Как ранее сообщалось, на конференции министров высшего образования европейских стран, состоявшейся в Берлине 17-19 сентября, было принято решение о присоединении России к Болонской декларации - под таким названием известно совместное заявление министров образования ряда стран, озаглавленное "Европейское пространство высшего образования", которое было подписано в Болонье 19 июня 1999 года.

Некоторые аспекты включения России в Болонский процесс прокомментировал в интервью ИА REGNUM Дмитрий Бак - профессор РГГУ, член рабочей группы по изучению аспектов Болонского процесса Министерства образования РФ, заместитель директора Института европейских культур.

- Дмитрий Петрович, сейчас нередко можно слышать о том, что будущее российского образования связывается с так называемым Болонским процессом. Расскажите, пожалуйста, что это такое.

- Болонский процесс это один из тех процессов общеевропейского масштаба, которые ведут к созданию единой Европы. Сопоставимые процессы - создание экономической зоны евро, Шенгенской зоны безвизового передвижения граждан ЕС и т.п. Но за этим кроется, как всегда, противостояние двух тенденций - глобализации и регионализации, и, как известно, не все страны в это включаются.

Болонская декларация была принята в 1999 году министрами образования нескольких европейских стран и содержала заявление о том, что к 2010 году эти страны возьмут на себя ряд обязательств. Наш министр образования Владимир Филиппов еще в декабре 2002 года заявил, что у России нет иных перспектив, кроме подписания Болонской декларации, но отметил и проблемы, которые с этим связаны.

На данный момент Болонский процесс уже вышел за рамки Европейского союза. На только что закончившейся в Берлине очередной конференции к Болонской декларации присоединились Россия, а также Андорра, Босния и Герцеговина, Ватикан, Македония, Сербия и Черногория.

- Болонская декларация касается только высшего образования?

- В общем, да, хотя само понятие образования, по признанию ЮНЕСКО, в наше время кардинально изменило свой смысл. Речь идет теперь не о каком-то особом этапе жизни, когда человек учится перед началом самостоятельной трудовой деятельности, а о едином непрерывном образовании, которое длится всю жизнь.

- В чем суть "болонизации" системы образования?

- Болонская декларация предполагает четыре главных положения. Первое - введение двух уровней высшего образования. Например, "бакалавр" и "магистр", хотя национальные варианты этих терминов могут звучать и иначе.

Второе - накопительная система начисления зачетных баллов ("кредитных пунктов"), так называемая European Credit Transfer System (ECTS). Смысл ее в том, чтобы студент мог слушать курсы последовательно в разных университетах Европы, причем хотя бы один семестр он обязан провести в вузе другой страны.

Третье положение - университетский диплом любой страны-участницы Болонского процесса должен к 2010 году признаваться во всех других странах, подписавших декларацию.

Четвертое - свободная миграция трудовых ресурсов, равенство прав граждан разных стран при приеме на работу.

- Таким образом, суть Болонского процесса состоит даже не столько в реформировании образования, сколько в реформировании рынка труда?

- Да, в конечном счете дело обстоит именно так. И это может иметь большие политические последствия. В частности, резко изменится ситуация с нынешними европейскими диаспорами. Если мигрант будет владеть языком страны, в которой он проживает, и будет иметь конвертируемый диплом, работодатель легко предпочтет его местному жителю, поскольку у него могут быть более скромные запросы.

- Но в результате этого утечка мозгов, скажем, из нашей страны войдет в терминальную стадию...

- Не стоит драматизировать ситуацию. В сущности, это стимулирует развитие национальных образовательных ресурсов и рынков труда, ведь нам придется наконец более активно создавать у себя условия, препятствующие оттоку мозгов. Кроме того, с введением в действие "болонских условий" найма на работу скорее всего начнется "приток мозгов" из стран третьего мира в Россию - это тоже вызовет целый спектр последствий, в том числе, думаю, и позитивные.

- Идея двухступенчатого высшего образования в России вызывает очень много вопросов, ведь наш рынок труда традицонно рассчитан на одноступенчатую систему...

- Действительно, так до сих пор устроено наше трудовое законодательство, потому-то переход к двухступенчатой системе чаще всего ассоциируется с ломкой традиций отечественной высшей школы.

На самом деле, эта проблема ненова. Еще в 70-е годы было предложение ЮНЕСКО о введении в Советском Союзе двух степеней для выпускников вузов. Это происходило в рамках тогдашней политической тенденции к разрядке и европейскому сотрудничеству. Тогда наше министерство от этого отказалось, и правильно - это наверняка было бы сделано торопливо, необдуманно.

В начале 1992 года министерство образования все-таки сделало этот шаг. Именно тогда, кстати, почтенный Историко-архивный институт был преобразован в "авангардный" РГГУ, и организаторы историко-филологического факультета невольно оказались в эпицентре "бакалавризации всей страны". Положение было просто безумное - параллельно существовали две системы образования: традиционная одноступенчатая (пять лет и "специалист" на выходе) и двухступенчатая (четыре плюс два года - "бакалавр" и "магистр", соответственно). Абитуриент в 17 лет должен был выбрать, по какой линии он будет учиться, причем переход с одной на другую был невозможен. Нам позволили тогда получить лицензию только на бакалавриат, т.е. на четырехгодичное обучение, потому что лицензировать "устаревшее" пятилетнее обучение было нельзя. В результате несколько лет подряд ко мне подходили ребята и спрашивали: "Дмитрий Петрович, а сколько же лет мы учимся?" К счастью, эта практика отпала сама собой еще до окончания первого четырехлетнего цикла.

К 1995 году выяснилось, что существование параллельных (и, самое главное, - исключающих друг друга!) моделей образования непродуктивно и накладно, и тогда возникла диспозиция не менее странная. Четыре года все студенты должны были учиться фактически по общему плану, после чего могли выбрать одну из трех возможностей: уйти из вуза бакалаврами, проучиться еще год и стать специалистами, либо задержаться в студентах на два года и получить диплом магистра. Неразбериха только усилилась. Кадровики понятия не имели (и, кстати, до сих пор не имеют), кто такие бакалавры и отказывались брать их на работу на общих правах с другими выпускниками вузов. Магистранты же справедливо недоумевали, к чему учиться лишний (шестой) год, когда в аспирантуру по-прежнему можно было поступать и после пяти лет обучения с дипломом специалиста... Закончилось все мирно: студенты первого набора спокойно положили в карман никому не нужный диплом бакалавра, и все как один продолжили учиться по традиционной, пятилетней схеме.

Итак, все получилось как всегда. На ветер были выброшены огромные деньги, причем совершенно безрезультатно, поскольку, например, из шести десятков университетов (я имею в виду, конечно, только филологические факультеты) сегодня всего два-три (!) работают по двухступенчатой системе. Революционные преобразования 1992 года сами собою сошли на нет.

- Так нужно ли нам сегодня опять вводить у себя две ступени образования, как предписывает Болонская декларация?

- Конечно, нужно - другого пути в единую Европу просто не существует! Но нельзя забывать, что за годы необдуманных реформ само слово "бакалавр" приобрело у нас стойкий негативный ореол.

Дело в том, что в 1992 году система бакалавриата вводилась у нас во многом по американскому образцу. В США степень бакалавра традиционно предполагает общее, неспециализированное образование. Бакалавриат ликвидирует пробелы школы, после чего студент продолжает свое обучение уже в соответствии с выбранной специальностью.

У нас соотношение средней и высшей школы совсем иное. И потому-то произвольно придуманные в начале 90-х различия в подготовке специалиста и магистра объективно снижали качество образования. Чтобы из обычного пятилетнего учебного плана, рассчитанного на подготовку специалиста, скроить четырехлетний бакалавриат, нужно было изъять из него специальные, профильные курсы, а значит, искусственно задержать развитие студента на четыре года, отсрочить выбор профессии!

- Неудивительно, что эта попытка "американизации" вызвала негодование тех, кто дорожил традициями нашей высшей школы.

- Обе эти системы имеют свои достоинства и свои недостатки. Наша давала некий базовый минимум, предусмотренный госстандартом, но очень часто та же система жесткой стандартизации мешала лучшим студентам взять от университета максимум необходимого. В Америке наоборот - никаких гарантий для основной массы учащихся, но при этом лучшие в условиях гибкой системы самостоятельного выбора учебных курсов добиваются успеха технологически более простым способом.

В СССР долгие десятилетия существовало централизованное планирование, когда кто-то решал за студента - что, в каком порядке и в каких объемах он должен прослушать, чтобы стать классным специалистом. В Америке все наоборот, там господствует установка не на удовлетворение нужд "народного хозяйства" посредством принудительного распределения "молодых специалистов", а на удовлетворение образовательных потребностей личности. Сейчас последний лозунг принят и у нас, хотя на мой взгляд, на практике его воплощение даже не началось.

Что же касается нынешнего Болонского процесса, то он возник, на мой взгляд, в иной исторической ситуации - в рамках наметившегося противопоставления (не борьбы, не конфликта!) образовательных систем континентальной Европы и Америки. При этом само слово "бакалавриат" в Европе имеет совершенно другой, "неамериканский" смысл - это не ликбез, устраняющий изъяны в общей эрудиции, а высшее специальное образование первой ступени, готовящее человека к самостоятельной профессиональной деятельности.

В отличие от США, в Европе система бакалавр-магистр или "мастер", как говорят в Германии, перевернута - именно так, ни более ни менее. Там обучение идет не от общего ликбеза к специализации, но, наоборот, - от технологии к более широкому, в том числе менеджерскому образованию. И бакалавр это не человек с первоначальной эрудицией, который потом надстраивает над своим образованием какое-то конкретное технологическое умение; наоборот - это человек, за три-четыре года обучения уже подготовленный к функционированию на рынке труда.

Что же у нас происходило в 90-х годах - давайте вдумаемся! Не научив бакалавров специальным предметам, мы думали, что их будут радостно принимать на работу?? То есть у нас была сделана попытка механического совмещения практически противоположных подходов - европейского и американского. Результат я вам только что описал.

Нынешняя европейская модель высшей школы актуальна для развитых стран Запада именно потому, что там достаточно высок уровень базовой школьной подготовки. В этом Европа нам, безусловно, ближе, чем Америка. Однако в чистом виде для нас неприменимы обе системы. Наше традиционное одноступенчатое обучение так устроено, что очень трудно искусственно разделить технологическое, первоначальное образование и надстраиваемое над ним собственно университетское.

- Так значит нам нужно искать свой, специфический путь "болонизации"?

- Да. На мой взгляд, мы должны, ничего не ломая в том, что у нас исторически сложилось, образно говоря, просто создать своего рода переходник для евророзетки. Можно сколько угодно рассуждать о политических последствиях "болонской" системы образования (опасна ли она, привлекательна ли), но сначала стоит разобраться в самих себе, в технологии - этого ох, как не хватает многим политикам.

Я думаю, речь должна идти об осторожном пересмотре роли аспирантуры и второго высшего образования. Нужно создать гибкие стандарты второго уровня. Первый уровень, который у нас называется "специалистом", должен быть просто отождествлен с тамошним бакалавром. Мы можем несколько сократить этот первый этап образования (может быть, до 4,5 лет), но ни в коем случае не меняя при этом его сути, не лишая его комплексного характера. А дальше - должна быть постепенно пересмотрена система поствузовского образования. Это может быть либо второе высшее, либо аспирантура, либо и то, и другое. Вот здесь - узел проблемы, а не в ЕГЭ, и не во введении двенадцатого года в школьное образование. Этот год действительно нужно вводить, но не в среднюю школу.

Тогда, может быть, у нас возникнут условия для подлинного выполнения обязательств по Болонской декларации. Пока же все как всегда - главное по осени ввязаться в бой с очередным урожаем, а там будь что будет...

- До 2010 года осталось так мало времени...

- Очень мало! Можно сказать - не осталось вовсе. Те, кто закончат вузы в 2010 году, должны уже в 2005 году поступить в полностью реформированные университеты. Значит, предполагается, что за год будет введена кредитная система освоения курсов, пересмотрены госстандарты высшего образования, коренным образом изменены условия найма преподавателей на работу (ведь не пресловутой "нагрузкой" должны будут измеряться их "ставки"), адаптированы к российскому законодательству европейские приложения к диплому (Diploma Supplements) преобразована система найма на работу специалистов и магистров и т.д. и т.п.

- Не слишком ли много всего?

- Не просто много - нереально много. Уж если мы за десять лет не успели разобраться толком с американизированными бакалаврами и магистрами... Мы как всегда подписываем то, что невыполнимо. И тем самым подаем повод для прокоммунистических ламентаций: вот, дескать, нас опять пытаются уничтожить внешние враги; когда мы подражаем Западу, ничего не получается и не может получиться...

- Не получится ли так, что после 2010 года мы станем претендовать на конвертацию наших дипломов и на свободное движение наших кадров, а нам скажут: "А где же ваша реформированная система образования"?

- Очень может быть. Нынешняя ситуация подобна той, которая сложилась с отменой смертной казни. Мы взяли на себя это обязательство, но в итоге смогли только объявить мораторий на ее применение - не более, и все зависло на годы и годы. Но в сфере образования нельзя объявить мораторий! Студенты - живые молодые люди, у них всего одна жизнь, и что же, они придут в университет и опять будут не учиться, а без конца разбираться, какое именно образование они получают?

- Целое поколение может остаться без приличного высшего образования!

- Не все так черно, идут и позитивные процессы. Как всегда они идут снизу. Некоторые коллективы ощупью, методом проб и ошибок движутся к тому, чтобы понять, каковы перспективы.

И из всех четырех пунктов Болонской декларации самым привлекательным является пункт о конвертации дипломов. Сейчас в газетах и в Интернете полно объявлений о международных дипломах, но на самом деле это мистификация, потому что в западноевропейских странах дипломирование технологически совсем иное. Разная структура учебных планов и т.п. Но работа над этим ведется. Мне известно, что много делается в этом направлении в Высшей школе экономики и у нас в РГГУ.

Еще восемь лет был создан международный Институт европейских культур, среди его учредителей - РГГУ, Рурский университет в немецком городе Бохуме и французская Высшая школа социальных исследований. В настоящее время именно здесь происходит обкатка тех моделей, которые de facto ведут в направлении Болонского процесса.

ИЕК дает второе высшее образование, здесь учатся выпускники гуманитарных факультетов. На мой взгляд, наш институт перспективен именно потому, что образование здесь понимается как непрерывный процесс. Многие люди по разным причинам не удовлетворены соотношением своего образования и того рабочего места, которое они занимают. Один учился в провинции и теперь хочет пополнить образование в столице, другой смолоду сразу после вуза завел семью и детей, а теперь, когда они выросли, хочет продолжить образование, кто-то занимался узкоспециальной наукой, но ему хочется практики - журналистской, медийной, кто-то наоборот желает заняться наукой после долгих лет прикладной работы. Это своего рода социальная коррекция, а наш институт - место, где можно научиться меняться, переформулировать собственную профессиональную идентичность.

- Ваши выпускники становятся более успешными на рынке труда?

- Безусловно. У нас есть сведения обо всех выпускниках. Среди них переводчики, журналисты, ученые, преподаватели. У нас набор небольшой - 30-40 человек; это, если угодно, штучный товар, персональная отделка... Нашего слушателя мы с самого начала воспринимаем как равноправного партнера, мы помогаем ему не перечень фактов запомнить, а самостоятельно разработать и реализовать качественный научный или прикладной проект. И при этом делаем упор на то, чтобы познакомить его с современными исследовательскими методами, обновить его видение самого предмета науки.

И еще одна важная вещь. За годы существования института проведено около ста блок-семинаров и мастер-классов под руководством авторитетных профессоров из университетов Германии, Италии, Англии, Франции. Причем, приглашая профессоров, мы учитываем пожелания наших слушателей. Самое главное - зарубежные лекторы демонстрируют не только результаты своих исследований, но и современные европейские образовательные технологии.

- Очевидно, это возможно только на платной основе?

- В России дополнительное высшее образование платно по определению, но у нас слушатели только в нынешнем году стали вносить небольшой оргвзнос. За обучение в Институте с самого начала его существования платят его учредители. А два года назад сотрудничество с Германией вышло на новый уровень: нас теперь поддерживает не только Рурский университет, но и Министерство образования и науки федеральной земли Северный Рейн - Вестфалия, несколько раз в Москву приезжал статс-секретарь министерства г-н Хартмут Кребс, а также министр г-жа Ханнелоре Крафт.

- Какой же интерес немцам поддерживать работу института, находящегося в России?

- На самом деле Болонский процесс вызывает много вопросов не только у нас, но и у немецких коллег; им тоже необходимо создавать новые учебные планы и разбираться в особенностях двухступенчатой системы университетского образования. И неудивительно, что специалистов по культуре единой Европы Рурский университет предполагает учить по единым международным образовательным программам, согласованным с российскими вузами-партнерами. Скажем, сейчас мы совместно с коллегами из Бохума создаем совместную магистерскую программу по русской и европейской культуре -это реальный шаг к "болонской" модели образования. Взаимная экономическая выгода тут очевидна, немцам выгоднее обучать своих русистов в России, а нам - посылать в Бохум на учебу германистов и культурологов.

Сейчас мы приступаем к созданию сети из восьми гуманитарных вузов шести стран - России, Украины, Германии, Австрии, Франции, Англии, разрабатываем единую образовательную программу. Ее внедрение позволит коренным образом переосмыслить функции студенческих стажировок. Сейчас, когда наши стажеры едут за границу, их там никто не ждет; они просто попадают в водоворот совершенно незнакомой системы образования и что-то хаотически из нее выхватывают. У нас же, скажем, студент-русист, приезжающий из Бохума в Россию, или наш германист, приезжающий в Англию или Германию, остается в рамках одной программы.

- То, что вы описали, является, видимо, одной из возможных моделей перехода России на болонские рельсы. Однако на построение этой действующей модели было потрачено немало лет, сейчас же перед нами встала задача в короткий срок выработать технологию "болонизации" и соответственно реформировать нашу систему высшего образования. Готовы ли мы к этому?

- Подготовительная работа уже сейчас ведется. Созданы министерские группы, но пока неясностей слишком много. Может быть, их поможет преодолеть представительный международный семинар по итогам только что завершившейся Берлинской конференции по проблемам Болонского процесса. Семинар запланирован на конец октября и пройдет в Санкт-Петербургском университете. По крайней мере, ближайшие перспективы движения "в сторону Болоньи" должны быть там определены - будем на это надеяться.