После Второй мировой войны турецкий полумесяц начал склоняться на сторону Запада. Прежние связи большевиков и кемалистов уходили в прошлое. Наступала новая эпоха, в которой Турция, окрыленная немалыми экономическими успехами и двигающаяся по пути реформирования страны по лекалам западных демократий, распускала перья. Кто-то должен был соблазниться, узрев яркие восточные орнаменты и узоры. Может быть, США? Они имели далекоидущие планы по трансформации Ближнего Востока, будучи недовольными тем, как регион нарезали европейские союзники. Вопрос заключался в том, кто в этом тандеме будет ведущим, а кто ведомым. Судя по тому, какие сегодня Турция предъявляет претензии американцам, Анкара существенно переоценила свое влияние на Вашингтон. И здесь снова не обошлось без курдов и армян.

Александр Горбаруков ИА REGNUM

Большую роль в развитии курдского национального движения играли и внешние для региона обстоятельства. Геополитические, геостратегические и экономические интересы мировых держав складывались таким образом, что надежды курдских националистов на создание отдельного государства, тем более единого государственного организма, теоретически имели шансы на реализацию, но практически оставались призрачными. Шло идеологические противостояние. Так, если недолго просуществовавшая в Иране Мехабадская республика была провозглашена курдами-марксистами, то Англия, вынашивавшая проект создания в Ираке чего-то подобного, делала ставку на курдский национализм и введение западных институтов в правлении и базовой идеологии.

Но из первого и второго проекта ничего не вышло. Дело в том, что создание «независимого Курдистана» в границах компактного проживания этнических курдов нарушало и сейчас нарушает принцип территориальной целостности четырех (Иран, Ирак, Турция и Сирия) государств Ближнего Востока, что в итоге могло привести и приводит к нарушению военно-политического баланса между соседствующими странами и способно кардинально изменить геополитическое положение и равновесие сил в регионе. Это особо явственно было видно в годы «холодной войны» между НАТО и Варшавским договором. Опять-таки вставал вопрос, в каком из государств — Ираке, Иране, Турции или Сирии — должен был состояться первый курдский «прорыв»? Это первое. Второе. Такие лидеры курдского движения, как Махмуд Барзинджи, Кази Мухаммед, Мустафа Барзани, Абдулла Оджалан, Джаллаль Талабани и другие понимали, что успех или неуспех их борьбы в основном зависит от конкретных внешнеполитических и внутриполитических обстоятельств на Ближнем Востоке в целом, и в отдельных странах региона в частности. Нужно было выявить «слабое звено» в системе, чтобы действовать.

Им могла стать Турция. Во-первых, существовал прецедент Севрского договора, согласно которому территория Османской империи была поделена между странами Антанты, часть ее отходила к Армении и часть отводилась государству Курдистан. Во-вторых, после Второй мировой войны Турция стала выстраивать многопартийную систему, вводить некоторые нормы демократии западного типа, а президент республики Иненю, отцом которого являлся курд, стал выделять курдов как часть населения страны. По всем признакам, Анкара начинала дрейфовать в сторону от идейного наследства кемализма, открывая перспективу создания многоэтнического общества, предприняла ряд мер по смягчению авторитарности режима, расширению демократических основ власти. Были подготовлены законопроекты по переходу от однопартийной системы к многопартийной. Образовалось много партий. Наметившийся пересмотр пути развития турецкого общества способствовал сближению Турции и США. После обращения к Вашингтону страна была включена в сферу действия «доктрины Трумэна», продолжением которой стал с 1948 года «план Маршалла», открывший для Турции возможность получения долгосрочных кредитов и займов.

В 1948 году Анкара первой в мусульманском мире признала государство Израиль. В 1949 году у турецкого вице-премьера Ниджата Эрима даже возникла идея создания военно-экономического союза, своего рода конфедерации между Турцией, Грецией и Израилем. В 1952 году Турцию принимают в НАТО. В ситуации раскручиваемой «холодной войны», которая выражалась не только в военном, но и в жестком идеологическом противостоянии США и их союзникам, практически ничто не мешало провести в Турции федеративную реформу, восстановить «историческую справедливость» и предоставить турецким курдам автономию. В случае осуществления такого проекта Запад, после того, когда стал очевиден прозападный курс Израиля, проявляющий себя арабский национализм сопровождался элементами антиамериканизма, в Египте, Сирии, Ираке пали прозападные режимы, СССР стимулировал появление в курдском движении левых маркисистского толка, пытаясь скрестить это с курдским национализмом, курдская автономия в Турции могла бы выбить из рук Москвы рычаги влияния в регионе. Тем более что, как свидетельствуют работы многих историков, с зарождения и вплоть до завершения эпохи «холодной войны» курдское движение было устойчиво разделено на просоветское, составляющее меньшинство и прозападное большинство, в котором преобладало проамериканское направление.

Турция могла вырваться вперед, став в союзе с Израилем флагманом демократии западного типа на всем Ближнем Востоке, и, набирая силу, получала относительную свободу маневра и возможность открыто и самостоятельно выступить на ближневосточной арене. Курдская проблема могла приобрести характер региональной и международной политики, а Анкара имела реальный шанс «влезть» в Ирак, Сирию и Иран, восстанавливая свое влияние в границах бывшей Османской империи через трансформацию этих стран в федеративные государства. Но США тогда либо не смогли, либо не пожелали по каким-то причинам помочь осуществить этот сценарий. Одна из них — геополитические амбиции, которые начал демонстрировать иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви и панарабский режим в Багдаде. Поэтому в складывающемся геополитическом контексте логичными выглядят действия Тегерана, Багдада и Дамаска, направленные на жесткое подавление курдского движения в своих странах.

Мы описываем ситуацию «широкими мазками», не вдаваясь в исторические детали, поскольку на Ближнем Востоке все быстро менялось, заключались и расторгались временные альянсы. Так, когда СССР стал устанавливать «стратегические» отношения со многими арабскими странами, оказывая им щедрую военную и финансовую помощь, то курды отказались от просоветского вектора, заняв прозападную позицию. Было и наоборот. Страны региона все являются сложными и исторически перегруженными социально-экономическими, политическими, этноконфессиональными и геополитическими проблемами. Но проблемы Турции имеют серьезную специфику, которую сложно описывать упрощенными формулировками. Ибрагим Калин, один из близких соратников турецкого президента Реджепа Эрдогана констатирует, что Турция всегда оказывалась в ловушках «неполноценной демократии», совершая на этом пути, словно по Ленину, «шаг вперед и два шага назад». Страна пережила три военных переворота — в 1960, 1971 и 1980 годах, один так называемый «мягкий переворот» в 1997 году, когда армия вынудила уйти в отставку премьер-министра Неджметтина Эрбакана, которого, кстати, Эрдоган считает своим наставником. Самого будущего главу правительства тогда посадили в тюрьму на несколько месяцев за разжигание межрелигиозной и межнациональной розни.

Эти перевороты были вызваны, во-первых, сложными кризисными явлениями в турецкой экономике, во-вторых, как считали военные, перспективой прихода к власти либо исламистских, либо левых политических сил и, в-третьих, курдским вопросом, с которым они связывали возможность развала страны. Но они оказались в методологическом тупике. Будучи приверженцами идеологии кемализма, военные продолжали считать курдов «горными турками» и не видели перспективу решения этого вопроса в иной политической парадигме. К тому же у них за плечами был опыт того, как вставший в 1983 году во главе правительства известный «технократ» и этнический курд Тургут Озал, работавший вроде бы под жестким контролем, пробил огромную брешь, убедив армию в отсутствии опасности для страны альянса военных с оппозицией и религиозными кругами. Созданная им Партия Отечества ставила задачу скрестить ужа с ежом: объединить консерваторов, клерикалов, либералов и демократов на пути очередной модернизации Турции. Озалу удалось успешно запустить механизм экономических преобразований, которые до сих пор лежат в основе экономической системы Турции. Во внешней политике он стал выстраивать отношения с Востоком и Западом.

Главное было в другом. Озал предлагал систему неоосманизма, содержавшую противоречия системного уровня. С одной стороны, безусловно, задача ставилась по обеспечениию регионального лидерства Турции с интеграцией идей пантюркизма от Алтая до Балкан. С другой, он фактически политически легализировал курдский вопрос, намекал на реальность предоставления им автономии в граничащих с Закавказьем юго-восточных вилайетах, признал наличие армянского вопроса. Но своеобразно. Пытаясь наладить отношения с советской Арменией, он установил тесные контакты с видными представителями армянской диаспоры, чтобы обозначить интригующий момент: армянский вопрос является предметом политических дискуссий с оказавшими в эмиграции потомками армян-бывших граждан Османской империи. Отметим, что эти маневры на армянском направлении осуществлялись в тот момент, когда уже шла война в Карабахе. В начале 1990-х годов курдский вопрос вошел в перечень базовых тем переговоров Анкары с Евросоюзом, что открыло для курдов новый коридор возможностей, открывало для них возможности прорыва с турецкого плацдарма. Сложно сказать, какой стала бы Турция в случае, если Озалу удалось бы завершить начатое, однако существуют серьезные основания предполагать, что он проводил на Ближнем Востоке тот самый геополитический проект, который не получился у США после Второй мировой войны.

Турецкие военные опасались развития событий по сценарию Озала. 17 апреля 1993 года сразу после визита в Азербайджан он неожиданно умер, как официально сообщалось, от инфаркта. В свое время в ИА REGNUM мы уже касались этой интриги. Поэтому уточним только некоторые малоизвестные и остающиеся до сих пор загадочными детали. Создание в конце 1991 года курдского управления в северных провинциях Ирака стало причиной серьезного беспокойства Анкары. Многие в правительстве высказывали опасения, что пример северного Ирака создаст политический прецедент, которым воспользуются и турецкие курды. В этой связи Анкара предприняла первый ход — начала переселять курдов из юго-восточных районов в центр страны. По сообщению западных СМИ, за первые четыре года в 1990-х около 2 миллионов курдов вынуждены были покинуть места своего проживания, либо были силой выселены в другие районы «в целях безопасности». Был предпринят и второй ход. Озал через одного из лидеров иракских курдов Талабани вступил в секретные контакты с лидером Рабочей партии Курдистана (РПК) Оджаланом.

В конце марта 1993 года обе стороны были готовы к политическому разрешению конфликта. РПК должна была прекратить военные действия, а Оджалан не настаивать на отделении от Турции и создании независимого Курдистана. Была также подготовлена специальная программа, которая предусматривала изменение конституции Турции в сторону федерализации страны. Американский исследователь Эрик Эверби вспоминает по этому поводу высказывание одного турецкого дипломата, который заявил тогда, что «Озал является верховным главой государства, но излишняя самостоятельность может стоить ему головы». Кстати, как шокирующие можно сейчас воспринимать и сведения, сообщенные лицами из окружения Озала. В интервью СМИ они говорят и о желании бывшего президента «решить длящуюся десятилетиями армянскую проблему за счет взаимных компромиссов». Экс-министр образования и госминистр в правительстве Озала Вехби Динчерлер заявил, что тот через американцев наводил справки об устремлениях армянской диаспоры, а в 1984 году поручил своим помощникам изучить вопрос о том, какую экономическую и политическую цену может заплатить Турция, если пойдет на уступки в этой проблеме».

Есть сведения, сообщенные неким Сулейманом Руманом, который работал вместе с Озалом в 1980-е годы. Он утверждает, что бывший президент планировал вернуть армянам некоторые территории в Ване, «однако из-за сильного сопротивления со стороны оппозиции план не сработал». Как потом намекал в интервью газете Milliyet бывший президент Турции Сулейман Демирель, тогда «США посредством Турции пытались укрепиться в Армении». Есть свидетельства мемуарного свойства, согласно которым в 1991 году в ходе своего первого визита в США Озал после встречи с президентом Джорджем Бушем-старшим заявил в нью-йоркской гостинице «Мэдисон»: «А не лучше ли нам признать геноцид армян и избавиться от головной боли?». То, что такой разговор действительно имел место, подтвердил и тогдашний глава внешнеполитического ведомства Турции Ильтер Туркмен во время встречи в Стамбуле с армянским кинодокументалистом Артемом Ерканяном. По словам режиссера, Туркмен вообще не исключал возможность признания Анкарой факта армянского геноцида. Но военная верхушка считала, что Озал идет на чрезмерные уступки в армянском и курдском вопросах и решила устранить его. Во всяком случае, сын покойного президента Ахмет и его брат Коркут утверждают, что восьмой президент Турции стал жертвой заговора военных.

Интрига еще и в том, что будучи президентом страны Абдулла Гюль принес решение провести эксгумацию тела Озала. Турецкие газеты писали в этой связи, что, реанимируя «дух Озала», определенная часть в правящей партии «Справедливость и развитие» хотят интегрировать озаловское идейное и политическое наследие в отношении будущего обустройство Турции в целом, и в отношении решения курдского и армянского вопросов в частности. Что из этого вышло, в наших следующих очерках.