Китай: великая стратегия Поднебесной в XXI веке

«Братья Николай и Константин играют короной в волан», — говорили дворяне в период междуцарствия в России в 1825 году. «Корону подносят как чай, да никто пить не хочет», — острил простой народ. Почти то же самое можно сказать о роли лидера мировой торговли на Западе. Сейчас глобальное лидерство непопулярно, народ любит протекционистов: авторитарных и политически грамотных правых. В период полураспада, когда рушатся базовые международные торговые договоренности, а народным течением размываются главные принципы мировой экономики, Китай пытается выступить якорем этих процессов.

Эдвард Люттвак в своей книге «Возвышение Китая наперекор стратегии» пишет, что «рост Китая настолько угрожает независимости его соседей и даже партнеров, что в будущем он столкнется с сопротивлением, в котором будут задействованы геоэкономические силы».

В США власти еще при демократах отказались от госзакупок китайских товаров для инфраструктуры. Мост через залив Сан-Франциско (контракт заключен губернатором Калифорнии) вызвал очень много вопросов. Министерство обороны США издало правило FR45074, по которому закупка боеприпасов для вооруженных сил в Китае и контролируемых Китаем источниках запрещена. Также фактически запрещена закупка в КНР телекоммуникационного оборудования путем угрозы разрыва контракта правительством США с любым поставщиком услуг, нарушающим это положение. Подобный запрет введен и в Индии. В Аргентине и Бразилии в 2011 году была запрещена продажа сельхозземель иностранцам. В Австралии попытки приобрести крупных производителей минерального сырья со стороны китайских компаний были предотвращены административными мерами. Против европейских компаний таких запретов нет.

«Депровинциализация Китая, древней авторитарной культуры, сконцентрированной исключительно на себе, как-то плохо сочетается с «устремлением к счастью» независимых государств и займет много времени», — считает Люттвак. Он также предполагает, что лучшей формой геоэкономического сдерживания было бы временное сохранение равновесия во избежание более опасных конфликтов. По результатам опроса, негативное отношение среди мирового населения к экономическому подъему Китая за последнее время только усиливалось: с 31 до 53% во Франции, с 37 до 55% в Канаде, с 44 до 55% в Германии, с 47% до 57% в Италии и с 45% до 54% в США и 31 — 41% в Великобритании. Более всего насторожены соседи: 76% в Южной Корее, Филиппины — 63%.

Примечательно, что одинаковое количество (88%) японцев и немцев выразили негативное отношение к росту военного потенциала Китая. Возможно, немцы ассоциируют эту историю с собственной: та же молниеносная траектория подъема. Люттвак называет такое поведение «великодержавным аутизмом» — предпосылкой для колоссальной стратегической неудачи, учитывая, что сам Китай считает свои быстро растущие военные расходы «разумными и достаточными». Автор объясняет, что губит в таких случаях головокружение от успехов — «эйфория от стремительности взлета, стратегическое высокомерие и некомпетентность». Как в начале XX века германское, китайское превосходство во всех направлениях — вопрос времени. Конечно, в таких условиях остальные страны вынуждены преодолеть свои разногласия и объединиться против державы, которая растет как на дрожжах. Только неагрессивная большая дипломатическая стратегия была бы обоюдовыгодным решением, считает Люттвак.

Здесь применяется логика, которая многим может показаться парадоксальной: меньше может быть лучше, чем больше. Но как только армия и флот «выходят за пределы кульминационной точки силы, на которую согласна система», возникает ответная реакция. Ранее дружественные соседи начинают приглядываться, союзники дрейфуют в сторону нейтралитета, нейтралы становятся противниками, вынужденными объединиться против угрозы. История циклична.

Что Китаю нужно сделать, так это отказаться от любого военного роста, но смена стратегии требует разительной смены политической структуры, либо замены КПК демократическим правительством, считает Люттвак. «Либо для создания большой стратегии, не угрожающей другим, КПК, возможно, придется превратиться в сталинистскую партию… На данный момент увеличение военных расходов общественным мнением Китая поддерживается, что может вызвать гонку вооружений в Азии», — говорит Люттвак. Ситуация усугубляется еще и тем, что в конфликт будут вовлечены государства, различные по своей природе. Ведь Первую мировую войну вообще можно назвать семейной ссорой кузенов на общей кухне.

«США активно поддерживали глобализацию китайской экономики для того, чтобы сделать КНР зависимой от импорта углеводородов и сырья и с течением времени «подчинить» путем угрозы прекратить поток импорта по морю», подчеркивает Лютвак. Сейчас, как известно, Китай строит сухопутные торговые пути.

Китай получает, кроме влияния, агрессию. Индия и Япония уже обмениваются разведданными. Австралия, которая не ждет помощи от США, также весьма инициативна в регионе, страны которого могут первыми начать бороться за сохранение независимости. «Такая логика стратегии проявится первым делом в грамматике коммерции», — уверяет Люттвак. У Китая отсутствует опыт правильно воспринимать мировые реалии — любые сигналы фильтруются «аутистским» барьером — он не имеет привычной нам внешнеполитической культуры. И все это учитывая то, что Китай может стать самой крупной экономикой мира к 2020 году (примерно к этому времени страна станет и самой большой христианской страной — рост популярности религии идет сумасшедшими темпами).

«Китайское политическое руководство, по всей видимости, сохранит понимание необходимости продолжения усилий по укреплению региональной безопасности и глобального миропорядка, основанного на четких правилах, при этом вклад Китая в общее дело должен быть ощутимым», — говорится в открытом документе «Защита Австралии в Азиатско-Тихоокеанском столетии: вооруженные силы до 2030 года» правительства Австралии. Но китайцы воспринимают подобные намеки как враждебность. Вновь назначенные должностные лица Трампа также не способствуют разрядке. Они угрожают, что предотвратят доступ китайцев к островам, которые китайцы построили. Из-за напряженности вокруг Гонконга и на Тайване они могут вспыхнуть первыми, это может спровоцировать новый виток азиатской гонки вооружений.

Но кто знает, возможно, именно «вынужденный» принять роль лидера глобальной торговли, Китай успокоится и смягчит пыл, и снизит темпы роста вооружений. Ведь теперь у него есть то, чего он, по сути, добивался — влияние.

Во время встречи в Давосе Си был красноречив и пытался быть понятным с помощью Чарльза Диккенса. Сказал, что для глобальных деловых и политических элит, сейчас «лучшие и худшие времена». Затем лидер Китая выступил за бескомпромиссную защиту глобализации, несмотря на признание её недостатков. По словам Си, она обеспечила «глобальный рост и облегчила перемещение товаров и капитала, достижения в области науки, техники и цивилизации, а также взаимодействие между людьми».

Через пять дней Дональд Трамп четко дал понять, что не разделяет энтузиазма Си. 23 января, новый президент подписал распоряжение о выходе из Транстихоокеанского партнерства — торговой сделки Барака Обамы. ТРР — торговое соглашение с 12 странами, в том числе с участием Японии, Перу и Вьетнама, которые вместе бы представляли 40% мировой экономики. Сделка исключала Китай, и многие в Вашингтоне увидели в этом способ сдерживания регионального доминирования Китая. В Пекине, вероятно, отреагировали на шаг Трампа выйти из ТPP со смешанными чувствами. Хотя решение — существенный удар по свободной торговле, Си, несомненно, праздновал кончину этой сделки.

Китай продолжил торможение ТPР с помощью других стран. Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, который был создан в Пекине в 2015 году для финансирования инфраструктурных проектов по всей Азии, уже получил заявки от 25 новых потенциальных членов из Африки, Европы и Южной Америки плюс к 57 существующим акционерам. США были враждебно настроены по отношению к банку, рассматривая его как вызов существующим институтам (таким как Всемирный банк, и отказались присоединиться, как и Япония. Они порицали других, в том числе Великобританию, за участие в нем. Цин Лицюнь, президент банка, сообщил Financial Times: «Китай должен сделать что-то, что может помочь ему приобрести репутацию ответственного лидера».

Признаки растущей роли Китая как лидера глобализации продолжают сыпаться в копилку. На следующий день, 24 января, премьер-министр Малайзии призвал к скорейшему заключению Всестороннего регионального экономического партнерства (RCEP), собственной торговой инициативы Китая с участием 16 стран в Азиатско-Тихоокеанском регионе, которое, как обещает Китай, будет стимулировать экономическую интеграцию. Два дня спустя заместитель премьер-министра Таиланда высказал аналогичное стремление. Перспективные страны-члены, представляющие 29% мировой торговли, планируют встретиться в феврале в Японии, чтобы заключить договор.

Борьба между Китаем и США за лидерство в Азиатско-Тихоокеанском регионе (в наиболее динамичной области экономического роста) пережила грандиозный сдвиг всего за несколько дней, оставив союзников США, в частности Японию, Австралию и Южную Корею, неуверенными в том, что конкретно изменение баланса сил будет означать для их собственного будущего.

До сих пор, наряду с Тайванем и Вьетнамом, эти три ключевых союзника США пользовались гарантиями безопасности американского военного присутствия и уверенности в решении Обамы сосредоточиться на внешней и торговой политике в регионе [Asiapivot]. Наряду с этим пропала перспектива крупнейшего в мире многостороннего торгового договора, который обещал более тесную будущую интеграцию путем унификации стандартов и удаления нетарифных барьеров. ТРР обещал стимулировать экономические реформы своих членов и поощрять их диверсифицировать свои экономические отношения, сделать их менее зависимыми от Китая. Но это в прошлом.

Теперь они наблюдают радикально изменившийся пейзаж. Некоторые из них выразили неизменную приверженность ТРР. Без США, которые на сегодняшний день являются крупнейшей экономикой, мало кто верит, что организация выживет. ТТР был подарком Клинтон, чтобы облегчить преемнику противодействие растущему экономическому доминированию Китая в Азии и за ее пределами. Если бы Хиллари Клинтон выиграла, она, скорее всего, вновь открыла переговоры по ТРР.

Китайский RCEP менее амбициозен, чем ТРР, он предназначен в первую очередь для снижения или устранения тарифов на торговлю между Китаем и другими странами Юго-Восточной Азии, Австралии, Индии, Японии, Южной Кореи и Новой Зеландии. Он направлен не на более глубокую интеграцию, которую обещало ТРР. Китай видит это по-другому: RCEP не будет защищать окружающую среду и труд. Это инструмент усиления влияния Китая — и оно будет только расти.

Эти сдвиги, а также возможности, которые они представляют для Китая, были довольно внезапными и неожиданными для Си. Сейчас у него больше власти внутри Китая, чем у любого из его предшественников, начиная с Дэн Сяопина. Обычно устремленные внутрь, китайские лидеры не привыкли занимать позиции глобального лидерства. Но Си, например, заверил, что Китай будет и впредь поддерживать Парижское соглашение об изменении климата. Ведущая роль по этим вопросам нова для Китая; страна защищала свои внутренние рынки и остается крупнейшим загрязнителем в мире. Но избрание Трампа предложило возможность отстаивать свою позицию на внешних площадках, которые новая администрация США, кажется, стремится поскорей освободить. По сути, у Си нет выбора, кроме как защищать свободную торговлю: политика «Америка прежде всего» может только расшатать глобальную систему, от которой зависит экономика Китая.

В Давосе Си играл роль зрелого и ответственного глобального игрока. Это поразительная эволюция для авторитарного и меркантильного лидера, которого многие обвиняли в подрыве экономики путем нечестной торговли, в скрытых субсидиях, в поставках товаров из дешевой стали на международные рынки.

Дэн Сяопин, инициатор «открытия Китая» мировой экономике, вряд ли мечтал о таком внимании к своей стране со стороны мировой элиты. Совет Дэна преемникам, после роста в начале 1990-х годов, был таков — скрыть свои силы и убедить других, что подъем Китая не представляет никакой угрозы для интересов элит. Китай всегда настаивал на том, что он не стремится к гегемонии и что рост его благосостояния — общая польза для мира.

Западные правительства и корпорации поощряли интеграцию Китая в мировую экономику, держа в уме тот факт, что, чтобы стать мировым лидером в полной мере, Китай должен принять установленный порядок и пройти политическую эволюцию в сторону демократии, так как это сделали Тайвань и Южная Корея. Те же правительства и компании надеялись, что членство Китая в ВТО и переход к более свободной рыночной экономике обеспечат выгоды как Китаю, так и его экономическим партнерам.

Пять лет назад, с приходом к власти Си, эти ожидания стали улетучиваться. Как Трамп, Си дал обещание придать новый импульс экономике своей собственной страны. После того, что он назвал «веком унижения» другими державами, Китай стремится занять центральное место в мировых делах. Он стал более напористым в регионе, собираясь укрепить свои претензии на весь регион Южно-Китайского моря, несмотря на возражение пяти соседних стран; он инвестировал в военно-морские силы, в частности, чтобы защитить морские торговые пути и поставки энергоносителей.

И коротко о погоде: грядут трудные времена для Коммунистической партии Китая, в которой широко распространилась коррупция, что неудивительно, учитывая семь десятилетий исключительных полномочий. Си стремится вновь ввести веру в коммунизм, как для членов партии, так и для более широких слоев китайского общества. В 2013 году во внутреннем документе партии, известном как «документ Девять», члены партии были проинструктированы «бороться против» идей, которые ставят под угрозу господство Коммунистической партии. Западная конституционная демократия, общечеловеческие ценности, разделение властей и независимая судебная система были в списке «идей». Пространство для дебатов и инакомыслия сократилось — государство все больше контролирует интернет Китая и настаивает на собственной версии истории. В январе 2017 года главный судья Чжоу Цян снова предупредил провинциальных судей не попадать в «ловушку ошибочного западного мышления и «независимой судебной системы» и призвал их «бороться против риторики, которая сводит на нет руководство Коммунистической партии».

Должно быть, призыв взять на себя глобальное лидерство очень заманчив, но у Си и дома дел по горло. Он должен покончить с проблемой низких зарплат, экспортно ориентированной экономикой, которая последние четыре десятилетия была двигателем роста. Это означает трудный переход к более высокой стоимости товаров, более эффективной, но медленно растущей модели экономики услуг, инноваций и внутреннего потребления. Прогресс будет медленным: огромные государственные предприятия сопротивляются переходу к свободному рынку; Китай берет в долг, поскольку чиновники пытаются стимулировать слабеющий рост; юань падает, и капитал стремится из Китая в поисках большей безопасности и повышения отдачи. Коммунистическая партия готовится к важному съезду партии в октябре 2017 года, когда произойдет ротация: пять членов Постоянного комитета Политбюро (из семи, которые управляют Китаем) уйдут в отставку. Си, который ожидает еще одного пятилетнего срока на посту, потратит большую часть времени до октября, пытаясь утвердить новых лояльных назначенцев. Неопределенность партии, как и потенциальная угроза недовольства, взаимосвязана с замедлением экономики.

Возможно, Трамп подействует как катализатор — своими замечаниями по поводу Китая. Он обвинил Китай в «изнасиловании» Соединенных Штатов с помощью недобросовестной торговой политики и пригрозил ввести 45%-й тариф на китайский импорт. Китай в ответ решил не покупать дорогостоящие товары, такие как самолеты, из США, и указал на то, что потребители США извлекают выгоду из низких затрат на производство, которыми компании США владеют в Китае. Трудности Китая, несомненно, будут усугубляться из-за возможной торговой войны с Соединенными Штатами: экспорт в настоящее время более важен для Китая, чем для США. По данным Всемирного банка, соотношение торговли к ВВП Китая составляет 41%, по сравнению с 9% в 1960 году (этот показатель в США 28%). Обе страны пострадают: зависимость Китая от торговли больше, ответный удар в любой торговой войне дорогостоящий, но боль Китая будет более ощутимой.

Глобальная торговая система сегодня — это предмет политического недовольства в ряде стран. Развал ТРР и соглашения о свободной торговле в Северной Америке — отчетливые тому признаки. Объем мировой торговли рос в течение четырех десятилетий, но теперь он сжимается, и у США лучшая позиция, чтобы выжить, чем у Китая. В США существует дефицит импорта товаров для удовлетворения внутреннего спроса. Китаю, с другой стороны, нужно экспортировать, чтобы сохранить свою производственную базу, и он пострадает, если США станут покупать меньше продукции.

С другой стороны, 1,3 млрд потребителей Китая — потенциальный приз для компаний США, но никто не допустит эти корпорации на рынок, если президент их страны предпринимает враждебные действия в отношении Китая. Другим оружием Китай считает владение казначейскими векселями на $1,115 трлн, что составляет 29% от $3,841 трлн внешнего долгаСША. Китай мог бы решить продать эти активы и пережить любую потерю, чтобы наказать доллар. Станет ли он это делать?

Если это и не идеальный момент для Китая — взять на себя бремя лидерства, в любом случае возможности, предоставленные отходом США от глобальной ответственности, трудно переоценить. Велики и риски: зависимость Китая от глобальной торговли означает, что Си должен попытаться укрепить торговую систему, которая до сих пор нуждается в Китае. Но он также имеет возможность оспорить бывшую американоцентричную систему международного порядка, основанного на «ценностях свободы личности, прав человека, демократии и верховенства закона». Сделать возможным достижение морального авторитета и уважения, которое дает глобальное господство. Волшебные рычаги — богатая сверхдержава протягивает руку, чтобы помочь другим странам и народам. Даже если это в конечном счете служит интересам самой сверхдержавы… В мире, ошеломленном и обеспокоенном Трампом, Китаю будет легче скрыть свои внутренние политические недостатки, протекционистскую политику и отсутствие прозрачности и подотчетности. Возможно, в конце концов, он превратит свою экономическую мощь в политическое влияние.

В долгосрочной перспективе, если политическая система Китая сможет пережить экономическую боль от торговой войны с США, распада глобальной торговой системы, ускорить реформы и оживить внутреннее потребление, это сделает экономику Китая более эффективной, что пока невозможно из-за гигантских государственных компаний страны и протекционизма. Если чистым результатом действительно станет большая эффективность, Китай в конечном итоге выйдет из кризиса более сильным.

Ключевой вопрос без ответа: будет ли потребление США и дальше способствовать глобальному росту? Иными словами, останутся ли США в роли так называемого потребителя последней инстанции, которую крупнейшая экономика в мире играет в течение полувека. Глобальная экономика, в которой каждая страна стремится стать экспортером, вряд ли будет процветать.

Если Трамп налагает высокие тарифы на китайские товары, американские потребители просто вынуждены будут платить больше, не обязательно это приведет к созданию рабочих мест для граждан США. Подписав указ о выходе США из ТРР, Трамп сказал: «Мы сделали большое дело для американского рабочего». Но если когда-либо производство действительно вернется в США, как надеется Трамп, оно вернется с высокой степенью автоматизации или очень низкой заработной платой. По сути, именно потребитель США пострадает больше всего — он будет облагаться налогом, заплатит более высокие импортные пошлины на китайские товары из «благих побуждений создать рабочие места»… для роботов в США.

По материалам Newsweek, Washington Post, Financial Times