Сталин и его ученики
«Вы все его любили по заслугам,
Так что ж теперь о нем вы не скорбите?..
Вчера еще единым словом Цезарь
Всем миром двигал: вот он недвижим,
Без почестей, пренебрегаем всеми…»
— речь Марка Антония на убийство Цезаря
Вильям Шекспир. Юлий Цезарь. 1599
Исторические аналогии всегда условны. Различны конкретные обстоятельства, взаимоотношения, масштабы действующих личностей. Однако существуют универсальные принципы, нарушение которых всегда толкает общество в определённом направлении. В направлении, раньше или позже приводящем систему к краху, — и не важно, сколь разнообразны были нюансы этого пути.
В постперестроечной России всё больше и больше людей начинает возлагать некие надежды на фигуру Иосифа Сталина. Ещё пять лет назад эту тенденцию старались называть «маргинальной», связывать с сентиментальными воспоминаниями «престарелых коммунистов» о своей молодости и так далее. Впрочем, уже тогда определённые властные круги стали бить тревогу и заявлять о необходимости «десталинизации»: мол, народ начал забывать «сто миллионов репрессированных», стал жертвой «просталинских» мифов и собственного мракобесия. Можно подумать, что не «вы и убили-с»: будто не было антисоветской пропаганды 90-х годов, фальсификации истории, слома народного сознания.
Сегодня есть все основания говорить, что поднятие на флаг Сталина — это если и не «мейнстрим», то, по крайней мере, такая тенденция, с которой нельзя не считаться. Тем не менее, вместо того, чтобы осмыслить этот удивительный в постсоветской России факт, понять его, исследовать его корни, «элитные антисталинисты» начинают новые кампании травли, будто на дворе всё ещё «перестройка» и у них есть монополия на СМИ.
С одной стороны, антисоветские группы тем самым играют против себя: их ложь и чванливость надоела народу, после «20 лет без СССР» они вызывают особо острую ненависть. Срабатывает простейшая логика: если все «негодяи» — против Сталина, значит он — хороший человек. Так «официальные» имперские газеты в начале прошлого века, понося большевиков, увеличивали в народе их популярность.
С другой стороны, острота противостояния исключает спокойное и методичное обсуждение всех плюсов и минусов советского лидера. Слишком многое сошлось на его имени, слишком радикальны противоборствующие стороны: любая критика может стать поводом для причисления тебя к «русофобам-либералам», любое положительное замечание означает, что ты «безумный апологет». Но ведь 90-е годы всё-таки были, и слом сознания происходил! Сталина оболгали, и это факт. Так что же осталось? Почему именно ему всё больше и больше адресуются народные чаяния?
Война интерпретаций
Скажут, что под руководством Сталина победили в великой войне. Но не этим же ограничиваются заслуги «Вождя» в представлении его сторонников: он каким-то определённым образом руководил, строил государство с конкретным политическим и экономическим укладом (социализм?), вообще был политиком, гнувшим специфическую линию. Можно сказать, что люди жаждут коммунизма — но что теперь, в 2017 году, следует понимать под этим словом? И как с ним соотносятся, например, иконы со Сталиным и рассказы про встречи лидера (на секундочку) атеистического государства с Матроной?
А ведь есть ещё и точка зрения, в крайней своей форме гласящая, что Сталин — это агент имперской разведки, который уничтожал большевиков и хотел восстановить Российскую империю. И именно поэтому он хорош. Лучше, например, чем Ленин. Рейтинг последнего, кстати, тоже растёт — но далеко не все сторонники Сталина связывают его с делом русской революции.
Допустим, что Иосиф Виссарионович — это некое абстрактное выражение государственного величия и могущества. Неясно, как можно строить государство вообще — а не конкретную рабочую советскую республику, аристократическую империю или буржуазную демократию. Да и СССР в разные годы был весьма и весьма разным… Но спишем это пока в политологические «нюансы». Однако как только Сталин умер, на его место пришёл «иуда» от российской истории — Хрущёв, возглавивший расправу с наследием своего предшественника. Он стал первым «всадником апокалипсиса», манифестацией конца великого красного проекта. «Оттепели» с гонениями на церковь и авангардизм, взращивание «диссидюжника» и притеснение молодых марксистов, хаос во внутренней политике, со временем — слабость в политике внешней… Советская элита предала коммунистическую идею и стала стремительно «праветь», пока Горбачёв не продал великое государство за премию мира.
Политик-государственник, не позаботившийся о том, чтобы оставить достойного наследника, — феномен загадочный. Коммунистический лидер, устранивший в борьбе за власть всех крупных и идейных революционеров, расчистивший дорогу личностям хрущёвского «масштаба» — тоже.
Однако самое поразительное — в другом. На похоронах Сталина люди плакали. Народ, кажется, пронес какие-то хорошие воспоминания о Вожде через поколения и перестройку. Но проходит три года после всенародного траура, негодяй читает с трибуны пасквиль на Вождя — и в защиту Сталина не раздаётся ни единого возгласа! Народ даже не «утирается» после плевка в лицо, а соглашается с осуждением «культа личности»! Начинается «сталинопад», охи и ахи про «несвободу», «репрессии», «нам врали» и так далее. У каждого третьего появляются многочисленные родственники, «пострадавшие от тирана».
Когда Горбачёв «разваливал» СССР — почему его не сняли? Он же не был императором, решения в СССР тогда ещё принимались коллегиально? То есть не он один хотел освободиться от «советского прошлого»? Почему не вышло крупного митинга в защиту СССР? Где был народ, когда расстреливали Дом Советов? Кто голосовал «да-да-нет-да» и приветствовал Ельцина?
Почему восхваляемого ныне Сталина дали вывалять в грязи, а потом поучаствовали в разрушении государства, за строительство которого «Вождя» так сейчас превозносят? Чем обусловлены эти удивительные «перевороты» общественного сознания?.. И главное — что же в итоге хотят? СССР? Империю? Капитализм? Тиранию? Демократию? Советы? Пытается ли вообще кто-то понять запрос народа, выраженный в возвеличивании Сталина? А также соотнести этот запрос не с образом «Вождя», а с реально жившим политиком и теми действиями, которые привели всё-таки не только к победе над фашизмом (к слову, не окончательной), но и к краху этого самого сверхценного государства? Существует ли понимание, что без прояснения этих вопросов образ Сталина станет предметом манипуляций и приведёт народ не только к повторению всех ошибок прошлого, но и к совсем неожиданным для него результатам? Наконец, как всё перечисленное уживается в голове современного «сталиниста»? В чём его ответ на странность событий, приведших к краху СССР?
Отцеубийство
«Не восхвалять я Цезаря пришел,
А хоронить. Ведь зло переживает
Людей, добро же погребают с ними.
Пусть с Цезарем так будет. Честный Брут
Сказал, что Цезарь был властолюбив.
Коль это правда, это тяжкий грех,
За это Цезарь тяжко поплатился…»
Хрущёв — не Брут: последний верил в какие-то республиканские идеалы, не опускался до грязного охаивания убитого. Говорили, что он приходится незаконным сыном Юлию Цезарю. В любом случае римский республиканец был близким соратником своей жертвы и получил от неё немало политических преференций. Хрущёв, наряду с Маленковым, Первухиным или Сабуровым, был «выдвиженцем» Сталина. Никита Сергеевич давал достаточно поводов, чтобы быть отстранённым от дел, если не арестованным или расстрелянным: и обвинения в троцкизме, и провалы на Украине во время войны… Но «Вождь» всё-таки опирался на него — хотя и наряду с другими, новыми поколениями партийных деятелей, вроде Суслова и Брежнева.
Сталин вёл последовательную войну со старыми партийными кадрами. Масштабы её выходят далеко за пределы известных историй противостояния с Зиновьевым, Каменевым, Троцким и даже Бухариным. Даже прошедшие Великую Отечественную Молотов и Ворошилов были объявлены шпионами — не просто вопреки популярности их в партии, а ровно по причине этой популярности. Сталин же «разносил» Микояна. Он противопоставлял свою «молодую гвардию» старым кадрам — хотя есть основания полагать, что сталинские выдвиженцы не раз пытались начать игру как против «Вождя», так и друг против друга (благодаря чему сам Сталин и «держался»)…
Борьба за власть — часть политики, и даже разлад между ближайшими сторонниками — не сказать чтобы дело невиданное. Однако нужно осознать две вещи. Во-первых, Сталин «задевал» не только лидеров — но и группы, их поддерживающие. Так был разгромлен, к примеру, Коминтерн — не самый маловажный для будущего коммунизма политический орган. Более того, его перешедшие в другие структуры остатки были уже совсем не так заряжены «красной» идеей. И здесь кроется важнейшая особенность сталинских «чисток».
Великий октябрь не был «переворотом», он был революцией. Большевики стали не просто «одной из» дворцовых групп, воюющих за власть, — они претендовали на изменение всей системы: политической, экономической, социальной. Их было мало — Ленин в последние годы писал о «тысячах, максимум — десятках тысяч» коммунистических кадров. И это в момент, когда власть взята и в партию начинает «валить» самый разный народ — карьеристы, лоббисты, просто желающие быть поближе к «силе». Под большевистскими кадрами находилась огромная масса царского чиновничества, старой интеллигенции, некоего подобия буржуазии. Советской власти нужно было как-то выстраивать отношения с ними, с имперскими дипломатами, спецслужбами, как-то соотноситься с доставшимися по наследству международными связями. Нельзя забывать, что на сторону большевиков переходили те же царские офицеры, обладавшие «особым видением» по вопросам государственного устройства…
В этой ситуации собственно коммунистические кадры были на жёстком счету. И уничтожение даже сотен из них в борьбе за власть могло оказаться фатальным: на их место приходили люди из, условно говоря, «враждебного окружения». Более того, ликвидировались не только «диссиденты» вроде Троцкого — партию «очистили» от всех выдающихся личностей, делавших революцию. Не осталось даже Бухарина, которому Вождь поручил писать новую конституцию.
Стоит ли удивляться, что после сталинского периода к власти пришли «пигмеи», в неприличной степени далёкие от революции и коммунистических идей? Того же Бухарина, «любимца партии», Ленин обвинял в полном незнании марксизма. Поэтому нет ничего неожиданного в том, что Хрущёв на партийных съездах отстаивает точку зрения, близкую к левым эсерам. А после 60-х окажется, что в партийной элите просто не осталось ни одного человека, верящего в коммунизм: русские «патриоты», капиталисты, фашисты, просто странные люди — кто угодно, только не последователи Ленина, которым после ХХ съезда «ударили по Сталину». Можно, конечно, сказать, что репрессии были делом рук не самого Сталина, а неких групп в его окружении — но тут уж либо-либо. Либо Сталин — всё-таки великий политик и государственник, и всё шло более-менее по его планам, либо он ничего не контролировал, но в чём тогда величие?..
В конечном итоге «высшая партноменклатура» задастся вопросом: если «левой» идеи больше нет, а власть есть — то почему бы её не оформить каким-то более подходящим образом? Например, капиталистическим: каждый «бонза» станет полноправным хозяином и будет официально получать прибыль. Всё-таки отменённый Сталиным «партмаксимум» (ограничивающий доход) и даже сохранённые «спецраспределители» (они оправданы при кризисе — чтобы ценные кадры не умерли с голоду, но в благополучное время они что распределяли, молоко?) — это полумеры, «ни себе, ни людям». Да и что должно удерживать имеющих власть людей от того, чтобы «хапнуть», если великой идеи больше нет?
Народ устал, народ уходит
«Он завещал вам все свои сады,
Беседки и плодовые деревья
Вдоль Тибра, вам и всем потомкам вашим
На веки вечные для развлечений,
Чтоб там вы отдыхали и гуляли.
Таков был Цезарь! Где найти другого?»
Ответить на этот вопрос не так сложно: если элита переродилась (предала идею, «перемолола» революционные кадры и т.д.), то вилы в руки должен взять народ. Тем более что в СССР предполагалось максимальное народовластие («диктатура» передового, но угнетаемого ранее класса) и как-то даже не принято было называть партийные верхи «элитой», поскольку нельзя было допустить и мысль об отрыве их от «низов». И если перипетии борьбы за власть должны быть ключевыми для «правых» или «центристов» (неопределившихся «патриотов» — государственников), то именно вопрос об организации народа всегда являлся основополагающим для «левых».
К сожалению, если элитные конфликты всегда являются предметом спекуляции из-за своей изначальной закрытости, «подковёрности», то судьбы «низов» очевидны. Если первые годы советской власти были взрывом общей политизированности и гражданственности, то сталинское время характеризовалось «сворачиванием» самоорганизации масс, иерархичностью, «мягким» отделением «верхушки» управления от масс, превращением партии в субъект управления хозяйством, а не политической организации рабочих. Потеряли своё влияние советы, был ликвидирован Пролеткульт, закрывались коммуны, направлено по иному пути рабочее клубное движение, первоначально объяснявшее народу его политические возможности и предельные цели коммунизма. Съезды КПСС всё больше обсуждали «народное хозяйство» и всё меньше — политику, внутреннюю и внешнюю. При этом, конечно, людям постепенно открывались социальные и экономические блага.
Показательна в этом смысле сталинская конституция. В общественном сознании остались строки:
Этих слов величие и славу
Никакие годы не сотрут:
Человек всегда имеет право
На ученье, отдых и на труд!
И действительно, адресации к величию СССР почти всегда связаны с развитой «социалкой», «защищённостью», спокойной жизнью и т.д. Более того: эти понятные каждому человеку гарантии стали костью поперёк горла капиталистических стран. Они проигрывали конкуренцию в части простейшего обеспечения жизни «низов»: до сих пор в странах «золотого миллиарда» не смогли наладить народную медицину и охрану правопорядка. По крайней мере известная концепция «государства благоденствия», равно как и уступки рынка «госрегуляции» или «социальному государству» — все они обязаны своим существованием этой конституции.
Но. Эта конституция понималась самими её создателями как уступка Западу. Она должна была преобразовать советское государство в нечто более понятное буржуазным политикам. И связано это с трансформацией политической организации Союза, в первую очередь — власти советов.
Этот процесс начался ещё с болезни Ленина. Был отменён партмаксимум —
Конечно, ряд политических инструментов простого народа был сохранён чуть ли не до самого развала СССР: борьба профсоюзов, возможность (почти беспрецедентная) отзыва депутатов… Однако здесь-то и кроется главная уступка новой конституции Западу. Формулируется она крайне невзрачно и безобидно: территориальные выборы. Казалось бы: и что? Революцию во Франции делала Парижская коммуна, которая тоже была разделена территориально?
Дело в том, что политическая самоорганизация — штука очень требовательная. И не только в части «совестливости» и «заинтересованности» граждан, но и в части собственно организационной: необходимо как-то собираться, разговаривать, принимать общие решения, «держать руку на пульсе» событий и так далее. Коммунисты выдвинули принцип: власть советов — это опора на рабочие коллективы. Работникам одного предприятия или учреждения сорганизоваться относительно просто: они каждый день собираются в одном месте (на заводе), друг друга знают (причём могут реально оценить, как кто работает), у них есть общие интересы и так далее. Если ещё освободить их из-под власти директора — например, сделав его выборным и запретив ему участвовать в политической жизни, — то все условия для проявления людьми своей гражданской позиции будут созданы. Совет уже делегирует от себя представителя на следующий уровень, которого, если что, может в любой момент отозвать: причём не только по закону, но и практически — для этого нужно только собрать большинство работников завода, что и так само собой происходит почти каждый день.
Теперь политической единицей сделаем территорию, включающую в себя целый ряд бывших советов. Люди друг друга не знают, нормальных коммуникаций у них между собой нет, собраться вместе им трудно (а даже если кто-то и будет собираться, то в ограниченном количестве и крайне редко). Своего кандидата они выдвинуть не могут: нет такого рядового, но «толкового» рабочего, которого знали бы все. Иначе говоря, единственным критерием могут быть «избирательные лозунги». Следовать «предвыборным обещаниям» уже не надо: хотя формально отзыв возможен, но для этого необходимо собрать уже значительное количество раскиданных по территории людей. Что почти нереально, да и прецедентов история СССР не знает.
Буржуазная демократия сводится к тому, что люди раз в несколько лет приходят на избирательный участок и суют в урны листочки, голосуя за программы кандидатов, которых ни разу в жизни даже не видели. В СССР этих кандидатов «спускала» партия КПСС, в США их выдвигают демократы и республиканцы — но и там, и там они уже не представители народа, а представители элиты. Советская демократия же требует создания «точек политической активности» там, где это возможно на практике, и в таких масштабах, чтобы входящие в совет люди могли друг с другом общаться, всё контролировать и делать полностью осознанный выбор. Рабочий должен стать не объектом пропаганды профессиональных политиков, а сам стать субъектом политики — гражданином.
Сталин сознательно ломал эту систему, обосновывая это необходимостью мобилизации страны перед угрозой войны, требующей «централизации» и некоторой доли авторитаризма. Но он поступал даже хитрее: уменьшая компонент «советского» в СССР, он увеличивал «социалистическое». Ущемление политических возможностей он «уравновешивал» благополучием. Это и есть реальный «культ личности»: меньше самостоятельности — больше власти доброму царю, который зато организует жизнь лучше, комфортнее и без лишних политических «напрягов». Делегируйте свой «разум» власти, «успокойтесь» и наслаждайтесь жизнью. Этот приём, во-первых, разрушителен: коммунизм превращается в «цезаризм». Во-вторых, он нечестен: Сталин сделал многое, но не всё — ключевую роль играли политбюро и советы, разгром которых покрывался потом обеспеченным ими же благосостоянием.
Горький юмор истории состоит в том, что сам Сталин пал жертвой созданной им тенденции. Почему хрущёвская пакость не вызвала в народе резкого отторжения? Люди устали: от мобилизации, войны, надрывных строек… Им хотелось получить обещанный когда-то покой, мещанские радости. Это легко увидеть по послевоенным фильмам: благостные картины мирной жизни, потребления. Насмешливое отношение к «Первомаю» и рабочей символике. «Золотая молодёжь», стремительно сходящая с ума. Растерянное вопрошание какого-нибудь Марлена Хуциева: «Война выиграна. Как жить дальше?»
…Не только ваш труд, любовь, досуг —
украли пытливость открытых глаз;
набором истин кормя из рук,
уменье мыслить украли у вас.
На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
ваши безропотные мозги…
Но вот однажды, средь мелких дел,
тебе дающих подножный корм,
решил ты вырваться за предел
осточертевших квадратных форм.
Ты взбунтовался. Кричишь: — Крадут!.. —
Ты не желаешь себя отдать…
Это стихотворение написано не в стране победившего капитализма, не в «перестройку», а в 1964 году. Скажете: «диссидент»? Но надо же ответить себе: как так получилось, что за идеологию у нас отвечали либо ярые антисоветчики, вроде «внутреннего эмигранта» Мераба Мамардашвили (который, помимо всего прочего, вместе с главным «цензором» Ойзерманом в составе советской делегации ездил в охваченную «оранжевой революцией» Францию) и других членов диссидентского кружка «диастанкуров». Либо люди типа Егора Гайдара, заведовавшего журналом «Коммунист»? А вот люди, заряженные истинно коммунистическими идеями и желавшие не проклинать марксизм, а его развивать, — раз за разом оказывались «на ножах» с советским «официозом»?
Вслед за разоблачением «культа личности» Хрущёв одним махом убил великую коммунистическую идею, объявив, что она заключается в том, чтобы перегнать США по производству мяса и молока. Да и вообще — в максимизации простейшего потребления. Эти «выкрутасы» сразу получили презрительную оценку людей, занимавшихся отстаиванием гуманистических идей на Западе: «гуляш-коммунизм». Возвращусь к своему вопросу: если единственная ценность — это потребление, то почему советская элита должна вообще заботиться о народе вместо того, чтобы «хапнуть»? В чём вообще ценность «красного проекта» — в «уравниловке»? В социальных гарантиях? Так их и при капитализме сделали…
Главное же — что большинство людей оказалось вообще выброшено из политики. То есть «рабочий народ» стал неспособен самостоятельно отстаивать что-либо — «достижения социализма», независимость, целостность страны. Те же, кто сохранял в этих условиях нежелание причащаться мещанским радостям, был либо поражён скукой (коммунистическая идея в виде «мяса и молока» больше не «грела»), либо искал «приключений на стороне» (в других идеологиях, диссидентстве). Либо, если пытался «вернуть» «красный» огонь и гражданственность, становился главным врагом системы, построенной на антигражданственности.
Всю эту логику можно было бы запросто счесть «инсинуацией» и «антисоветской пропагандой», если бы не одно «но»: СССР-то больше нет! И все мы знаем, кто его развалил (не ЦРУ же и Горбачёв!), за что (хотелось вкусить западных мещанских благ) и как уродливо это всё было. Советская элита сама сдала великое государство, разменяв его на личные интересы. Вся боровшаяся с «инакомыслием» и воспевавшая «коммунизм» интеллигенция сбросила маски и оказалась насквозь лживой, «диссидентствующей», ненавидящей «совков» и «совдепию». А народ проголосовал «да-да-нет-да» и попустительствовал развалу страны. Отделить этот результат от Сталина — невозможно. Крах слишком впечатляющ…
Безмолвие
«Что вы предпочли бы: чтоб Цезарь был жив, а вы умерли рабами, или чтобы Цезарь был мертв и вы все жили свободными людьми?» — речь Брута на смерть Юлия Цезаря
Брут убил Цезаря, поскольку считал, что тот растаптывает гражданственность и замыкает всю политику на себе, устанавливая «культ личности». В действительности «республиканец» передал власть сенату — который к тому времени представлял интересы себя самого, то есть аристократии. Марк Антоний, в свою очередь, «разоблачил» Брута, но увёл вопрос ещё дальше от народовластия: политик подкупил народ деньгами и обещаниями «потребительского рая», который наступил бы под отеческим крылом Цезаря. Люди оказались в ловушке этого «дискурса»: Цезарь оказывался хорош потому, что был идеалом патерналиста; Брут стал простым предателем, борющимся за власть; Антоний обещал установить спокойствие и благополучие. Народ даже можно понять: он слишком устал от непрекращающихся гражданских войн. Однако с того момента, как гражданственность оказалась за «бортом», его путь был предопределён: империя, культ личности Августа, загнивание получившей полную власть элиты и разложение государства… Пока дикая, живая внешняя сила не положила всей цивилизации конец.
Я не считаю, что Сталин — злодей и кровопийца. Он сыграл свою роль в Великой Победе, обеспечил какое-никакое благополучие, пытался всё же что-то куда-то вывести. Будь его союзники, вроде Рузвельта, порасторопней, а потомки потерпеливей — СССР даже в таком состоянии выиграл бы поствоенный мир. В любом случае, Советский Союз был гораздо человечнее и давал больше возможностей для развития, чем современный ему Запад — со всеми «государствами благоденствия» и иными уступками «красному соседу». Наше государство было неидеально, но оно удерживало мир: многое из свершающегося ныне было бы невозможно, существуй СССР.
Более того, нельзя допустить очернения нашей истории. Ошибки — одно дело, патология и преступления — другое. Мы не должны каяться, нам просто нужно понять для себя некоторые вещи, без уяснения которых невозможно двигаться вперёд.
Я считаю, что ХХI век требует решительного отказа от всякого патернализма. Гуманистический царизм в России невозможен, особенно в пропагандируемом сейчас «белом» варианте. Во-первых, Российская империя отстала от окружающего мира почти по всем фронтам и позорно рухнула. Во-вторых, у наших царей были крайне сложные отношения и с православием, и с русскостью (о которой так пекутся «националисты»), а зачастую даже с патриотизмом (вспомнить хотя бы Петра III, за просто так возвратившего Пруссии отвоёванные у неё территории). В-третьих, былая аристократия слишком укоренилась за границей и настроена в большинстве своём предельно антироссийски, а откуда брать новую — неясно. В четвёртых, царь требует религиозного обоснования, а конфессий у нас много… И так далее. Грубые формы авторитаризма — с подавлением несогласного населения — приведут к фашизму, то есть власти узкой клики в своих собственных интересах. Мне-то кажется, что отказ народа от гражданственности неизбежно ведёт сюда. Даже самый хороший царизм имеет свойство становиться плохим.
Буржуазная демократия легко превращается в фарс и ширму для игр несменяемой элиты, если только она жёстко не контролируется «снизу». Этот контроль требует наличия у народа особых инструментов: прямой демократии, советов, возможности отзывать депутатов и много чего ещё. В общем, подлинная демократия вполне может оказаться по своей форме ближе к коммунистической доктрине, чем к наличествующим на Западе системам.
Но инструментами кто-то ещё должен воспользоваться: большая часть революционного наследия сохранялась в СССР до самого распада, но никому не приходило в голову его применять. Не говоря уже о том, что многие гражданские механизмы уже потеряны — и их ещё предстоит «отбивать» назад.
Именно поэтому так важно разобраться, что скрывается за «сталинизмом», и в какой СССР люди хотят вернуться: времён революции, мобилизации или застоя? Советский опыт включает в себя слишком много составляющих, ещё больше разнятся его интерпретации.
В Китае говорят, что все руководители партии — великие, вне зависимости от их внутренних разногласий и ошибок. Можно сказать, что Сталин — велик. Но нужно добавить: «мы пойдём другим путём». Тем, который не только даст нам Великую Победу, но и поможет спасти Родину от вырождения и распада.