ИА REGNUM
Геннадий Романенко

Институты бывшей Россельхозакадемии, вошедшей в РАН в ходе реформы фундаментальной науки, хотели бы выйти из ФАНО, в ведении которого они сейчас находятся, и перейти под крыло Минсельхоза. Связано это с необходимостью выполнения поручения Президента РФ Пр-2083 по итогам совещания о развитии сельского хозяйства, прошедшем в Ростове 24.09.2015. В пункте 1а данного поручения сказано, что в срок до 30.11.2015 Правительство РФ должно

«издать нормативные правовые акты по итогам рассмотрения вопроса о возможности реорганизации подведомственных ФАНО России селекционно-генетических и селекционно-семеноводческих центров (с сохранением сферы их деятельности), в том числе путём акционирования таких центров или передачи их в ведение Минсельхоза России».

РАН поддержала высказанное на совещании предложение министра сельского хозяйства Александра Ткачева о создании селекционно-генетических и семеноводческих центров в системе Минсельхоза РФ на базе переданных ФАНО научных организаций соответствующего профиля. Целесообразность такого шага определяется необходимостью «достижения единства научно-методического обеспечения селекционной деятельности в растениеводстве и животноводстве, в значительной мере ориентированных на фундаментальные и прикладные исследования», пояснил ИА REGNUM вице-президент РАН, академик Геннадий Романенко.

ИА REGNUM: Геннадий Алексеевич, почему Вы как один из инициаторов перехода Россельхозакадемии в РАН теперь считаете целесообразным уйти в Минсельхоз?

Научные организации шли в Академию наук, а попали в ФАНО. Предыдущий министр сельского хозяйства Николай Федоров вообще считал, что был опыт Чувашии и никакой науки нам не надо, а если институты заберем, то раздадим их по департаментам, но департаменты разные: есть, где наукой будут заниматься, а есть, где только справки будут писать. Поэтому был повод настороженно отнестись к предложению перейти в Министерство сельского хозяйства.

Второе, что меня лично беспокоило, — это то, что среди руководителей разного уровня и даже среди ученых, особенно теоретиков (да и сегодня эта ситуация сохраняется), было много таких, которые не считаются с сельскохозяйственной наукой. Не только благодаря физикам, химикам и атомщикам создавался авторитет советской и российской науки, нельзя из этого списка исключить имена Вавилова, Мичурина, Горячкина и большого количества других ученых, которые создавали сельскохозяйственную науку и обеспечивали продовольственную безопасность нашей страны, например, великих селекционеров — Лукьяненко и Пустовойта.

ИА REGNUM: А есть ли подобные достижения у современной российской сельскохозяйственной науки?

Возьмите, к примеру, подсолнечник. Мало кто сегодня знает, что его родина — Россия. Академик Василий Пустовойт эту культуру создал, Институт масличных культур в Краснодаре носит его имя. Раньше по теории считалось, что более 30% масла в зерновке не может быть, а сейчас другую проблему решаем, как уменьшить в подсолнечнике содержание масла до 50−52%, потому что при превышении 56% зерно не храниться, начинает прогоркать. Весь мир этим пользуется.

В этом же институте создали подсолнечник, дающий масло типа оливкового, начали выпускать. Потом два года закупали дешевое оливковое масло, сделали производство нерентабельным, угробили производство.

В школе академика Лукьяненко был выведен сорт пшеницы «Безостая 1», который 60 лет во всем мире является донором новых сортов. До сих пор выращивают этот сорт, причем там, где выпекают высококачественный хлеб — это Турция, Кипр, да и мы держим этот сорт как донор. Если посмотреть результаты работы школы Лукьяненко по этому году, то там уже не один, а несколько сортов пшеницы, которые дают урожайность 100, 110, 130 центнеров с гектара. При этом кубанцы указывают, что это урожаи не на опытных полях и делянках, а на полях фермеров, кооперативов и крупных хозяйств.

В институте им. П.П. Лукьяненко недавно восстановили полбу, которой поп Балду кормил. В ней белка почти в два раза больше, чем в самой качественной пшенице. В этом же институте начато еще одно очень интересное направление: выведение пшеницы с зерном круглой формы — это позволяет при перевозке зерна на 20% сократить требующиеся объемы грузовых емкостей.

Другой пример, тысячу лет в Подмосковье не могли вырастить пшеницу, из которой можно делать хлеб. Всегда добавку везли с Поволжья, с Кубани, со Ставрополья. Академик Сандухадзе и его ученики создали сорта озимой пшеницы «Московская 39», «Московская 56» «Татьяна», «Галина», которые без всяких добавок дают высококачественный хлеб. У него, кроме того, высокие урожаи: 100 и более центнеров с гектара, для сравнения, в среднем по стране — 22 центнера, в хороших хозяйствах Московской области — 30−40.

В последнее время великолепные результаты по кукурузе. Когда Хрущев заставлял заниматься кукурузой всех и вся, привезли семена из Средней Азии. Период вегетации 140−150 дней, а у нас тепла в Подмосковье только 100 дней. Были созданы две научные школы: первая, под руководством академика Гаджиева, занимавшаяся созданием сортов для юга с периодом вегетации 110−120 дней, вторая, академика Галеева, занималась получением скороспелых сортов. Ученики Галеева сегодня успешно выращивают гибридные сорта кукурузы в Татарстане, в Башкирии и более северных районах. Период вегетации 100, а задача ставится, чтобы за 90 и менее дней кукуруза давала зерно.

По урожайности показатели очень высокие. Когда я начинал заниматься кукурузой, если удавалось получить 40−50 центнера с гектара, то это было великолепно. Сегодня урожаи 100−110 центнеров, а академик Сочинка Владимир Семенович говорит, что создан, к сожалению пока позднеспелый гибрид, с урожайностью 176 центнеров! Сейчас задача убрать длинный период вегетации, сохранив урожайность. Вот это работа науки, этим и должны заниматься селекционеры и по кукурузе, и по пшенице, и по ячменю.

Вырвались вперед наши селекционеры и производственники по рису. В свое время Кубань пыталась липовый миллион тонн показать, а сейчас получают реальный миллион тонн рисового зерна. Буквально вчера разговаривал с директором экспериментального хозяйства, бывшего рисосовхоза «Краснормейский» им. А.И. Майстренко: представляете, одно хозяйство собрало 42 тыс. тонн риса, при этом эти 42 тыс. тонн позволяют любое количество семян приготовить, потому что это высококачественное зерно при урожайности 70−80 ц/га. При этом мы выращиваем рис в условиях с периодом вегетации 110−120 дней, а в мире период вегетации — 140−160 дней.

Много говорилось о проблемах выращивания гороха и сои в России. Горох сегодня можно выращивать во многих регионах, а соя — южная культура, которая благодаря труду селекционеров, технологов и агротехников движется на север. Если на юге спокойно получают 4 тонны с гектара, то в зоне Рязани — 5−6 т/га. Недавно мы радовались получению миллиона тонн сои с учетом Дальнего Востока, а сейчас мы имеем два миллиона и задачу выхода на 3−4 млн тонн.

Недавно наши конники получили жеребенка из спермы, замороженной 32 года назад.

ИА REGNUM: Недавно на заседании Президиума РАН Вы всех угощали новыми сортами винограда с поразительным вкусом. Почему их невозможно купить в магазинах.

Этот виноград выращивается на опытных участках, а для промышленного производства нужны деньги, прививочные машины, питомники. Советские питомники были приватизированы, их нет. Недавно к нам приезжал крупный винодел из Франции, пробовал наши вина. Вино с Тамани оценил как хорошее, крымские марочные ему не понравились, а вино из нашего «Красностопа» оценил как великолепное и готов был начать торговать в Ницце сразу.

Прекрасные результаты у нас не только по винограду. Сегодня можно уже выращивать в России киви. Очень жаль, что не пошла программа по кофе. В начале 90-х завезли уникальный сорт, который выдерживал заморозки до — 3 градусов. Вкус сорта был сильный и интересный. Начали повышать морозостойкость, а тут веерные отключения Чубайса — все поморозили, денег на новые саженцы не было.

ИА REGNUM: Геннадий Алексеевич, почему имея такие уникальные разработки селекционеров, они так медленно внедряются или вообще не доводятся до хозяйств?

Сейчас мы работаем над указанием президента Путина о создании селекционно-семеноводческих и селекционно-генетических центров. Если это будет сделано, то это будет прорыв в производстве новых сортов, животных, птицы. Сейчас возник тревожный разрыв между временем завершения научных исследований и внедрением законченных работ в производство. Научные организации производят ежегодно около 500 тысяч семян высших репродукций, а товаропроизводители используют более 12−13 млн тонн семян, преимущественно с низкими репродуктивными качествами. Кто их производит, мы точно не знаем: в одном случае добросовестный фермер, а в другом высевается сорт и первый, и пятый год — уникальные сорта потихоньку теряют свои свойства.

Необходимо восстановить цепочку: селекционер создал сорт, в Госсортосети проверили его, вырастили элиту, суперэлиту, а дальше вторая, третья репродукция должна выращиваться на месте в специализированном хорошем хозяйстве, которое гарантирует, что произведет хорошие семена и для себя, и на реализацию.

ИА REGNUM: Программа создания селекционных центров уже разработана, финансируется?

Пока нет, над программой пока работают. Но точки зрения разные. В ФАНО, например, идея такая — селекционно-генетические центры создать на базе только одного научного учреждения. Теперь, кажется, мы убедили, что это не так. Первый опыт создания — по птицеводству. Если это пойдет, то три ведущих института по птицеводству соединят с экспериментальными хозяйствами — это бывшие племенные заводы по птице, чтобы работать на конечный результат.

Меня в современной работе ФАНО больше всего волнует то, что неизвестно, за что они отвечают. В Россельхозакадемии и других академиях было четко записано, что академия отвечает за научное обеспечение агропромышленного комплекса страны. ФАНО отвечает за инвентаризацию имущества, за выявление недостатков и т.д. Но реализацией может и министерство торговли заниматься, и кто-то на местах, а вот работа на конечный результат, например, внедрение новой породы, должна быть на контроле. Например, закупили недавно много племенных животных за рубежом, затратили огромные средства, часть хорошего материала пришло, но много и таких животные, которые оказались нежизнеспособны для нашей суровой действительности с холодными зимами. Часть вымерла, часть пошла под нож. Кто за это должен ответить?

А у нас впервые за 40 лет создана великолепная мясная порода крупного рогатого скота — «Русская комолая». Это гибрид «сухих» животных казахстанских, калмыцких и поволжских степей и абердин-ангуссов — породы, которая выращивается в мире в более хороших климатических условиях. Высокая продуктивность, привесы выше, чем у исходных форм, жизнеспособность сухих степей, мясо лучше — гибрид есть гибрид! Начали размножать, довели общими усилиями поголовье до 8000. Это было в Волгоградской области, но сменился хозяин на одном предприятии, на другом. В результате осталось племенных животных около одной тысячи. То есть программа должна быть, и она должна поддерживаться финансово. Животные мясного направления два-три года прибыли не дают! Нужен задел.

ИА REGNUM: А кто сегодня отвечает за срыв программы внедрения уникальной породы?

А вот ответственного у нас не найдешь, что вы!

ИА REGNUM: Кто должен контролировать такую работу?

Правильно поставлена задача Президентом — это должны быть центры, которые координируют эту работу, с долей государства более 50%.

ИА REGNUM: В связи с отделением институтов от Академии существует риск поглощения их корпорациями, монополиями?

Мораторий пока работает. И за пределы ФАНО институты и предприятия пока не выходили.

ИА REGNUM: А какие есть шансы у институтов уцелеть под управлением ФАНО?

Чиновники есть чиновники, они нашли такую лазейку: не надо выходить за пределы ФАНО, можно ликвидировать институт в пределах ФАНО. Создается центр на базе головного института. К нему присоединяется несколько научных учреждений. Они лишаются юридического лица, становятся филиалами, отделами, лабораториями. И таким образом, ликвидируется часть институтов, потому что самое главное — уменьшение бюджета бюджетополучателей.

ИА REGNUM: Какие перспективы, если уйдете в Минсельхоз?

Я думаю, министерство отвечает за сельскохозяйственное производство не только в Москве, но во всех уголках России. Взять, например, Краснодарский институт садоводства, виноградарства или Ставропольский институт животноводства. За них отвечает и губернатор, и ликвидировать свое предприятие, которое обеспечивает регион своими племенными животными, семенами, обеспечивает ветеринарный контроль, ему не выгодно. По крайней мере, министерство обязано этим заниматься.

ИА REGNUM: Геннадий Алексеевич, решение о переходе сельскохозяйственных институтов в Минсельхоз уже принято?

Пока нет. Идет дискуссия. К сожалению, нет единого мнения в системе РАН по этому вопросу. В начале 2014 года мы внесли предложение реформировать 12 объединений, куда входило около 25 институтов. Это была не ликвидация, а объединение с более мощным институтом более слабого или вообще создание новых направлений путем объединения, чтобы людей на улицу не выбросить, оставить рабочие места. Нас не послушали. Только сейчас, через два года, начали заниматься оптимизацией. Но это надо было сделать давно.

Когда создавалась Россельхозакадемия в нее было включено из 17 министерств и ведомств 374 института-станции. Когда передавали в ФАНО, осталось 255. Ни одной жалобы не было, ни одного протеста не было. Всех перепрофилировали, усилили отделы, усилили направления отдельных работ. Некоторых закрыли, так как было дублирование.

Ну, а как сейчас планируется объединение? Я везде подшучиваю — ФАНО создало Центр питания. Туда вошли Институт питания Академии медицинских наук, Институт детского питания, Институт питания космонавтов, как я его условно называю, и туда же включили институт ликеро-водочный. Это что — детское питание без горячительных напитков существовать не может? Смотреть надо глубже: у некоторых есть здания, которые кого-то очень интересуют.

Второй пример. Картофель — второй хлеб России. Институт картофелеводства был слабый, да и отрасль в 90-е гг. никому не нужна была — все привезем, все купим. Но как бы то ни было, сегодня 32 млн тонн картофеля производим в стране. Более мощные институты овощного направления: знаменитый Институт селекции и семеноводства овощных культур, знаменитая «Грибовская». Решили создать центр по овощеводству и присоединить туда Институт картофельного хозяйства, но уже на правах филиала. Но как говорил классик: нет института, нет проблемы. Но нельзя же так! Одновременно Институт орошаемого овощеводства и бахчеводства в Астрахани предлагается включить в Центр сухого земледелия!

Во многих случаях с ФАНО мы находим общий язык, но уж если кто-то сверху команду дал — оно от своей позиции не отступится. Центры конечно нужны. Планируются хороший центры по птицеводству. Решили сделать Центр механизации сельского хозяйства: практически на одной площадке находятся три института — механизации, электрификации и по ремонту техники. С объединением их в единый центр можно согласиться, тем более, что когда-то они выделились из одного института в связи с ростом объемов работ. Но зачем включать в центр находящийся в Подольске Институт механизации животноводческих процессов. Это же совсем другое направление. Этого нельзя делать ни в коем случае.

Например, я был за создание центра на базе ВИРа — института растениеводства в Петербурге, чтобы включить в его состав ближние станции, например, павловскую. Но нельзя было лишать самостоятельности дальневосточную, адлерскую, дагестанскую. Не будете же вы ими руководить из Москвы и Питера?! Не послушали, лишили их самостоятельности. Адлерская станция три месяца не получала зарплату, на Дальнем Востоке вообще не найдешь крайнего. Нельзя допускать крайности в таких вопросах.

ИА REGNUM: Какие, как Вы думаете, должны быть предприняты организационные и политические шаги по исправлению неудачной реформы слияния академий?

Надо начинать с того, о чем говорили два года назад. Надо определить, за что же ФАНО конкретно несет ответственность в отношении науки.

ИА REGNUM: Если вернуться к поручению президента по созданию селекционных центров — есть ли какие-то конкретные, намеченные шаги?

Министерство считает, что селекционно-семеноводческие центры они могут создавать, когда у них будут головные организации. У нас в стране селекционных центров было 42, плюс 8 животноводческих и два биотехнологических.

ИА REGNUM: А сейчас?

А сейчас даже должности замов директоров по селекционным центрам во многих институтах ликвидированы. Все центры были при ведущих институтах. Была администрация института, был заместитель директора по селекционному центру, у него была своя структура селекционеров. Сегодня инфраструктура внедрения новых сортов и пород разрушена: получили положительную оценку Государственной комиссии по сортоиспытанию, а дальше зависит от того дал фермер заявку или не дал. У института финансы не выдерживают. Этот разрыв надо ликвидировать, как можно быстрее. В советское время были райсемхозы, при Петре I отвечали за реализацию племенного молодняка монастыри — он же привез черно-пеструю породу на Север. В монастырях культурные хозяйства были, поэтому они и выращивали племенных животных.

ИА REGNUM: Геннадий Алексеевич, в советское время вы были одним из инициаторов создания противоградовой службы на Северном Кавказе и Краснодарском крае. В 90-е годы она была ликвидирована, что привело к ежегодным потерям, например, в Северной Осетии до 70% урожая. Сейчас она начала возрождаться, но бессистемно: в одном месте она есть, в другом только начинают об этом говорить? Удовлетворены ли Вы работой противоградовой службы?

Дождь-град все равно с неба упадет, но он не должен падать на овощные плантации, на персиковые сады, на посевы кукурузы, на семеноводческие посевы в Осетии. Планировалось отводить осадки в засушливые области. Но эта система разрушена. Сейчас противоградовая защита применяется локально теми, у кого есть на это деньги, по принципу «от меня ушло, к вам пришло». Нет системы. В академии этого направления нет, да и не было. Этим сейчас пытается заниматься Минсельхоз.

ИА REGNUM: Как сегодня строятся отношения сельскохозяйственной науки и Минсельхоза?

Отношения Академии и Минсельхоза на всех уровнях и в центре, и на местах были деловыми и творческими практически по все направлениям. Мы, спорили, например, с Алексеем Васильевичем Гордеевым очень жестко, но всегда находили общий язык. Сегодня отношения науки и производства надо восстанавливать.

ИА REGNUM: Получается, что сегодня у нас есть уникальные северные и южные сорта пшеницы, которые при внедрении могли бы позволить увеличить урожайность в несколько раз на тех же посевных площадях. Что этому препятствует, и нужно ли это кому-нибудь?

Идея эта очень хороша, но тут же начинает действовать много «но»: реальные вопросы технологии, климата, почвы и т.д. В этом контексте вот вам пример работы, за которой я слежу, помогаю, восторгаюсь. Сегодня норма высева озимых пшеницы, ржи и ячменя колеблется в пределах 200−250 кг семян на один гектар — это грубо округляя 5−6 млн зерен. Федор Алексеевич Колесников работает с сортами. Есть у него линия, при использовании которой для получения урожая в 5−6 тонн с гектара высевается не 5 млн, не 250 кг семян, а всего 30 кг на гектар. Но это же должна быть площадочка ровненькая, это надо, чтобы каждое семечко взошло, каждое семечко получило правильный пищевой режим, и в этом направлении надо работать. При внедрении таких сортов можно спокойно получить дополнительно 2 млн тонн зерна. Но для этого надо работать. Такая же идея и у академика Сандухадзе. Работа Баграта Исменовича великолепная, кроме работы он ничего не видит.

ИА REGNUM: Но ведь его институт, известная «Немчиновка», чуть не погиб при создании Сколково, хотели полностью поля отобрать. Что такое уничтожить коллектив из 12 человек, влить в какой-нибудь другой институт — никто и не заметит.

Сейчас удалось общими усилиями землю узаконить, которая есть у института не в Сколоково, а в Соколово. Надеемся, что удастся отсудить землю в Ковригино, где можно размножать не только супер-супер элиту, а элитные посевы. Но сложно судиться с банками и теми, кто имеет большой опыт захвата земель. Но по Соколову вопрос уже решен, сохранили земли, которые для Сандухадзе есть. Но ведь понимаете, что это за участи. Эти участки существуют с дореволюционных времен: дренаж сделали, выровняли посевы, а сейчас там коттеджи и научно-административные здания Сколково. Ругаться и спорить по Сколково бесполезно, надо осваивать Соколово по возможности. Там деревенька есть, в которой можно построить жилье для молодых специалистов.

ИА REGNUM: С жильем у всех сельхозакадемий проблема, как удержать уникальных специалистов, аспирантов?

Вот информация по моему родному краснодарскому институту. Семь человек, кандидатов наук, воспитанных в этом институте, селекционеры, зарплата заведующего сектором порядка 30−40 тысяч. Ушли в КВН, «Пионер» и другие фирмы, платят им 90−120 тысяч. А все они начинали великолепно работать по селекции кукурузы.

ИА REGNUM: Сегодня некоторые говорят, что пока от реформы РАН особого вреда еще не было, институты как работали, так и работают. Ликвидация РАН, таинственное в своей настойчивости включение институтов с мировой известностью в структуру малоизвестных уже нанесло колоссальный репутационный и экономический ущерб. Академик А.Д. Асеев рассказывает, что в Сибирском отделении в 2014—2015 гг. в результате реформ рухнули миллиардные программы международного сотрудничества, остановилась программа строительства жилья, из-за чего резко усилился отток специалистов за границу — в Оксфорде сразу коттедж предоставляют.

Понимаете, мы гордились, что у нас, кроме как из двух-трех институтов, за рубеж никто на уезжал. Наши специалисты ехали за границу в командировки, по контрактам на несколько месяцев по обмену опытом, на стажировку в той же Америке у профессора Александера и других знаменитостей, но никто не уезжал. Были примеры, когда у нас ученые-конники уехали, но вернулись. Самые тесные отношение мы поддерживали с автором Зеленой революции Норманом Борлоугом, который был иностранным членом РАН. Он приезжал к нам и был восхищен работами Сандухадзе. Но после резкого снижения зарплат и у нас началась «утечка мозгов».

ИА REGNUM: Геннадий Алексеевич, можно сегодня уже сделать вывод, что изменилось для сельскохозяйственной науки в 2013 году.

Финансирование и общие объемы фундаментальных исследований практически не сократились. Надо отдать должное службам ФАНО ‑ они здесь с Минфином находят общий язык. Но, на мой взгляд, сделали глупость, когда сократили зарплату директоров институтов практически вдвое: директор вместо 90−100 тысяч стал получать 40 600 рублей — директор! А если у руководителя такая зарплата, то в первую очередь начали увольняться заместители и главные бухгалтера, а что такое главбух, вы знаете. Этот процесс продолжается, к сожалению. Некоторые по привычке ходят на работу, но когда им предлагают зарплату в три раза выше, как бы они не любили свои институты, — семья есть семья, зарплата есть зарплата.

ИА REGNUM: Можно сказать, что, переходя в ведение Минсельхоза, вы стремитесь вернуть ту систему взаимоотношений науки и производства, которая была в СССР?

Да, я считаю, что ее надо восстанавливать. Должно быть тесное взаимодействие науки и производства. Если бы все разработки были внедрены, то Россия могла бы выйти на передовые позиции в мире по ряду показателей. Хотя тут действуют, конечно, многие факторы — реальные условия климата, особенности почвы и т.д.

ИА REGNUM: Последний вопрос, который мы не можем не задать, по которому расколото и научное сообщество, и политики, и общественное мнение — ГМО.

Всем уже сколько лет отвечаю: в научном плане работали, работаем и должны научные учреждения работать по этому направлению. От использования ГМО-продуктов для детей и пожилых людей я бы пока воздержался.

Например, я соавтор патента на трансгенных овец. Мы создали стадо, получаемое молоко начали использовать для медицинских целей. Стадо разместили в Поволжье. Через несколько поколений началось восстановление исходной генетически не модифицированной формы. Мы создали трансгенных перепелов. Обычное перепелиное яйцо весит 8−11 грамм, а трансгенные перепелки начали давать яйца по 18−20 грамм. Через 17 поколений идет возврат к исходным формам. Что это такое, как это происходит — надо с этим работать.

Я против генетически модифицированных овощей и фруктов — ну невозможно генетически модифицированный помидор или клубнику есть! Я сколько раз говорил, что был противником этого и буду. Но если генетически модифицированный хлопок получать или что-то подобное, почему нет.

ИА REGNUM: Как Вы относитесь к продукции «Монсанто»?

«Монсанто», зная мою позицию, пригласили меня в ЮАР, где они осуществляют сейчас массовое внедрение трансгенной кукурузы. Приехали мы к местному фермеру. Его попросили рассказать, почему он занимается трансгенной кукурузой. В ответ он разломил стебель обычной кукурузы, в котором было штук пять гусениц. Потом то же самое делает на трансгенном поле — гусениц нет. Я его спрашиваю про последствия для здоровья. Он отвечает, что на трансгенном поле он получит урожай 5−6 тонн с гектара, а на обычном — почти ноль. В одном случае люди умрут от отсутствия зерна, а в другом — неизвестно, но думает, что при его жизни они не умрут. В таких крайних случаях применение ГМО представляется оправданным, тем более «Монсанто» там ведет сопровождение — свои гербициды, свои семена, то, что заставят потом нас покупать.

ИА REGNUM: Пишут, что в «Монсанто» много наших специалистов работает?

В «Монсанто» много разных специалистов со всего мира, а вот где действительно много наших специалистов работает — в Латинской Америке, где прогнозируют урожаи. Я приехал в бразильский институт, там наши мальчики дают прогноз: сегодня и далее в течение 10 дней оптимальный срок сева сои. Банк на эти дни дает кредит под 0%. Через 20 дней банк дает кредит уже под 10% — их слушают. А мы слушаем?