День, который приняли за Третью мировую войну

6 октября в Туркменистане нерабочий день. Но это не праздник, а памятная дата жертвам, погибшим в 1948 году, когда всего за несколько секунд город Ашхабад был стёрт с лица земли 9-балльным землетрясением — одним из самых разрушительных в истории. По разным оценкам, погиб каждый третий — каждый второй житель столицы. А те, кто выжили, приняли этот день за Третью мировую войну.

В канун Дня памяти в Туркменистане ИА REGNUM вспоминает о событиях 6 октября 1948 года.

Ашхабад — город на предгорной равнине, находится в оазисе под названием Ахал-Теке, с юга к которому подступают горы Копетдаг. Дома здесь издревле строились из глины и не превышали одного этажа: периодические землетрясения средней интенсивности были привычным явлением для коренных жителей.

Но к природной катастрофе практически максимальной магнитуды город готов не был. С момента основания Ашхабада в 1881 году систематических наблюдений за территорией Туркменистана не велось, и представления о сейсмичности страны формировались в основном по историческим данным. При активной застройке столицы в 1925—1935 годах не учитывались такие важные показатели, как свойства грунтов и расположение основных тектонических сейсмогенерирующих структур.

Как писал в своей книге «Землетрясения Туркмении» доктор геолого-минералогических наук, специалист сейсмотектоники Георгий Горшков, «Если принять во внимание близость к городу Ашхабад крупных и значительных тектонических линий и территориальную возможность распространения складчатых нарушений к северу, по меньшей мере до Бахардока, — станет ясно, что появление здесь 8−9 балльного землетрясения не будет неожиданностью». Горшков стал первым, кто начал серьёзно обсуждать и анализировать сейсмотектонику региона. Но его книга вышла лишь в 1947 году.

А когда после начала Великой Отечественной войны в Ашхабад передислоцировались различные учреждения Советского Союза, город оказался переполнен. Реконструкция не проводилась из-за нехватки средств. Всё это привело к тому, что к 1948 году в столице было много аварийных зданий.

Эпицентр землетрясения находился в 25 километрах юго-западнее Ашхабада, у горной деревни Кара-Гаудан. Там на поверхности земли образовались огромные трещины до 1,5−2 метров шириной. Вызванные сильнейшим толчком волны были узкими и высокими. Это и явилось причиной масштаба катастрофы.

Вечером 5 октября 1948 года Ашхабад жил привычной жизнью. Стояла жара, и многие ложились спать прямо на крышах, под открытым небом. Необычно вели себя только животные: собаки лаяли и беспокойно сновали по дворам, лошади громко ржали, из нор повылезали ящерицы и змеи… Но небдительному взору уставших жителей это не было заметно.

В ЦК компартии Туркменистана проходило очередное ночное совещание. Говорили о проблемах залива Кара-Богаза-Голе на западе Туркмении. Участие в собрании принимал известный специалист в области геологии, академик Дмитрий Наливкин, который впоследствии опишет в своей книге «Воспоминания об Ашхабадском землетрясении 1948 года» всё, что увидел в ту ночь.

Первый толчок произошёл в 1 час 14 минут 6 октября 1948 года. Это зафиксировали остановившиеся в тот момент астрономические часы местной обсерватории.

«Вдруг страшный удар потряс всё здание. Посыпалась штукатурка, и всё замолкло. Только я успел подумать: «И кому же нужно взрывать Туркменское ЦК», как дом начал качаться. Я обрадовался: значит, простое землетрясение, в Ашхабаде их бывает сколько угодно. Через мгновение моя радость исчезла, качание дома стало ужасным, устоять на ногах было трудно, и я бросился к окну, думая, что если потолок будет проваливаться вниз, вскочу на подоконник, в оконный проём — самое безопасное место…

В этот страшный момент всякое чувство времени исчезло. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы уничтожить большой город и убить десятки тысяч людей. Я ничего не видел, ничего не слышал, исчезла комната заседания… осталось одно чувство — чувство ужасного невероятного качания», — так описал академик Наливкин своё первое ощущение.

Здание ЦК было антисейсмичным, поэтому и смогло устоять, хотя сильно повредилось от трещин. Наливкину и другим членам заседания удалось выбежать на воздух. Как впоследствии отметил академик, устойчивость сооружений во многом зависела от формы: слабое место дома — углы, поэтому прочные, но угловатые здания превратились в руины, а сооружения цилиндрической формы, такие как общественные уборные, остались стоять, к горькому наблюдению жителей.

«После землетрясения город оказался беззащитным. Исчезла милиция… Телефонная станция не работает. Телеграф разрушен. Железнодорожный вокзал — груда обломков, местами даже рельсы исковерканы. Аэродрома нет, и взлётные площадки разбиты трещинами. Все центральные, районные и местные учреждения уничтожены. Большой город, столица республики, оказался полностью изолированным от окружающего мира и полностью дезорганизованным», — пишет Наливкин.

Землетрясение произошло ночью, когда огни в домах по большей части уже были погашены, поэтому пожаров — одной из главных причин многочисленных жертв во время землетрясений — было не очень много. Но всё-таки были.

«В полуподвальном помещении одного из учебных заведений располагалось общежитие, где жило около шестидесяти студенток. Они еще не спали: готовили что-то. Здание развалилось, выход из общежития засыпало. Огонь из печки распространился на пол и перегородки и, хотя помещение осталось целым, оно сгорело, и с ним сгорели все студентки. Это было одним из самых ужасных зрелищ во время землетрясения», — пишет Наливкин.

Основными проблемами первых дней было оказание первой помощи тем, кого ещё можно было спасти и разгребание завалов. По словам очевидцев, из-за жаркого климата и количества жертв трупный запах был так ужасен, что по некоторым улицам невозможно было идти.

Все больницы города были разрушены. Спасшиеся врачи и профессора медицины оперативно организуют госпиталь прямо на улице, на городской площади имени Карла Маркса. Кое-какие хирургические инструменты удаётся откопать в руинах местной клиники, на развалинах аптек собирают йод, вату, спирт и бинты. Операции делаются без наркоза. По воспоминаниям врачей, из-за угрозы заражения в жару приходилось ампутировать конечности, которые в обычных условиях легко можно было спасти.

Основой жизни разрушенного города оказались, как ни странно, грузовики. Машины стояли под открытым небом и почти не пострадали, поэтому и стали главным видом связи.

«На грузовиках выехали за город, где железнодорожное полотно и телеграфные провода были целы, и при помощи подвесного телефонного аппарата связались с ближайшим городом… Грузовики доставляли продовольствие, увозили бесчисленные трупы на братское кладбище за городом», — описывает академик Наливкин.

Потрясение у многих людей, потерявших близких, было настолько сильно, что переходило в сумасшествие.

«Когда мы ехали по городу за медикаментами, встретили полураздетую женщину. Она шла посреди дороги, прямо на машину, дико смеялась, стонала, рвала на себе волосы. Спрашиваем шофера, что с ней. Он говорит: «Сошла с ума». У нее раздавило всех детей. На следующий день встречаю своего заместителя по филиалу Академии наук, смотрю, он тоже ненормален: никого не замечает, что-то бормочет, плачет. Оказывается, и у него погиб единственный сын», — вспоминает автор.

Добавились и другие проблемы. Преступность, с которой в Ашхабаде, как и во всяком другом большом южном городе, и так было сложно, возросла до невероятных размеров.

«В ашхабадской тюрьме — большом, длинном двухэтажном здании сидели две бандитские шайки, только что пойманные. По иронии судьбы у этого здания вывалились только две стены, а охрана частью погибла под развалинами караульной, а частью разбежалась по домам. Бандитам оставалось только выйти из камер по грудам обломков, что они и сделали», — пишет Наливкин.

Но жизнь в практически мёртвом городе не закончилась. К утру порядок в Ашхабаде уже поддерживают военные, введён комендантский час. Из прибывших на подмогу войсковых подразделений организуются патрули. На третий день после катастрофы Ашхабад оцеплён войсками.

Начинается эвакуация тяжелораненых в Азербайджан и Узбекистан. С каждым днём в город прибывают всё больше медиков из Москвы и соседних республик. Десятки тысяч тонн продуктов и медикаментов доставляются в город на самолётах.

Произошедшая в Туркменистане трагедия была признана ЮНЕСКО одной из самых разрушительных катастроф XX века. По официальным данным, число погибших колеблется от 25 до 37 тысяч человек, неофициальные источники свидетельствуют о жертвах числом более 100 тысяч.

Спустя 50 лет после трагедии на городской площади Ашхабада, где в то время действовал импровизированный госпиталь, открылся памятник. Бронзовый монумент представляет собой огромного быка на рогах которого — расколотый земной шар с женщиной, держащей в руках спасенного ребенка.