Церковная диверсия США в России: перспектива обновленчества и провокации

Ни для кого не секрет, что разнообразные раскольничье-автокефальные диверсии уже прочно вошли в число излюбленных инструментов американской геополитики. Наиболее громкий и, главное, болезненный для нас случай — это, конечно, «Православная церковь Украины». Проект, несколько забуксовавший после избрания украинским президентом Зеленского, сейчас явно входит в стадию перезагрузки. Так, американский госсекретарь Помпео во время недавнего посещения Киева лично наведался к главе ПЦУ Епифанию, причем это была уже вторая их встреча за несколько месяцев. Кроме того, Помпео одобрительно отозвался о ПЦУ и ее признании некоторыми зарубежными православными церквями в ходе совместной пресс-конференции с Зеленским (самого украинского лидера, человека явно либерального-секулярного склада ума, данная тема в состояние бурного экстаза не вгоняет).

Новая площадка активности — Балканы, где из числа субъектов политики и истории хотят окончательно вычеркнуть Сербию. В соседней с нею и некогда нераздельно с нею же связанной Черногории на исходе прошлого года был принят «закон о свободе вероисповедания». Сей акт открыто направлен против позиций, паствы и клира Сербской православной церкви, с попутным усилением маргинальных раскольников из Черногорской православной церкви. По странному «совпадению» незадолго до этого Подгорицу посетил американский «посол по вопросам международной религиозной свободы» Сэм Браунбэк, сыгравший одну из ключевых ролей в украинском автокефальном фарсе.

Правда, черногорские власти после беспрецедентно масштабных по местным меркам протестов верующих вроде бы решили временно приостановить применение скандального закона, опасаясь поражения на ближайших выборах. Но это явно не конец истории, а только начало. Тем более черногорский раскол, видимо, идет в пакете с македонским. Вряд ли просто из праздного любопытства и вежливости осенью Помпео, находясь в Скопье, заглянул к архиепископу Стефану Веляновскому, «предстоятелю» аналогичной раскольничьей (по отношению к СПЦ) Македонской православной церкви.

Представляется более чем вероятным, что следующим пунктом в программе Помпео, Браунбэка и компании станет Белоруссия. Существующая там (хотя по большей части в США) раскольничья структура, Белорусская автокефальная православная церковь, маргинальна и маловлиятельна примерно в той же степени, что и ее «товарки» из Македонии и Черногории. Однако при наличии явно выраженной политической воли это обстоятельство имеет преодолимую силу — пусть трудностей и не избежать, как показывает черногорский случай.

За основу, впрочем, все равно возьмут не пару десятков активистов БАПЦ, а каноническую Белорусскую православную церковь — экзархат Московского патриархата (пока?). А. Г. Лукашенко несколько раз словом и делом намекал на необходимость церковной самостоятельности и «белорусизации» православия в республике. Сейчас, с учетом явного обострения отношений Москвы и Минска и стремительного сближения позиций белорусской власти и национал-русофобских сил, вопрос об автокефалии по украинскому образцу может быть актуализирован уже всерьез и с конкретикой. А явно потеплевшие душой к «последнему диктатору Европы» США выступят в роли советчика, подсказчика и опекуна.

Но и это еще не главная угроза. Совершенно ненулевой видится вероятность раскола… непосредственно в Российской Федерации. В наличии целый ряд важных благоприятствующих факторов.

Есть определенный набор кадров для ПЦР или ПЦРФ. Речь не о разнообразных уже имеющихся мелких раскольничьих организациях типа РПАЦ, хотя и они при должной сговорчивости могут получить права миноритарных акционеров. Скорее, костяком могли бы стать члены РПЦ, пока ее не покинувшие, но очевидно оппозиционные патриарху и его линии, да и светской власти. Последней — как «партнеру» Церкви, но и самой по себе.

Речь о, собственно, священниках, как Андрей Кураев, и о деятелях околоцерковного толка, как Сергей Чапнин. Но ими список далеко не исчерпывается, и в нем отнюдь не только впавшие в крайнюю озлобленность и нигилизм персонажи кураевского типа. Вспомним сентябрьское письмо иереев в защиту задержанных во время протестных акций. Многие сочли, что свои подписи под этим обращением поставили лишь либеральные и «заукраинские» батюшки. Однако некоторые фамилии заставляют поспорить с подобной версией. Так, о. Димитрий Климов имеет славу «казачьего батюшки», его духовные чада неоднократно ездили в Донбасс в разгар войны с гуманитарной помощью и вывозили оттуда раненых. Сам он в декабре 2013 года в Волгограде, после серии прогремевших там терактов, участвовал в митинге против лживой толерантности в национальной политике, способствующей разгулу террора.

Будем откровенны — причины, по которым эти и другие достойные священники (речь не о Кураеве, чей нигилизм совсем непристоен, а обиды на патриарха носят в основном личный характер) могли бы уйти в раскол, объективны и даны нам в ощущениях. Это как очень печальная повседневность Российского государства, управляемого дружественной РПЦ и при этом колониальной, компрадорской и предельно антисоциальной, антинародной властью, так и состояние дел в самой Церкви — от неоднозначных противоречивых явлений вроде екатеринбургского «храмового майдана» до явлений совершенно однозначных, вроде венчания режиссера Богомолова и К. Собчак.

Одновременно это и причина наличия у ПЦРФ еще до ее провозглашения тысяч, возможно, десятков тысяч сторонников. Да, в достаточно массовом недовольстве обывателей ситуацией в Церкви и вокруг нее много бытовой мифологии и поверхностных стереотипов по поводу «толстых попов на дорогих иномарках». Но и реальная, материальная основа у того, что маятник настроений качнулся от традиционной русской религиозности к не менее традиционному антиклерикализму, вполне имеется.

Сила инерции и приверженности традиции, конечно, велика. Далеко не каждый православный россиянин, недовольный «поповскими мерседесами» и завышенной ценой крещения-отпевания, пойдет от привычной аббревиатуры к новой, младой, незнакомой. Но многие пойдут, учитывая, что иные вообще уходят в атеисты, «родноверы» и кришнаиты. Кто-то пойдет за конкретными священниками, кто-то — за программой ПЦРФ. В ней, кстати, наверняка не сыщешь «розового» либерального христианства типа поддержки ЛГБТ и женско-гомосексуального священничества, будут деликатно обойдены и острые политические углы — Крым, Донбасс. В центре проповеди и религиозной практики окажется эдакий «либерализм здорового человека» с левыми вкраплениями — свобода слова, демонстраций, социальная справедливость, независимость Церкви от государства, ее нелицемерность, нестяжательство, собственный голос в государственно-общественных делах, повышение роли прихожан в жизни прихода. Многое из перечисленного поддерживал, например, и покойный о. Всеволод Чаплин, в целом глубокий консерватор.

Агитационно-пропагандистский аппарат, разумеется, немедленно в самых брутальных тонах постарается развенчать ПЦРФ как американский проект и отвратить от него колеблющихся обывателей и, возможно, сомневающихся рядовых батюшек. Но, по ощущениям, эффективность российского агитпропа в создании замещающей реальность картинки уже достигла своего пика и пошла на убыль. Теперь на двух-трех россиян, убежденных в чем-то с экрана телевизора, приходится минимум один приверженец принципа «послушай телевизор и сделай наоборот». Причем вне зависимости от того, доносится с экрана обычная ложь или, по случайности, правда. Вот и ПЦРФ вместе с антирекламой одновременно получит своеобразную антиантирекламу, то есть рекламу. Особенно если заокеанская поддержка проекта окажется умелой, тонкой и вообще не всегда очевидной прихожанам и клиру. Словом, такой, чтобы она для самоопределения в отношении ПЦРФ была не самым главным пунктом.

Светская власть попадет в очень сложное, неловкое положение. И так предельно податливая в своих контактах с «уважаемыми западными партнерами», она, получив очередную и серьезнейшую их каверзу, обнаружит дефицит инструментов для ее нейтрализации. Грубое давление на ПЦРФ мгновенно встретит крайнюю международную озабоченность — «в светском государстве подавляется религиозная свобода». В обстановке «транзита власти», требующего хотя бы минимального нейтралитета Запада, такая «озабоченность» и ее вероятные санкционно-практические последствия совершенно не к месту. Это не говоря уже о том, что власть совершенно не едина и упомянутый «транзит» выявил очевидное расхождение интересов и мнений разных ее групп. Одни группы могут сами келейно или не очень келейно поддержать ПЦРФ в пику другим.

Дополнительный фактор — позиция Константинопольского патриархата. Он находится с Московским патриархатом в состоянии «холодной войны», местами переходящей в «теплую». В отечественных консервативно-православных кругах не так давно зародилась блестящая мысль перевести конфликт вообще в «горячую» стадию и объявить патриарха Кирилла вселенским. Почему бы Варфоломею I не нанести превентивный удар и не признать гипотетическую ПЦРФ? Формальные основания для такого шага, как показала история с украинской автокефалией, найти нетрудно. Можно, основываясь на факте принятия Русью крещения именно от Константинополя, заявить, что Константинополь по-прежнему имеет право определять, какая церковь в России каноническая и как выстраивать с ней взаимодействие. Канонически-правовая агрессия, абсурд, волюнтаризм, но, положа руку на сердце, ненамного больший, чем официальное провозглашение нашего Святейшего вселенским.

***

Религиозные вопросы уже не первое столетие активно вовлечены в международно-геополитические игры. Разыгрывают их, кстати, весьма прагматично, а порой и просто цинично. Классический пример — римско-католический кардинал Ришелье в Тридцатилетней войне поддержал протестантские государства против католических Габсбургов.

В борьбе с нашей страной эта карта тоже была задействована не раз. Живой интерес иностранные соперники Российской империи проявляли к старообрядцам; в годы Великой Отечественной войны на оккупированных территориях немцы пытались получить в союзники РПЦ, о чем с определенной расстановкой идеологических акцентов рассказывается в фильме Владимира Хотиненко «Поп»; Русская православная церковь заграницей была важным элементом холодной войны. Однако крупномасштабных диверсий раскольничьего характера против канонической Церкви как структуры на контролируемой центральной светской властью территории все же не было, хотя отдельные священники и болевые точки, несомненно, оказывались объектами воздействия.

В то же время у нас не самая бедная история церковных брожений — на грани или за гранью раскола — по внутренним причинам, вызванным общественно-политической нестабильностью. Можно вспомнить, как практически одновременно с началом первой русской революции в 1905 году появилась «записка 32-х священников» о необходимости церковных изменений, ставшая фундаментом полно‑ и широкомасштабного обновленческого движения. Думаю (и опасаюсь), что настала пора самого серьезного в истории схождения двух линий — религиозно-геополитических провокаций и церковного обновленчества в смутные эпохи.

Мне неизвестно ничего конкретного про планы создания ПЦРФ. Я был бы весьма удивлен, узнав, что таких планов нет и не готовится.