Как «перед» стал «задом»? Почему прогрессисты стали реакционерами?
Крах СССР породил в мире большое количество негативных стратегических изменений. Капитализм, избавившийся от своего конкурента-антагониста, стал демонстрировать всему миру свое звериное нутро, которое, до поры до времени, он скрывал за различными масками. При этом и сам он начал мутировать в какую-то очень скверную сторону.
Отказ от традиционной буржуазной семьи, гей-парады и гей-браки, кризис национальных государств, фактическое уничтожение международного права, взятие на вооружение так называемого управляемого хаоса, форменный дурдом в средствах западной пропаганды, нарушающий самые элементарные приличия и логику, чего ранее не наблюдалось в самые острые периоды холодной войны, — вот лишь несколько черт фундаментальной мутации когда-то буржуазного общества.
Вместе с тем невероятные изменения претерпела и сама политическая карта. Мы до сих пор являемся заложниками старых стереотипов о левых и правых, либералах и консерваторах, не замечая, что само политическое поле изменилось до неузнаваемости. Вся политическая карта перевернута с ног на голову. Причем это касается как внутренней политики всех стран, так и международной.
Зная о том, что массовое сознание очень инертно и пока не замечает этих фундаментальных изменений, политики вовсю эксплуатируют прежние образы и оболочки, в то время как их подлинные политические устремления общество выявить не в состоянии, продолжая жить и думать так, как будто в мире ничего кардинально нового не произошло.
Классические либералы всегда отвечали за будущее, а классические консерваторы за соединение будущего с традицией. Поэтому, левым движениям всегда было свойственно большее тяготение к либеральному лагерю, нежели к консервативному. Народная демократия, борьба за права и свободы трудящихся, лозунг «вся власть советам», внутренняя установка на революционность и так далее являются отнюдь не консервативными ценностями.
Раньше все левое сообщество, в основной своей массе, ориентировалось на СССР. Всевозможные троцкисты, кстати, имеющее очень малое отношение к личности и воззрениям самого Льва Давыдовича, которому они якобы наследуют, двусмысленные леваки, созданные западными спецслужбами в целях борьбы с СССР и прочие антисоветские, как бы левые элементы, были фактически маргинальны относительно основного левого мейнстрима, который «сверял часы» с СССР. Все левые понимали, что без СССР они почти ничто.
Но СССР, замкнув на себя энергию и надежды левых движений и некоторых стран, где левые пришли к власти (как, например, на Кубе), рухнул. Это обрушение, по сути, лишило человечество позитивного проекта посткапиталистического будущего. В итоге, будущее стало вотчиной постмодернизма и иных негативных вариантов посткапиталистического «развития». Ко всему этому, отчасти стихийно, а отчасти и иначе, стали примыкать левые. Сегодня подлинное будущее фактически никто политически не представляет.
Что касается либерального крыла, то в условиях мутирующего капитализма, о котором я сказал выше, оно, соединившись с частью левых сил, стало двигать не вперед, а назад, в архаику, лживо натягивая на себя маску «будущее».
В таких условиях консерваторы оказались в очень несвойственной для себя роли. Они стали чуть ли не прогрессистами. Если раньше консерваторы защищали устои от слишком радикальных новаций, то теперь они вынуждены защищать их от разложения и радикального падения в архаику. Таковы, например, Трамп и Путин, за что их так ненавидит либеральное сообщество. Оба лидера пытаются защитить традиционные буржуазные ценности и, даже более того, традиционные либеральные ценности от самих же так называемых либералов.
Ясное дело, консерваторы в этой роли «как корова на льду» и в стратегическом плане находятся в проигрышном положении, ибо статус-кво еще никому никогда не удавалось сохранять слишком долго. Не имея четкого представления об изменившейся политической карте, на которой «перед стал задом», до конца не осознавая с чем они на самом деле имеют дело под маской «будущего» и не имея органической склонности к выработке нового, консерваторы лишены победительной наступательности и могут вести только бои арьергардного характера. А такая борьба рано или поздно заканчивается. Кроме того, по старой, если так можно выразиться, консервативной памяти (ведь надо же все-таки давать путь и новациям), и под давлением глобальных сил и элит время от времени и Путин, и Трамп вынуждены идти на уступки. Только сегодня это не уступки «костной консервативности» «светлому будущему», как это нам многие пытаются представить, а уступки перед прущей напролом архаикой, которая в XXI веке обзавелась достижениями технического прогресса и модными словами типа слова постмодернизм. Поэтому одновременно с консервативными поправками в конституцию у нас поддерживается цифровизация и глобальная ковидная истерия.
В этой своей странной и неосознаваемой до конца роли консерваторы выступают охранителями той среды, в которой будущее, хотя бы теоретически, может еще возникнуть. После же тотальной цифровизации, уничтожения национальных государств, семьи и прочего сама возможность будущего встанет под очень большой вопрос. В этой ситуации подлинно левые силы, жаждущие настоящего будущего, тоже вынуждены исполнять странную для себя роль охранителей и вступать по данному вопросу в не менее странный тактический союз с консерваторами. Одновременно с этим, левые должны, отбивая атаки своего политического альтер эго — либералов, леваков и анархистов, и сводя их влияние на консерваторов к минимуму, приступить к исполнению своих прямых «обязанностей» по выработке и предложению будущего. Что же касается общества, которое лицезреет сию атипичную картину, то оно должно научиться в этой очень непростой ситуации «отделять мух от котлет», в противном случае оно будет пребывать в опасном заблуждении.
Как это никому не покажется странным, такой тактический союз левых с консерваторами в сложившихся современных аномальных условиях ничуть не противоречит логике самого Карла Маркса. Считается, что он был врагом капитализма и буржуазии. Это, конечно, безусловно, так. Однако данное утверждение, особенно сегодня, нуждается в уточнении и необходимой детализации. В «Манифесте коммунистической партии» Маркс пишет знаменитые слова:
Из этих слов и самого манифеста почему-то никогда не делается три важных вывода. Вывод первый: для Маркса «священный трепет религиозного экстаза», «рыцарский энтузиазм» и даже «мещанская сентиментальность» являются ценностями, несмотря на всю их консервативность. Вывод второй: главный враг всех исторических ценностей — «ледяная вода эгоистического расчета». Вывод третий: эта «ледяная вода» является неотъемлемой части буржуазии, однако пока сама буржуазия держит эту «ледяную воду» в узде буржуазных ценностей, она работает на своего позитивного могильщика — пролетариат, который должен, по Марксу, проложить путь в коммунизм.
Поскольку современные консерваторы «консервируют» именно буржуазные ценности, постольку они, с точки зрения учения Маркса, позитивны, ибо не приемлют «ледяную воду эгоистического расчета» в чистом виде. В чистом виде ее пестует только глобальный и, по существу, антинациональный капитал, который, таким образом, становится утопителем всех ценностей, включая буржуазные.
Что же касается отношения Маркса к религии и вообще ко всем старым учениям, сыгравшим историческую роль на определенном этапе, то в «Тезисах о Фейербахе» он высказался вполне определенно:
Пока то или иное учение способствует социальным преобразованиям и работает на историю, оно есть благо. Причем даже в том случае, если «уводит теорию в мистицизм». Для Маркса это просто старый способ осознавать практическую деятельность.
А вот врагом для Маркса старые учения и классы становятся тогда, когда они исчерпывают свое позитивное историческое содержание и начинают борьбу только за свое выживание. Такая борьба, как следует из того же манифеста, направлена на «поворот колеса истории вспять». Поэтому, поскольку консервативная часть буржуазии и церковь пока как-то противостоят абсолютной власти «ледяной воды», постольку, с точки зрения Маркса, они позитивны.
Но для Маркса абсолютным врагом были не только старые классы, которые начали сводить весь смысл своего существования только лишь к собственному выживанию, но и главный, если так можно выразиться, отрицательный концентрат этого выживания — люмпен-пролетариат. В манифесте Маркс о нем пишет следующее:
Маркс говорит, что одной из основных его черт является продажность, которую используют реакционные классы для «поворачивания колеса истории вспять». В «Классовой борьбе во Франции» Маркс указывает на то, что люмпен-пролетариат начинает нарождаться и в верхах общества:
Обратим внимание, что Маркс начинает критику «финансовой аристократии» не с абы чего, а с ее морального облика и указывает на то, что в силу «характера своих наслаждений» и «способу своего обогащения», она начинает противостоять даже «буржуазным законам». Именно союз низового и элитного люмпен-пролетариата, а также старых классов на основе выживания и «ледяной воды эгоистического расчета» является главным врагом для Маркса и истории. Именно этот союз выступает сегодня даже против остатков буржуазных ценностей.
В связи с этим обратим особое внимание на слова Маркса о том, что люмпен-пролетариат «местами вовлекается пролетарской революцией в движение». Это вовлечение вовсю используют реакционные классы, которые, став реакционными и начав работать против истории, уже не могут именоваться «классами» в полном смысле этого слова. Порождением такой псевдореволюционности, используемой глобальным контристорическим капиталом, стали сегодня так называемые оранжевые революции, которые вовлекают в себя так называемых либералов, леваков, анархистов, контрмодернистов всех мастей: от бандеровцев, до исламистов-террористов и прочий контристорический сброд. Именно это «оранжевое сообщество» сегодня нагло смеет заявлять, что оно ведет борьбу за будущее против различных «тоталитарных режимов» и даже иногда, в левой своей части, прикрывается учением Маркса. Однако, надо ли далее объяснять, на чьей стороне при таком раскладе был бы сам Карл Маркс?
Но помимо Маркса есть еще госпожа история. А она говорит нам, что коммунистическую революцию 1917 года Ленин и его партия большевиков делала с опорой на очень консервативный слой — русского крестьянина. Потом русская крестьянская община была трансформирована в колхозы и рабочие коллективы. Так появилась знаменитая высокая советская мораль, которая так не по нутру многим левакам. Но и сам Маркс был глубоко моральным и семейным человеком, выступавшим против всяческих «нездоровых и порочных вожделений».
Поэтому, современные российские консерваторы, по факту, «консервируют» даже не столько буржуазные ценности, сколько советские. После краха СССР то, что было передовым, осталось как бы позади и стало вотчиной консерваторов, которые, таким образом, стали «консервировать» не только прошлое, но и будущее. История с ее прошлым и будущим стала замороженной, «законсервированной» и отстаиваемой консерваторами ледяной глыбой, которую пытаются уничтожить откровенно контристорические силы. Вот в чем, на мой взгляд, нетривиальный смысл сегодняшней очень странной, перевернутой шиворот-навыворот политической карты, которую породил крах СССР. Без ее учета в современной политической ситуации ничего понять нельзя.
- Минобороны показало, какие регионы РФ попали в зону досягаемости ATACMS
- Врач предупредила об опасных паразитах в красной икре
- В Мурманской области после столкновения поездов приостановили движение
- Орбан ответил на оскорбительные высказывания со стороны Зеленского
- В Сети появились кадры с места столкновения поездов в Мурманской области