такую прозу писали в конце 1980-х те авторы, которым дорога в печать открылась благодаря авторитету братьев Стругацких. К сожалению, иных из этих писателей уже нет с нами, другие сегодня предпочитают более простые и прямолинейные сценарии. Но Дяченко остались — чтобы поднять упавшее знамя и продолжить едва не прервавшуюся традицию.

Обычно читатели делятся на горячих поклонников и столь же радикальных противников супружеского дуэта. Понятно, почему эта проза вызывает почти физиологическое отторжение у части любителей фантастики. Марина и Сергей с необычайной легкостью переходят от релятивизма к идеализму, но не задерживаются надолго ни в одной из этих крайних точек. Дяченко бесконечно чужда позиция безупречного морального авторитета, непререкаемого высшего арбитра. Они не спешат раздавать сестрам по серьгам, у каждого их персонажа, как ни банально звучит, своя правда, свои веские аргументы, свой взгляд на мир. Поступки зловещего регента-горбуна из новой повести «Времена года», который заживо варит «врагов народа» в гигантском котле на городской площади (очевидно, его прототипом стал Ричард III), настолько же мотивированы, насколько и у заговорщиков в высших эшелонах власти, — и много гуманнее, чем у мятежников, некогда заливших кровью улицы столицы.

БережнойСергей
Марина и Сергей Дяченко

С другой стороны, прозе Дяченко не чужда определенная мунипулятивность. Самую известную их повесть, включенную в этот сборник, «Последнего Дона Кихота», можно назвать фантастической с тем же успехом, что и пьесы Григория Горина — скорее это притча, иносказание, развернутая метафора с аккуратными отсылками к общеизвестной классике. Не исключено, что соавторы, мягко говоря не чуждые театральному искусству, сознательно подражали «Тому самому Мюнхгаузену» и «Дому, который построил Свифт». История наследника семейства Кихотов, которому по фамильной традиции вот-вот предстоит по примеру великого предка надеть на голову тазик для бритья и отправиться в странствие, построена вокруг идеи самоотречения и самопожертвования. В финале, обсудив все возможные варианты, один из персонажей приходит к выводу, к которому мягко подводят нас соавторы: несмотря на кажущуюся бессмысленность и очевидную неосмотрительности такого поступка, неизбежное осмеяние и возможные побои, кто-то все-таки должен выйти сражаться с ветряными мельницами и отстаивать честь прекрасных дам, даже если те в этом не нуждаются, — иначе из мира вместе с последним Дон Кихотом исчезнет вера в справедливость, в возможность спасения и счастливого исхода, в «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным». Тонкость в том, что в роли резонера выступает не главный и даже не самый симпатичный герой — однако вся драматургия повести построена так, что иного морально приемлемого выбора в заданных условиях просто не остается.

Нередко Дяченко прибегают к синтезу двух этих подходов. В заглавной повести на некой безымянной планете идет бесконечная война между двумя гуманоидными нечеловеческими расами, «волками» и «овцами» — впрочем, похожими внешне «до степени смешения». Война на уничтожение, до победного конца, поражение в которой значит гибель всего вида. Старая добрая конкуренция за ресурсы, где нет правых и виноватых, злодеев и героев, коварных агрессоров и благородных защитников — точнее, обе расы выступают одновременно и в том, и в другом амплуа. Неумолимые силы истории, законы природы, ничего личного, только бизнес. Соавторы предлагают сценарий, который поможет вырваться из этого круга, — беда в том, что рецепт годится только для отдельного человека, выпавшего из привычной среды. Стоит ему вернуться на свое место в этом бесконечном круговороте жизни и смерти, как волшебство теряет силу.

DrCartoon
Одинокий человек

Любопытная черта прозы соавторов — расчеловечивание «человека Системы»: как только персонаж Дяченко становится представителем государства, вступает в организацию, начинает ходить на службу в ведомство, он быстро теряет человеческие черты — даже если эта структура создана с исключительно гуманными целями, а герой руководствуется самыми высокими помыслами. Он может не совершить ничего однозначно дурного — но оценивать такого человека по привычным моральным меркам занятие в высшей степени неблагодарное. Миллионы леммингов не могут ошибаться, однако спасение — дело сугубо индивидуальное, и в практическом, и в метафизическом смысле. Именно поэтому так ужасен герой рассказов «Император» и «Визит к Императору», человек-государство, множественный разум, дающий своим жертвам все — кроме священного права на одиночество.

Но по-настоящему, в прямом смысле слова, соавторы погружают читателей в ад в рассказе с невинным названием «Бейсбол». Отправляют в Преисподнюю, где самое ужасное даже не бессмысленный изнурительный труд, не физические и психологические пытки, а отблески надежды, вспыхивающие и тут же гаснущие. Идея не то чтобы нова, греки эффектно обыграли ее еще в восьмом веке до нашей эры, — однако эмоциональный резонанс, чувство сопричастности, которое вызывают у читателей супруги Дяченко, не снился никакому Гесиоду.

Интересно было бы для симметрии почитать что-нибудь об Эдемском саде до грехопадения. Одна беда: в Раю без змея по определению не бывает конфликтов. А без конфликтов — какие этические задачки, о чем писать?