Пермская культурная революция в спектакле «Крошка Цахес» театра «У моста»

30 марта в пермском театре «У Моста» состоялась премьера спектакля «Крошка Цахес» по одноименному произведению Эрнста Теодора Амадея Гофмана, написанному ровно 200 лет назад.

Успев запрыгнуть на последнюю подножку уходящего поезда, именуемого 31-й театральный сезон, я все-таки смог увидеть постановку одной из моих любимых сказок.

Так получилось, что театр «У Моста» никогда за свои 30 лет не обращался к Гофману, хотя, казалось бы, своей сатирой и мистикой этот немецкий романтик просто идеально ему подходит.

И вот — это произошло. Постановка стала самой дорогой в истории театра — для того чтобы максимально приблизиться к эпохе и к гофмановской магии потребовалось 2 млн 500 тыс. рублей, весьма внушительная сумма для «умостовцев».

Как не раз подчеркивал художественный руководитель театра Сергей Федотов, целью его постановок является погружение в эпоху, перенос зрителя на машине времени к самому началу, к месторождению того шедевра, который решил воплотить на сцене мастер.

О шедевре

Сказка «Крошка Цахес, по прозвищу Циннобер» вышла из-под пера Гофмана в 1819 году. Тогда уже отгремели залпы Наполеоновских войн, во многом благодаря которым до Пруссии докатились последствия Великой Французской революции. Привнесенные на штыках, они, разумеется, были восприняты во многом скептически. Если даже великие просветители, в частности Фридрих Шиллер, восприняли их неоднозначно, впоследствии разочаровавшись, то чего уж говорить о романтиках?

Сказка Гофмана в острой сатирической манере обрушивается на идеалы эпохи Просвещения с ее бесконечной верой в прогресс и разум. Важно отметить, что Гофман выступает не против просвещения как такового, а против наиболее негативных его последствий. Спустя столетия новые просветители, давно потерявшие связь с их великими предшественниками, продолжают все ту же работу, навязывая дремучим, как им кажется, народам свои представления о прогрессе. Поэтому сам термин я возьму в кавычки, дабы не обижать память Вольтера, Жан-Жака Руссо, Дени Дидро и тех, кто воплощал их идеи на практике.

Владетельный князь Пафнутий, наслушавшись советов придворных мужей, решает ввести в сказочной стране, в которую переносит нас Гофман, «просвещение». Что сие означает, он едва ли понимает, но страстно жаждет этого. Своим подчиненным он повелевает вырубить леса, развести картофель, улучшить судоходство, построить школы, а также… изгнать из страны всех волшебных созданий: фей, крылатых коней и прочих существ, мешающих внедрению «просвещения».

Однако, пишет Гофман, делая недвусмысленные намеки на печалившую его реальность, не все сказочные существа были изгнаны из государства Пафнутия — кое-кому удалось сохранить свое место. Счастливицей оказалась фея Розабельверде, чьи проделки и стали причиной трагедии, разыгравшейся в сказочной стране.

Взяв на попечение у сельской женщины ужасного во всех отношениях карлика, она уготовила ему блистательную, хотя и недолгую, карьеру.

Такому отвратному персонажу без магии не обойтись — и Розабельверде регулярно причесывала карлика волшебным гребнем, придавая крошке Цахесу волшебные свойства, заставляющие окружающих, чье сердце затронуто «просвещением» Пафнутия, видеть в нем исключительно одаренного молодого человека.

«Просвещение» сделало свое дело, и Цахес, именуемый теперь господином Циннобером, быстро достиг министерского поста, но в дело вновь вмешивается волшебство, явленное в лице волшебника Проспера Альпануса, помогающего студенту Бальтазару, единственному способному узреть истинный лик самозванца, разрушить чары и помочь спасти княжество Пафнутия от коварных происков врагов «просвещения». Бальтазар был особенным юношей, его стойкость к чарам Розабельверде обусловлена определенными душевными качествами персонажа, не сломленного духом «просвещения», способного мечтать и удивляться, короче говоря, настоящего романтика.

В образе крошки Цахеса в те далекие времена легко угадывался император Наполеон, который со всей беспощадностью своего клинка насаждал все то же «просвещение», которое, с не меньшей беспощадностью пера, разоблачал Гофман.

Таким образом, сатира писателя была направлена именно против духа эпохи, уничтожавшего, по мнению автора, все сакральное, чарующее, таинственное, доставшееся человечеству от накаленной христианской эпохи. Порой уничтожение свершалось руками тех немногих, кто не был, по каким-то тайным соображениям, изгнан вместе с остальными «феями», «пегасами» и прочими волшебными созданиями, за пределы «просвещенного» города. Намекал ли автор тем самым на то, что «просвещение» — это лишь инструмент в борьбе злых фей с добрыми? Вопрос открытый.

Гофман в театре «У Моста»

Машина времени — очень сложное в техническом плане устройство, поэтому для ее создания требуется достичь практически невозможного: оживить на сцене Пруссию XIX века с аутентичными декорациями, костюмами и, конечно же, выдающейся актерской игрой.

По оценкам зрителей, подслушанным мной в антракте, особенно замечательной была игра актрисы Дарьи Рыжанковой, исполнившей роль феи Розабельверде. Ее работа позволяла ощутить контраст двух миров — волшебного, со своей магией и таинственностью, и — профанного, с бесконечной гонкой за «просвещением». Второй мир, избавленный от духовности, представлял Илья Бабошин, исполнивший роль князя Пафнутия. Перевоплощение в манерного и недалекого правителя, застрявшего в детстве, было осуществлено столь мастерски, что я сперва не узнал актера, знакомого мне по многим ролям в театре. Именно тот контраст, который создали Бабошин и Рыжанкова, позволил создать настоящее двоемирие, без которого не обходились произведения Гофмана.

Примечательно, что никто из персонажей спектакля не мог быть по-настоящему назван положительным, все они были гораздо глубже. Хотя, на первый взгляд, таковым мог оказаться главный герой — студент Бальтазар, сыгранный Василием Скидановым, однако концовка спектакля, отличающаяся от гофмановской, разубеждает нас в этом: одержав победу над злым карликом, герой допускается в мир Пафнутия, становится его частью и уже вместе с остальными персонажами смеется, если не насмехается, над чучелом карлика (да, из побежденного Циннобера сделали чучело), утрачивая тем самым ореол благородства, вписываясь в сонм «просветителей» Пафнутия, причащаясь его плодами.

Крошка ЦахесXXI века

Спустя 200 лет откровения выдающегося немецкого писателя выглядят не просто актуально, но порой и сверхактуально.

Перед премьерой спектакля Сергей Федотов подчеркнул, что не занимается политизацией классики, ее современной интерпретацией, а фактически позволяет говорить автору напрямую со зрителем, что и согласился сделать для пермяков Гофман, в творении которого, очевидно, присутствовал политический подтекст.

Гофмановский сюжет не раз актуализировался в ту или иную эпоху, его использовали и для дискредитации российской власти, транслируя по телевидению в известной в конце XX века передаче. Тогда умная сказка была заметно вульгаризирована. Но столь мощные образы, столь талантливая сатира не требуют никаких наносных интерпретаций и намеков, достаточно позволить автору самому говорить с экрана или со сцены, что и сделано в театре «У Моста»

Пермский зритель без труда обнаружил в манерном князе Пафнутии вождя Пермской, так называемой «культурной революции». Крошка Цахес, без остановки размахивающий руками и требующий все большего и большего внимания к своей капризной натуре, также легко угадывался и не требовал особых уточнений. Узнавалась и фея, давно изгнанная из Перми, но продолжающая навещать Циннобера со своим волшебным гребнем. Умело ослепляя некоторую часть общества, одурманенного «просвещением», Розабельверде превратила крошку Цахеса в пермского господина Циннобера, очередной мерзкий писк которого по-прежнему воспринимается как соловьиное пение. Все это будет продолжаться до тех пор, пока не объявится пермский Бальтазар, который сострижет с челки Циннобера три его маленьких волоска и явит миру отвратительного карлика. А пока он находится в прострации, не веря в свои силы, не чувствуя великую миссию, возложенную на него провидением.

Ничто не ново под луной: то, что мастерски обличал Гофман 200 лет назад, с новой силой проявило себя сегодня и, вероятно, проявит себя и еще через 200 лет. Для чего же тогда писал свои сказки Гофман, для чего творили другие мастера пера? Восхваляя лучших из нас, мы почему-то упорно не хотим следовать их учению, не можем понять, что те беспощадные диагнозы, вынесенные гениями, касаются каждого из нас. Непонимание этого и приводит к появлению все новых крошек цахесов, постигнуть истинную природу которых нам мешают плоды «просвещения».

Эпилог

Завершается спектакль в Пермском театра «У Моста» почти трагически: сверхзадачей Федотова стало желание донести до зрителей свет, подарить надежду даже там, где ее казалось бы нет.

Когда в зале темнеет, от чучела крошки Цахеса начинает исходить небольшое, едва уловимое сияние. Самый негативный персонаж мгновенно приобретает иное измерение, начинает оцениваться иначе, вызывает сочувствие. Ведь он, по сути, был несчастным всю свою жизнь, с первого своего вдоха. Рожденный с физическими недостатками, ненавидимый матерью, он вызывал лишь смех и отвращение окружающих, что привело к ожесточению, его горячее сердце превратилось в маленькую льдинку, но оно никогда не переставало биться.

Финальный аккорд спектакля, заставляет зрителя вновь прокручивать в голове увиденное, переоценивая смысл произведения по-новому. Да, спектакль однозначно нужно посмотреть минимум дважды, и, быть может, тогда хоть кого-то из нас минует судьба статиста в «просвещенном» мире князя Пафнутия.