«Большой» исключительно для маленького экрана
Тодоровский не избежал этого риска. И не он один. Снять достойное кино о столь герметичном искусстве, как балет, вообще-то мало кому удавалось. Один из лучших примеров в этом ряду — «Черный лебедь» Аронофски. Да и тот больше — о трагедии фригидности, прикрываемой тягой к совершенству, чем, собственно, об искусстве балета. Тодоровский, автор культовой драмы «Страна глухих», хороших мелодрам «Любовь» и «Любовник» и еще доброго десятка картин, пошел более традиционным путем: без трэша, чернухи, эротики и прочей привлекательной нечисти. Режиссер не соблазнился и на приманку скандальности вроде прославленной криминальной истории с покушением на Сергея Филина, которому плеснули в лицо кислотой. Не повелся он и на инсайд из мира жутких интриг закулисья театра-монстра.
Тодоровский рассказывает нам историю о балетной золушке Юлии Ольшанский из далекого Шахтинска (такая вот Фрося Бурлакова советского «Приходите завтра…»), которая превратилась в этуаль главной сцены страны. На экране — три периода формирования героини: девочка, подросток, девушка. Сюжетная линия маленькой Юли (ее восхитительно сыграла гимнастка Екатерина Самуйлина) — однозначно, самое удачное па-де-де во всей этой золушкиной эпопее.
Экзаменаторы Московской академии хореографии попросили девочку снять брюки и остаться в трусах, чтобы видеть ноги. Бойкая Юля огрызнулась, но сняла и изобразила ровно тот пластический гипно-танец, которым на улицах родного шахтерского городка собирала внимание прохожих, пока подельник очищал их карманы. Гипноз подействовал — принята. В столицу девочку привез бывший солист Большого, спивающийся хореограф Потоцкий (потрясающая работа Домогарова, досадно, что так мало места ему отведено в фильме).
У Юли убийственный дар, природная прыгучесть, характер сибирячки. Такой набор качеств подкупил Белецкую, некогда приму, а теперь ведущего, но увядающего педагога Академии. Без преувеличения, самое большое удовольствие в «Большом» — игра великой Алисы Фрейндлих, снова вернувшейся на киноэкран после долго молчания (роль матери Бродского в картине «Полторы комнаты» была аж восемь лет назад). Во всех сценах, где Фрейндлих вступает своим низким прокуренным голосом, мгновенно срабатывает магнетизм ее личности: лишь она так неподражаемо умеет выразить смешное и трагичное одной лишь мимикой. Не удивительно, что и болезнь Альцгеймера, которой страдает Белецкая, в исполнении Фрейндлих пугающе достоверна.
А вот сюжетная линия повзрослевшей Юли в исполнении солистки Варшавской оперы Маргариты Симоновой вызывает устойчивое недоумение. Режиссер почти год искал актрису на главную роль (найти балерину с драматическим даром оказалось непросто). Но, ей-богу, некинематографичное лицо «из народа», грубоватая пластика Симоновой при всех видимых стараниях ну никак не дают ей преобразиться из гадкого утенка в грациозного лебедя. А вроде как по замыслу должна.
Не сложилось и с самой сутью заявленного киноромана. Обидно, когда хороший режиссер теряется в собственном замысле. О чем это все? О любви — нет. О преодолении — тоже нет, ведь удача будто с неба падает на голову героини. О Большом? — и здесь мимо и без фантазии: местами сценарий будто под копирку списан с недавно прошедшего в российском прокате полнометражного мультфильма «Балерина», где речь тоже шла о бедной девочке, пробившейся в парижский Гранд-Опера. Может, фильм о бешеной конкуренции в балете? — но нет же: соперница Юли Ольшанской больше ей подруга, чем злостная визави. Скорее всего, Тодоровский снял мелодраму о буднях молодых танцовщиц в интернате и вхождении их в Театр. Режиссер густо заполнил пространство производственной балетной драмы фактурой разного толка. Бесконечные репетиции под звук профессиональных жаргонизмов и баттлы фуэте на пьяную голову; мешающая излишне большая грудь и расхожий миф о потере девственности от нещадных растяжек; опасные прыжки с крыши на крышу и невидимый кремлевский босс, назначающий солистку на спектакль в Большом. Но за подобными коллизиями и богатой фактурой все равно не вытанцовывается крупная форма киноромана.
Причина такого промаха, полагаю, — вирус сериального мышления у режиссера, преуспевшего в телевизионном продюсировании. Полнометражное художественное кино требует лапидарности и концентрированного высказывания, однако авторы «Большого» наснимали материала с запасом на будущий телефильм. А затем, видимо, уже сами запутались, что нужно включить в киноверсию, а какие сюжетные линии можно без особых церемоний и пояснений обрезать. Ничего — пусть торчат обрывки сюжетных коммуникаций из стен аккуратно покрашенного здания «Большого», ведь домыслить зрителю несложно. Домыслит, конечно, да еще и поблагодарит монтажера за удивительное мастерство создания неразберихи: в расположении частей фильма он руководствовался какой-то неведомой хронологической и смысловой логикой.
Одни словом, стоит надеяться, Валерий Тодоровский непременно разложит правильный пасьянс «Большого» на сукне телеэкрана. Прокатную версию фильма, за неимением лучшего, сочтем генеральным прогоном в сокращенном варианте.