Украина, Белоруссия, Молдавия и Карелия против Польши, Румынии и Финляндии

«Надо принять во внимание ещё одно обстоятельство, имеющее отношение к ряду национальностей СССР. Есть Украина в составе СССР. Но есть и другая Украина в составе других государств. Есть Белоруссия в составе СССР. Но есть и другая Белоруссия в составе других государств… Возьмите, далее, национальности СССР, расположенные по южной его границе, от Азербайджана до Казахстана и Бурят-Монголии. Все они находятся в том же положении, что и Украина и Белоруссия.»

И.В.Сталин. Доклад на XVI съезде ВКП (б), 27 июня 1930

XIX век — «век национализма» (национализма в западном, более нейтральном смысле, и в русском, близком к шовинизму) — породил в либеральной и социалистической традициях Просвещения консенсус об идеальном праве наций на национальное самоопределение вплоть до отделения (независимости), которое каждая из традиций подчиняла ряду практических ограничений. В 1917—1919 гг. гибель Российской империи, капитуляция Советской России перед Германией, Австро-Венгрией и Турцией, победа Антанты над Германской, Австро-Венгерской и Османской империями — и разрушение этих империй, — всё это означало масштабный государственно-политический передел карты Европы, Передней Азии и Ближнего Востока на началах управляемого победителями «национального самоопределения». Основами такого переустройства, кроме диктата победителей, стали манифесты властей России и США: «Декларация прав народов России», принятая СНК РСФСР 2 (15) ноября 1917 года, и «14 пунктов» мирного договора для Европы и Передней Азии, провозглашённые президентом США В. Вильсоном 8 января 1918 года.

Среди этих перемен часто упускаются из виду и яркие акты регионального империализма, которые ярко продемонстрировали, что национальное самоопределение легко находит своё продолжение в новом колониализме. Ими стали аншлюс Бессарабии Румынией в 1918 году; война Польши на литовской, белорусской, украинской этнографических окраинах России 1919—1920 гг., закончившаяся Рижским миром с РСФСР, УССР и БССР в 1921 г. и Срединной Литвой в 1922 г., присоединившими к Польше часть Литвы и западные части Белоруссии и Украины; война Финляндии за присоединение к ней Восточной Карелии в 1919—1922 гг. Кроме того, что угроза проектов «Великой Польши», «Великой Финляндии» и «Великой Румынии» была значительной и сама по себе, ещё больший вес ей придавала военно-политическая поддержка держав-победительниц Англии и Франции. Эта проекция силы и проекция угрозы победившего в Европе империализма была самым главным содержанием исторической угрозы с Запада против России в 1920—1940-х гг.

Бывшие границы Российской империи и новые границы РСФСР/СССР вовсе не воспринимались Советской властью как долгосрочные, несмотря на ряд межгосударственных договоров с советскими и антисоветскими властями бывших окраин России 1918—1919 и 1920—1921 гг. Прежде чем в политический лексикон Советской власти вошло англо-французское понятие «лимитрофы», его русский аналог официально существовал в виде вполне красноречивого понятия «Окраинных государств», в которые НКИД РСФСР включал следующие страны: Польшу, Литву, Латвию, Эстонию, Финляндию, Аландские острова. И, как видно, исключал позже включавшиеся в состав лимитрофов Румынию, Чехословакию, Венгрию. Лимитрофы и были новыми национальными государствами, формально реализовавшими право наций на самоопределение вплоть до отделения. И если в годы войны в русской социал-либеральной риторике Европа была разделена на «демократические» Англию и Францию и «империалистические» Германию, Австро-Венгрию и Турцию, то революции 1917—1918 гг. отдали приоритет национальным государствам и федерациям, антиколониальной национально-освободительной борьбе, в первую очередь, на Востоке, к которому относилась вся территория бывшей Османской империи, включая Балканы.

Однако очевидно, что на деле принципы национального самоопределения касались лишь территории империй, проигравших в Первой мировой войне, и погибшей в результате революции Российской империи. Колониальные Британская империя и Французская империя, де-факто колониальная империя США, разумеется, эти принципы (несмотря на территориальную автономизацию заморских британских доминионов) к себе не применяли. Советская Россия, пройдя через Гражданскую войну и вновь консолидировав большую часть бывших территорий Российской империи как советских республик, в 1922 году создала СССР как первый шаг к проекту «Мировой Социалистической Советской Республики» (по конституции СССР, январь 1924), которая формально должна была стать конфедерацией, управляемой единой партией и Коммунистическим Интернационалом.

Этот «архетип» потенциальной конфедерации СССР сохранял внутри своего государственно-экономического устройства все 69 лет своего существования (1922—1991).

Принципиальная готовность строить конфедерацию национальных государств вовне и внутри единого государства СССР демонстрировал всегда. Несмотря на фактическую унитарность, которую обеспечивала СССР стержневая диктатура вождя и Коммунистической партии, — на деле, в области формального конституционного права, в вопросах прикладного управления экономикой и общественной безопасностью, в представительских вопросах внешней политики, в практике перехода к унификации внешней политики и обороны союзных республик — СССР постоянно пытался реализовать федеративно-конфедеративную модель. Потому, собственно, СССР и не имел в своём названии никакой географической привязки, что, несмотря на поражение мировой революции в 1918—1920 гг., был запроектирован как именно мировой союз республик, о чём ярко говорило изображение глобуса, целиком вошедшего в герб СССР. В декабре 1922 года, в момент создания СССР, и вплоть до конца 1923 года ожидалось, как минимум, скорое вступление в союз будущей Советской Германии.

Централизованная, унитарная внутриполитическая, идеологическая и экономическая реальность большевистской партийной диктатуры — в области союзно-государственного строительства была реальностью советских национальных государств, которые были основаны внутри СССР и поддерживались вне его. Эти национальные государства большевики строили, следуя и всему опыту этнического национализма, порождённого германским, греческим, итальянским, венгерским, финским, польским, чешским, румынским, болгарским и сербским XIX веком.

Но в целом решение заменять государственную независимость как форму национального самоопределения на государственность в составе советской конфедерации — было доминирующим в государственной практике большевиков. И Сталин — сначала как нарком по делам национальностей РСФСР, а затем как глава партии и фактический глава государства, делая все необходимые программные оговорки и аккуратно обходя противоположные его убеждениям (и раскритикованные Люксембург) прецеденты политики Ленина (например, в отношении Финляндии) — изначально стоял на позиции резкого ограничения права национального самоопределения. Ещё в апреле 1917 года, выступая с докладом по национальному вопросу на VII Всероссийской конференции РСДРП (б), Сталин говорил:

«Признавая за угнетёнными народностями право на отделение, право решать свою политическую судьбу, мы не решаем тем самым вопроса о том, должны ли в данный момент отделиться такие-то нации от российского государства. (…) вопрос о признании права на отделение не следует смешивать с целесообразностью отделения при тех или иных условиях. Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья…»

А в связи с быстрой автономизацией Украины в газете «Пролетарий» в августе 1917 Сталин убеждал, подбирая формулировки: «острие своего оружия мы обращаем против тех, кто под видом «самоопределения» народа проводит политику империалистических аннексий и насильственного «объединения» (…) ясно само собой, что объединение мелких государств в крупные является одним из условий, облегчающих дело осуществления социализма».

Народные комиссариаты военно-морских дел и иностранных дел советских Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана в начале 1920-х гг.; более 50 национальных советских формирований, 20 национальных воинских частей и соединений в 1918—1921 гг., национальные части и соединения в Грузинской ССР, Армянской ССР, Азербайджанской ССР, Украинской ССР, Белорусской ССР, Бухарской ССР, Дагестанской АССР, Крымской АССР, Якутской АССР на 1924 год, план дополнительного создания таковых в Узбекской и Таджикской ССР, Туркменской ССР, ЗСФСР, Киргизской ССР, Башкирской АССР, Татарской АССР, Карельской АССР, Бурят-Монгольской АССР к 1929 году, широкое строительство национальных частей во время Великой Отечественной войны; официальный статус польского языка в БССР; административные польские, финские и другие «национальные районы» в РСФСР и вдоль границ СССР в 1920—1930-е гг.; национальные войска и МИД стран Прибалтики в период их советизации 1940—1941 гг.; БССР и УССР, продавленные Сталиным в состав государств-членов ООН; известный проект «перестройки» наследника Сталина Л.П. Берии весной 1953 года, решившего предоставить почти конфедеративные права в области обороны союзным республикам; совнархозы Н.С. Хрущёва, экономически расчленившие СССР на регионы (и особенно — и без того не вполне бюрократически «равную» другим союзным республикам РСФСР, а также УССР и Казахскую ССР) в 1957—1965 гг.; хрущёвско-брежневские Министерства охраны общественного порядка (МООП) союзных республик — без союзного центра — в 1960—1966 гг.; наконец, проект М.С. Горбачёва по подготовке нового Союза Суверенных Государств вместо СССР, договор о создании которого должен был быть подписан 20 августа 1991 года, — всё это были непрерывные и финальные спазмы конфедерализации, за которыми неизменно стояла доктринальная неопределённость государственного проекта советских коммунистов и ревизионистов, раз за разом испытывавших свою диктатуру на прочность перед лицом регионально-национального административного торга за ресурсы и власть.

Видя всё это в истории, современная наука, к сожалению, мало раскрывает цель и природу такой «национализации» СССР, проективный смысл его постоянной конфедерализации, особенно для периода 1920—1940-х гг.: слишком хорошо они заставляют думать о стратегическом мышлении сталинского коммунизма и слишком плохо об антинациональном характере его этно-конструктивистского цинизма, слишком инструментальную роль они отводят «священным коровам» современных восточно-европейских национализмов. Тем временем надо прямо сказать, что создание советских национальных государств (особенно «коренизация» Украинской ССР и Белорусской ССР путём прямой их дерусификациии) имело не только экспансионистский (в контексте мировой революции), но и оборонительный характер — перед лицом угрозы со стороны Польши, Финляндии и Румынии. После гибели Российской империи идеология и практика бывших региональных империй была явлена в восстановлении польской власти на Восточных Кресах, в усилиях Финляндии по установлению своего протектората над широко понимаемой ею Восточной Карелией. После 1917—1918 гг. ослабшая и расчленённая Россия вновь столкнулась со шведской элитой Финляндии, которая, «унаследовав» империализм от побеждённой Швеции, соединила его с целями национального объединения и строительства подобно Италии, Германии, Венгрии, Польше, устремив свой экспансионизм на развалины России.

В борьбе против Советской России этому помогало значительное присутствие польского населения на советских территориях Украины и Белоруссии, финского и немецкого населения в регионе Ленинграда и в советской Карелии, что лишь укрепляло функцию «санитарного кордона», предназначенную архитекторами Версальской системы для новейших независимых государств на западной границе СССР. Отражением именно этого давления было создание на западе Советской России / СССР этнических автономий: Карелии, польских и финских национальных районов.

С самого начала образцово ясно вскрывались мотивы, механизм, замысел и перспективы советского национального строительства на западе СССР, а именно — «коренизации», которую теперь уместно назвать «Анти-Аншлюс». Несмотря на экономически обоснованные колебания 1919—1923 гг., победила сугубо политическая линия крупного национального строительства, подчиняющего себе экономические обстоятельства и интересы малых советских национальностей.

Советские национальные государства были не просто инструментом «национализма нерусских народов» и экспансии СССР против сопредельных национальных государств (Румыния, Финляндия) или мини-империй в форме национальных государств (Польша), то есть орудием «мировой революции» и обычной имперской политики, а ответом на агрессивную политику этих соседей по созданию «Великой Финляндии», «Великой Румынии», воссозданию Речи Посполитой в границах 1772 года, то есть присоединению украинских, белорусских, литовских и части латышских этнографических территорий.

Эта политика СССР против проектов «Великой Польши», «Великой Финляндии» и «Великой Румынии», которые в отношении СССР были проектами аншлюса Карелии, Белоруссии, Украины, Бессарабии/Молдавии, являлась не более чем политикой активного противодействия, анти-аншлюса.

При этом стратегией центральных большевистских властей Советской России / СССР было последовательно наращивание территориального веса национальных советских государств (или протекторатов): тому примером не только известное присоединение Донбасса к УССР в 1918 году и последовательное увеличение территории БССР в течение 1920-х гг., но и серьёзные авансовые территориальные уступки РСФСР в пользу «национальных чаяний» союзной ей Финляндской социалистической республики в 1918-м и Финляндской демократической республики в 1939-м и др. Даже в послевоенном официальном физико-географическом районировании СССР Север Европейской части СССР (в составе Мурманской, Архангельской, Вологодской областей и Коми АССР) был отделён от Карело-Финской ССР, специально созданной для соединения с Финляндией.

Таким образом, совершившиеся осенью 1939 года раздел Польши между Германией и СССР и присоединение к БССР и УССР Западной Белоруссии и Западной Украины вполне отвечали подготовительной работе 1920—1930-х годов и не представляли из себя никакого экспромта или эксперимента.