Перспективы российского продовольственного экспорта в Китай

Углубление торговой войны США с Китаем открывает интересные перспективы как на мировом рынке в целом, так и персонально для России. Являясь крупнейшей страной по населению, КНР с каждым годом наращивает объем потребления продовольствия. А так как внутренних ресурсов для его производства в стране недостаточно, дефицит покрывается через внешние закупки.

В среднем на Поднебесную приходится порядка 12% совокупного продовольственного импорта, при этом по традиционным для Китая направлениям цифра может превышать 2/3 и даже ¾ рынка. Например, в сезоне 2016/2017 годов в Китай уходило 64% мировой торговли соей.

Впрочем, по мере роста доли городского населения и повышения уровня его благосостояния общая структура продовольственной корзины жителей сильно меняется. Помимо чисто механического расширения потребляемых объемов — за миску риса там уже давно не работают, значительные перемены наблюдаются и в продуктовом составе. Например, к 2014 году импорт говядины в страну вырос на 19 000% по сравнению с 2010.

Оно и неудивительно. Очень популярно рассуждать о приближении среднего потребления продовольствия на человека в Китае к стандартам лидирующих промышленно развитых стран, например США. При этом упускается из вида, что для обеспечения американского объема потребления продовольствия требуется наличие в сельхозпроизводстве не менее 40 соток (0,4 га) на человека, тогда как Китай располагает лишь 0,08 га пахотных земель на человека, и взять больше неоткуда.

Попытки применения технологий интенсификации производства в целом дали ощутимый эффект лишь в пшенице, рисе и кукурузе. Что позволило добиться стабильного формирования зернового запаса страны на уровне порядка 600 млн тонн, примерно соответствующего текущему объему годового потребления зерна в стране. Тогда как по остальным видам наблюдается дефицит, требующий от руководства страны продолжения наращивания объемов импорта. Особенно молока, всех видов мяса, овощей и фруктов.

На первый взгляд, картина выглядит привлекательно. У той же России, помимо рынков топлива, химического сырья и минеральных удобрений, появляется перспектива существенного расширения объемов экспорта в Китай своего продовольствия. В частности, к 2022 году мировой рынок станет потреблять примерно 105 млн тонн молока в год, что на треть больше сегодняшнего. Из 35 млн тонн разницы от 15 до 18 млн тонн прироста спроса придется на Китай. Оно как бы здорово, если бы не несколько серьезных «но».

Во-первых, в традиционном виде китайцы молоко не пьют. В том смысле, что в большинстве своем потребление формируют разные продукты на его основе, сыры, йогурты, творог, всякого рода миксы. Для России всё перечисленное, особенно сегмент миксов и прочего нестандарта, типовым товаром не является. Чтобы занять сколько-нибудь существенную долю китайского (шире — азиатского в целом) рынка, России требуется серьезно изменить производимый ассортимент, далеко уйдя от простого нормализированного молока в пластиковом пакете или тетрапаковской коробке.

Во вторых, в Китае серьезными темпами растет потребление фастфуда и полуфабрикатов. К началу 2016 года их объем поднялся до 107 млн тонн или в 11 раз за 10 лет. Это больше, чем даже в США (102 млн тонн в год).

Иными словами, доступный рынок на востоке для России есть, но его товарная специфика ставит ребром буквально стратегический вопрос общей концепции дальнейшей экспансии. Каким именно путем лучше всего дальше пойти?

Вариантов, по сути, существует два. Первый — путь наименьшего сопротивления. Надо расширять существующее производство, чтобы поставлять продовольствие в виде исходного сырья, а нужные товары производить уже на месте. Это проще, дешевле и легче в достижении. Логистическая задача в целом решается простым масштабированием традиционных транспортных приемов. Потребуется лишь чуть больше цистерн и чуть поднять среднюю скорость движения железнодорожных составов. Остальное — отдать китайским производителям и, если получится, потом неторопливо стремиться как-нибудь обзавестись в КНР собственными заводами.

Схема внешне привычна, понятна и даже довольно оперативно достижима. Китайская сторона демонстрирует большое желание всемерно помочь «расширить и углубить». Дело дошло до того, что вместо целевых 100 млрд взаимной торговли к концу 2020 года мы с Китаем уже вышли на 108 млрд по итогам 2018-го. Можно заслуженно рапортовать об успехах. Вот только общий пророст спроса на сельхозпродукцию в предстоящие 10 лет оценивается примерно в 1,5−2 трлн долларов, из которых мы по этой схеме сможем занять дополнительно от силы только миллиардов 40−50.

Второй вариант стратегии потенциально сулит расширение экспорта сельскохозяйственной продукции в КНР до 140−200 млрд долларов, но куда сложнее и сильно затратнее в реализации. Потребуется построить на Дальнем Востоке целый новый промышленный кластер по переработке сельхозсырья в виды товаров, востребованных в Китае. Понадобится резко ускорить логистику по доставке на эти заводы необходимого сырья, в большинстве своем производимого в западной части страны. В дополнение к этому потребуется серьезно усовершенствовать работу «последней мили» по доставке готовой продукции конечному потребителю в Китае.

Первое обещает деньги быстро, второе сулит их существенно больше, но через долгий промежуток времени. Каким путем в итоге мы пойдем, пока остается вопросом открытым. Судя по доступным источникам, производители и правительство склоняются к первому варианту.

И вот это плохо. Вопрос даже не в том, что обычно совокупная прибыль по цепочке производства распределяется неравномерно, сильно смещаясь в сторону последних звеньев и особенно розницы, оставляя производителю сырья обычно лишь 8−12% ее объема. Подобный шаг очевидным образом еще больше усилит промышленную мощь КНР, увеличивая разницу в весовых категориях между нашими странами. Аутсорсинг производства конечной продукции отдает не только деньги, но и рабочие места в Китай.

Впрочем, деньги тоже. Тонна зерна на рынке стоит примерно в 2−3 раза дешевле тонны нефти или стали и сравнима с ценой тонны пиломатериалов. Тогда как готовый хлеб и хлебобулочные изделия по доходности сопоставимы с бензином. Хоть такое сравнение и имеет свои оговорки, тем не менее базовую суть оно отражает вполне наглядно.

Рассматривая и оценивая варианты путей возможного экономического роста, нам следует учитывать не только сиюминутные простые результаты, но и всю совокупность факторов на перспективу минимум 10−15 лет. К тому же не ограничиваясь рынком продовольствия как самоцелью.

Если пойти по второму варианту, сельское хозяйство способно не просто сформировать рабочие места внутри себя благодаря только своему отраслевому росту, но и имеет все основания превратиться в драйвер развития других отраслей. От простой логистики до производства строительных и конструкционных материалов, а также производства промышленного оборудования как минимум пищевой направленности.

Это даже если не оценивать перспективы автоматизации производства, промышленных роботов и внедрения информационных технологий производства и учета, способных за собой потянуть даже сектор изготовления элементной базы вычислительной техники и программирования.

Хочется верить, что правительство страны сумеет сделать правильный выбор.