Судьба русского народа и демонтаж античеловеческого «Проекта Украина»

1001 раз российская аудитория видела несмешного, сального и пошлого паяца И. Урганта, кажется, уже уставшего от самого себя, в эфире Первого канала, а также в множестве иных проектов, шоу, фильмов. Четыре дня эта же аудитория с замиранием сердца следит за доблестными русскими воинами, проводящими демонтаж антирусского и античеловеческого «Проекта Украина». Вчера вечером в видео из Telegram-каналов мы наблюдали, как взявшие в плен русского майора дикари из ВСУ пинают его и с диким улюлюканьем требуют произнести «Слава Украине!», а мужественный русский офицер упорно молчит.

Какая связь между первым зрелищем и двумя последующими? Самая прямая. Если в ближайшее время несмешной паяц И. Ургант, решивший обрядиться в тогу пацифиста, а на деле пораженца и пособника бандеровской Украины, как ни в чем не бывало омрачит своим присутствием эфир центрального телеканала — это будет плевок во всех русских воинов. И персонально в мужественного майора.

Ургант — лишь ничтожная, во всех смыслах слова, часть общей проблемы. Нельзя воевать и тащить на горбу многострадальной русской эстрады клан бывших, нынешних и промежуточных жен и мужей друг друга им. А. Б. Пугачевой. М. Галкин, в обычное время, пожалуй, наименее отталкивающий представитель данного клана, вполне неплохо и метко шутящий о внутренней политике, в военные дни занялся тем же, что и Ургант. Так с какой стати сражающейся стране под жесткими западными санкциями кормить его? Пусть его кормит, например, Э. Макрон. У них и вкусы схожи.

Нельзя воевать с пресс-секретарем, своей фирменной «пургой» уже нанесшим больше ущерба, чем иной украинский генерал, информационных диверсий; вдобавок дочка этого пресс-секретаря занимается всё тем же пораженчеством, быстро, правда, подтирая посты. Нельзя воевать, когда администрация российского города №2, согласовав баннеры с президентскими цитатами, объясняющими суть украинской операции, затем торопливо их снимает и опровергает причастность к ним.

Мы оказались в ситуации войны на три фронта. Первый — в пределах границ УССР 1991 года. Второй — с Западом. Третий — с внутренней гнилью и изменой. Он как раз самый тяжелый, ибо гниль у нас системна, а здоровое — где-то исключение из правил, а где-то небольшие участки упорного сопротивления. Впрочем, не легче и второй фронт, тесно связанный с третьим и напрямую его питающий. Мы сейчас где-то в ситуации Великой Отечественной, а где-то пиковых эскалаций Холодной войны, таких как Карибский кризис и начало восьмидесятых (Афганистан и Польша). Существенная разница в том, что СССР, конечно, имел самые разнообразные отношения с Западом, особенно усилившиеся при Брежневе на топливно-энергетическом поприще. Но даже на пике конвергенций и экономических сближений мы были намного, на пару порядков и свободнее от «уважаемых партнеров», чем сейчас. Сейчас мы деремся, а на одной руке и на одной ноге у нас веревки, другие концы которых в руке у «партнеров».

Долгие годы мы возмущались и удивлялись, глядя на бесконечные отступления высших российских руководителей перед Западом и Украиной: «Почему они мямлят? Неужели не понимают, что их ждет в лучшем случае участь Милошевича, а в худшем — Хусейна или Каддафи». Не понимали. Или своим умом, в определенных аспектах весьма практичным, понимали обратное — что и после Мюнхенской речи с «пятидневной войной», даже после Крыма они для значительной части западных элит однозначно предпочтительнее каких-нибудь неконтролируемых левых или национал-патриотических сил. Предпочтительнее неконтролируемого кризиса, расползания и распада и его с трудом читаемых последствий. Разногласия компрадорской антинациональной модели, метко названной Вадимом Цымбурским «корпорацией по утилизации Великороссии», во многом носили тактический, стилистический, наигранный характер. Как только они приобретали в глазах Запада более серьезный характер — следовало давление на болевые точки и те самые постыдные отступления.

Теперь по-другому. Историческое уже заседание Совбеза намертво спаяло высших чинов между собой. Следующие дни не менее крепко спаяли ее судьбу с судьбой русского народа. Теперь Гаагский или Багдадский трибунал — не страшилка или фигура речи, а максимально близкий к реальности сценарий в случае геополитического краха. Раскрашенный возможными красочными подробностями вроде провоза в клетке по городам Украины, «спасенной НАТО». Воля к выживанию российских руководителей теперь такой же залог победы, как готовность наших солдат умереть за Россию.

Некоторые наблюдатели считают, что более могущественные мировые игроки просто используют нашу страну в интригах против конкурентов. Не готов опровергать — всегда говорю, что главная конспирология это утверждение об отсутствии конспирологии. Тем более это и не особо конспирология, а банальная геостратегия. Сам не раз говорил, что США хотят использовать Украину как инструмент принуждения России к союзничеству против Китая или хотя бы нейтралитету в американо-китайском соперничестве. Любые чужие расчеты не отменяют жизненной важности решения украинской проблемы. Как и того факта, что физическое существование российского руководства нынче по цене Хусейна и Каддафи. Играть придется уже не в чужие игры, являющиеся обыденностью мировой политики, а в свои — удел истинно суверенных держав.

Низам и верхам придется быть вместе. Ох как непривычно и неуютно. Несмотря на все пасторальные картины единства партии и правительства, канувшими в Лету вместе с мирной повседневностью, мы и они были в лучшем случае попутчиками, едущими в одном поезде, но в вагонах вопиюще разного класса, подобно жуткой экранной антиутопии «Сквозь снег». Наше существование было сродни существованию даже не разных социальных и железнодорожных классов, а разнопланетных видов: «Правительство на другой планете, родной».

Теперь мы на одной планете, а вообще еще ближе. Уже упомянутый Вадим Цымбурский создал концепцию «Острова России», отделенного от других ведущих цивилизаций и геополитических центров ментально и территориально, живущего в благожелательной отстраненности и служащего единственной мерой самого себя. Сейчас, при всей важности партнерства и сотрудничества с Китаем, Ираном, Индией, Африкой и Латинской Америкой, контроля над постсоветским пространством, мы объективно примем многие черты такого острова.

Много говорят об очередном этапе внутренних репрессий и закручивания гаек, вытекающем из внешней изоляции от Евроатлантики. Я, как сторонник всех здоровых общественных прав и свобод, против любых неадекватных репрессий, служащих стагнации и стабильному комфорту правящего класса. Но я за вменяемые ограничения и разумные барьеры, предотвращающие открытое пораженчество и служащие национальному оздоровлению.

Из них, кстати, может вырасти новый русский либерализм. Как-то так печально вышло, что, при очень многих исключениях, за либеральное правило у нас испокон веков положена смердяковщина большего или меньшего накала. Видимо, консервативный, патриотический либерализм возможен либо в России по Достоевскому, которая сама стала глобальным внешним миром и окутала своей всечеловечностью земной шар, либо в России по Цымбурскому, где все общественно-политические силы независимы от внешнего мира, зарубежных финансовых и, главное, идеологических источников. Всечеловечность пока придется отложить. Остров — наше противоречиво-неизбежное будущее, да уже и настоящее.

Российская власть давно сделала подспудную ставку на поощрение атомизации, разобщенности, деполитизации граждан, дабы они не служили горючим веществом социальных протестов. Тактически ставка выигрышная, стратегически — сомнительная: те, кто не выходит на баррикады против власти, рано или поздно не выйдут и за нее. Поэтому сейчас, в исторический и критический момент, мы видим раскол общества на три части: крикливое меньшинство «за мир», почему-то молчавшее предыдущие восемь лет; здоровое, сознательное и граждански активное ядро; большинство, поддерживающее власть очень сдержанно, смотрящее на военную акцию молчаливо-философски или вообще ворчащее «не было печали».

Сам ход событий и усилия активного ядра потихоньку перетягивают центр тяжести с псевдомиролюбивого дна. И тут очень важна позиция власти, не испугается ли она, не поставит ли в очередной раз свою крайнюю классовую ограниченность выше национального выживания. Уходящая неделя показало готовность верхов в страшных муках, но все же ставить национальные интересы на первое место. Показала и трудное свыкание с мыслью о привязке своего существования к существованию России. Выбор мал и прост: либо Остров Россия, либо остров Святой Елены, и то если очень повезет.