Афганистан — они были первыми. 40 лет группе спецназа КГБ СССР «Зенит»

2019 год выдался весьма «урожайным» на круглые даты, связанные с Афганистаном. Некоторые из них общеизвестны, некоторые не очень, а некоторые и вовсе сугубо узковедомственные. Самой известной, безусловно, является дата вывода советских войск из Афганистана, 30-летие которого отметили 15 февраля. Второй по известности можно считать дату штурма дворца Амина (Тадж-Бек), 40-летие которого отметят 27 декабря, а третьей — дату ввода советских войск в Афганистан 25 декабря 1979 года. К сугубо узковедомственным датам относится 50-летие создания 19 марта КУОС (Курсы усовершенствования офицерского состава), но которые под названием «школа диверсантов КГБ» всё-таки более-менее известны, особенно тем, кто хотя бы поверхностно интересуется историей спецслужб. Да и собрались в Москве в этом году отметить юбилей 19 марта всё-таки более 200 выпускников КУОС разных лет и их почётных гостей, таких, например, как бессменный участник подобных мероприятий народный артист России, поэт, писатель и композитор Михаил Ножкин. На этом фоне уж совсем малоизвестной является дата появления 5 июля 1979 года в Кабуле первого состава группы спецназа КГБ СССР «Зенит», т. е., более, чем за полгода и до ввода советских войск в Афганистан, и до операции «Байкал-79», частью которой был и штурм дворца Тадж-Бек (операция «Шторм-333»).

Поводом для направления группы спецназа (ГСН) КГБ в Афганистан стала гибель трёх советских специалистов во время мятежа в Герате 15 марта 1979 года. Президенту Афганистана Нур Мухаммеду Тараки в очередной просьбе о вводе советских войск в Афганистан руководство СССР отказало, но с учётом нестабильной ситуации в стране и во избежание в ходе очередных беспорядков гибели советских специалистов, которых в Афганистане и в Кабуле, и по провинциям было много, в том числе с семьями, решило отправить в Афганистан небольшую мобильную ГСН, которая при возникновении кризисных ситуаций, сопряжённых с угрозой для жизни советских дипломатов и специалистов, могла бы в течение считанных часов предпринять экстренные меры по их спасению в любой точке Афганистана.

Выбор пал на спецрезерв КГБ — сотрудников с опытом агентурной работы, владеющих как минимум одним иностранным языком и прошедших разведывательно-диверсионную подготовку на КУОС. Спецрезервист был не только хорошо подготовлен физически, но и умел практически всё: стрелять из стрелкового оружия любых систем, прыгать с парашютом, ориентироваться на местности, работать с различными типами мин, а при необходимости и самостоятельно изготавливать взрывные устройства. Он также знал азбуку Морзе, мог работать ключом на радиостанциях разных типов, владел приемами рукопашного боя, был готов работать как в составе группы, так и в индивидуальном режиме. Плюс профессиональное умение работать с людьми, анализировать ситуацию, принимать взвешенные решения и держать язык за зубами, что в той обстановке было далеко не последним фактором. Так что выбор был вполне обоснованным, к тому же спецрезерв был в ведении 8 отдела Управления «С» (нелегальная разведка) Первого Главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР, что обеспечивало дополнительную секретность появления ГСН КГБ в Афганистане.

Основой первого состава ГСН «Зенит» в количестве 38 человек было решено сделать выпускников КУОС 1979 года, которые как раз проходили обучение по семимесячной программе (с января по июль) и к этому времени не только фактически завершали курс специальной подготовки, но и находились на пике своей физической и морально-психологической формы. С учётом того, что в состав группы включили специально вызванных куосовцев из предыдущих выпусков со знанием фарси (дари) и несколько преподавателей, а на КУОСе проходили подготовку около 60 человек, то можно себе представить насколько жёстким был отбор, если в группу включили только одного из трёх выпускников!

Финальная стадия процедуры отбора проходила предельно просто — сначала руководство КУОС провело для отобранных общее собрание, на котором рассказало об оказанной высокой чести выполнить ответственное правительственное поручение, но при этом конкретная страна и задачи не озвучивались. Затем каждого индивидуально приглашали в кабинет начальника КУОС полковника Григория Ивановича Бояринова, где находились ещё два представителя из Управления «С». Диалог с каждым кандидатом происходил примерно одинаково:

— Вы готовы к выполнению ответственного правительственного задания за пределами нашего государства?

— Да, конечно.

— Вы осознаете крайнюю опасность задания, необходимость жертвовать собой ради других и то, что многие из вас из этой командировки могут не вернуться?

— Да, конечно.

— Следовательно, вы принимаете решение о своей готовности к выполнению порученного задания осознанно, с учетом всех обстоятельств и возможных негативных последствий для себя лично?

— Да, конечно.

з-х

— Вы свободны.

После окончания процедуры «собеседования», если его, конечно, можно таковым назвать, снова собрали всех вместе, сообщили о решении Политбюро ЦК КПСС направить в Афганистан на два месяца ГСН КГБ и уведомили, что руководителем ГСН назначен Бояринов, его заместителями Василий Степанович Глотов из Управления «С» и преподаватель физподготовки КУОС Александр Иванович Долматов.

Естественно, что уведомление о своем предполагаемом невозвращении было воспринято куосовцами без энтузиазма, но и особых переживаний по этому поводу тоже не было, поскольку на курсах много внимания уделялось не только специальной, но и психологической подготовке, поэтому куосовцы были готовы выполнить любое задание в интересах своей Родины в любой точке земного шара и были уверены в своих возможностях. Это абсолютно не означает, что им промывали мозги, готовя бездумных и на всё согласных роботов. Наоборот, на КУОС учили принимать решения обдуманно и осознанно, но куосовцы действительно были патриотами своей великой Родины и готовы были её защитить даже ценой собственной жизни, как бы высокопарно это не звучало.

Хотя, в отличие от других учебных заведений СССР, в том числе в системе КГБ, на КУОС марксистско-ленинская подготовка… полностью отсутствовала. Правда, в феврале во время парашютно-десантной подготовки на базе Тульской дивизии ВДВ куосовцам читали порядка 10 «лекций» о положении в международном рабочем движении, но читались они перед обедом и после очень интенсивных двухчасовых занятий по физподготовке, поэтому естественно, что большинство слушателей, к тому же попав с мороза в теплое помещение, просто спали сном невинных младенцев. Их никто не будил, так как руководство на таких занятиях не присутствовало, а лектору, в качестве которого выступал приезжавший из Москвы сотрудник ПГУ, хватало и тех 7−8 человек, которым было действительно интересно его послушать.

Таким образом, эти «лекции» фактически сводились к беседам на политические темы узкого круга лиц, которые при этом старались не очень громко говорить, чтобы не мешать спящим. Естественно, что ни о каких конспектах, семинарах и тем более зачётах по этим «лекциям» никто даже не вспоминал. Впрочем, в Туле это уже никого не удивляло, поскольку в самом начале учёбы на КУОС в первых числах января преподаватель огневой подготовки Фёдор Степанович Быстряков во время ежедневного развода перед началом занятий на вопрос о том, как оформить подписку на газеты на время пребывания на КУОС, в присутствии Бояринова полушутя-полусерьёзно, но очень доходчиво «разъяснил»: «Забудьте про подписку и газеты — кто читает, тот думает, кто думает, тот сомневается, а вам сомневаться нельзя».

Согласно программе подготовки, в июне куосовцы должны были отправиться на горную подготовку в Горный учебный центр (ГУЦ) Закавказского военного округа МО СССР «Памбак» рядом с Кироваканом и в мае на одном из разводов тот же Быстряков как бы между прочим заметил, что в «Памбаке» спиртного нет, а ближайший магазин, где оно продаётся, находится за перевалом, так что если у кого в июне какие-то даты, которые надо отмечать, то спиртным следует запастись заранее. Намёк был не только понят, но принят к исполнению, поэтому водкой перед поездкой в ГУЦ запаслись основательно и не только те, у которых в июне были какие-то «даты». Однако в связи с изменившимися обстоятельствами горная подготовка была отменена, но водка-то осталась и обратно в магазин её, естественно, никто не понёс. А тут ещё и денежное довольствие выдали наперёд на срок командировки, создав таким образом все условия для того, чтобы последние дни на Родине перед командировкой хорошо запомнились, чем куосовцы и не преминули воспользоваться.

В общежитии, находившемся в двухэтажном деревянном здании постройки 1930-х годов, как пел Высоцкий, была «система коридорная», а в комнатах, в зависимости от их размеров, размещалось от двух до пяти человек, зато в каждой из них стоял старый, ещё бобинный магнитофон для занятий по иностранным языкам, изучению которых на КУОС придавалось очень много внимания. Естественно, что Высоцкий, АВВА, Boney M и другие популярные исполнители того времени стали по вечерам звучать гораздо чаще, нежели фонетические записи, а народ отрывался на полную катушку до 2−3-х часов утра. Зрелище было достаточно впечатляющее — двухэтажное здание среди ночного леса ярко сияло огнями, как плывущий по реке туристический пароход, а из открытых окон гремела музыка на любой вкус.

Такой откровенной ночной гульбы совершенно секретный объект КГБ не видел за десятки лет своего существования с 1938 года. Конечно, такая бурная ночная «спецподготовка» никак не могла пройти мимо внимания руководства КУОС, тем более, что все комнаты в общежитии находились на стационарном прослушивании, что было вполне естественно, поскольку людей, которым много доверяют, следовало и тщательно изучать. Но даже ночной приход Бояринова с последующим утренним жесточайшим разносом на разводе ситуацию не изменил. Все ведь прекрасно понимали, что вносить изменения в представленный в Политбюро ЦК КПСС и уже утверждённый (!) списочный состав ГСН никто не будет. Правда, следует отметить, что ночная «спецподготовка» никак не мешала дневной, и куосовцы каждое утро в 8:30 стояли на разводе, получали задание на день, готовили оружие, спецтехнику и прочее имущество к вылету, а с помощью сотрудников ПГУ изучали политическую обстановку, историю, быт, обычаи, специфику географических зон Афганистана для учёта в оперативной работе и применительно к возможным действиям по локализации острых ситуаций.

3 июля ГСН «Зенит» двумя самолетами — на личном Ту-134 председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова и Ил-76 — стартовала с аэродрома Чкаловский в Ташкент. Прилетевший первым Ил-76 с 12 тоннами груза и шестью сопровождавшими его куосовцами встретили неожиданным известием о том, что Ил в Кабул не полетит, более того, через два часа он должен улететь обратно в Москву, а в Кабул полетит стоящий в метрах 70-ти от Ила Ан-12, в который и следует переместить груз. С учётом того, что основу груза составляли боеприпасы и оружие, в т. ч. совершенно секретные экземпляры, то о привлечении помощи «со стороны» даже речи не могло быть, а ждать прилёта основной группы не позволяло время. Так что шести куосовцам пришлось здорово побегать с тяжёлыми ящиками под жарким узбекским солнцем, чтобы уложиться в отведённое время.

Утром 5 июля ГСН вылетела из Ташкента в Кабул, который встретил жарой и… двойственностью положения «зенитовцев» в посольстве. О принадлежности к КГБ упоминать категорически запрещалось и даже не все сотрудники посольской резидентуры знали о принадлежности группы к КГБ, поскольку официально ГСН «Зенит» прибыла под видом резервистов запаса погранвойск для охраны посольства. Это незнание было заметно и по инструктажу офицера безопасности посольства полковника Сергея Гавриловича Бахтурина, который строго-настрого предупредил «зенитовцев», что им не следует общаться с сотрудниками и служащими посольства, особенно с одинокими женщинами, а тех, кого он за этим «застукает», незамедлительно в двадцать четыре часа и с позором откомандирует обратно в Союз.

Он же впервые обозначил негативное отношение к появлению в посольстве «зенитовцев» со стороны жены посла, которым в то время был Александр Михайлович Пузанов. По словам Бахтурина мадам Пузанова была категорически против проживания в школе «солдат», предупредила, что сама будет контролировать состояние помещений, в которых они будут жить, и территорию школы. Попутно запретила «солдатам» посещать большой бассейн посольства, а также пользоваться маленьким бассейном, расположенным непосредственно перед школой, в котором был душ. Мыться она милостиво позволила на заднем дворе школы под шлангом для поливки газонов.

Тем не менее, даже несмотря на такой негативный приём, работать было надо, и потому «зенитовцы» определили направления наиболее вероятного нападения на посольство, варианты возможной эвакуации сотрудников посольства и членов их семей, наметили маршруты патрулирования и оборудовали огневые точки-посты в межкрышном пространстве панельных домов. Для того чтобы крыши домов не так нагревались под жарким южным солнцем, на расстоянии около полутора метров от основной крыши делалась ещё одна и тоже бетонная крыша для того, чтобы воздушная «подушка» между ними предохраняла основную крышу дома и, соответственно, жителей верхних этажей от перегрева. Но никак не тех, кто часами находился в этом межкрышном пространстве за мешками с песком и наблюдал за ситуацией вокруг посольства. Сауны было уже не надо.

Определившись с системой охраны посольства, «зенитовцы» стали жить по графику «шесть через двенадцать», — шесть часов на посту или в патруле, а двенадцать часов якобы на «отдых», в течение которых шесть часов часть бойцов должна была находиться в резервной группе быстрого реагирования для возможных экстренных выездов в случае беспорядков, т. е. всё равно в форме и при оружии. Для всех свободных от наряда подъем был в шесть утра, потом — полуторачасовые занятия по физподготовке и рукопашному бою. Отработка всех элементов, включая броски, выполнялась либо на бетонных плитах школьного двора, либо в лучшем случае просто на земле, которая по твёрдости от бетонных плит немногим отличалась. Как говорил при этом Долматов: «Чтобы не расслаблялись». В течение дня Бояринов или Глотов также собирали свободный состав на 30−40 минут для информирования об оперативно-политической обстановке. Так что для сна больше шести часов в сутки, и то в лучшем случае, выкроить никак не удавалось. Быт оставлял желать лучшего даже по сравнению со «спартанскими» условиями жизни на КУОС с его коридорными «удобствами» и кроватями с металлической сеткой, поскольку спать приходилось в одной большой комнате-классе сначала на раскладушках, а затем на солдатских кроватях, причём первую неделю вообще без постельного белья.

Питание было вообще, мягко говоря, никакое. Денег на приобретение продуктов в первое время совсем не было, поскольку первые командировочные в афганях выдали только недели через три. Привезенный с собой сухой паёк расходовали настолько экономно, что некоторые «зенитовцы», и без того не толстые, потеряли в весе за два месяца по 10−15 килограммов. Меню не страдало ни разнообразием, ни объемом. Завтрак: две галеты, два кусочка сахара, стакан чая и 100-граммовая банка консервированной каши на двоих. Обед: три галеты, полтарелки прозрачного жиденького супа, в котором плавают полкартошки и пару волокон тушенки (одна 525-граммовая банка на 38 человек!), 100-граммовая банка каши и стакан компота. Ужин: две галеты, два кусочка сахара, стакан чая и 100-граммовая банка каши на двоих.

Довольно забавным было и соблюдение абсолютного запрета на употребление спиртных напитков. На КУОС, в отличие от других учебных заведений КГБ, употреблять спиртные напитки в общежитии не запрещали. Но перед вылетом в Афганистан Бояринов объявил, что на период командировки употребление любого алкоголя категорически запрещено даже в самых минимальных количествах и по любому поводу. Это было принято к сведению и спорить, конечно, никто не стал, но водку-то все равно взяли, поскольку от дней рождения никуда не денешься, а таможенных досмотров по вполне понятным причинам ГСН не проходила. Поэтому «даты» в данной ситуации отмечались весьма своеобразно — перед обедом или перед ужином (в зависимости от обстановки) группка в 5−7 человек мгновенно концентрировалась в обусловленном месте, водка молниеносно разливалась в подставленную посуду, краткость тоста с пожеланиями была просто гениальной, а затем народ, как ни в чём не бывало, шёл в столовую «закусывать», если это можно было так назвать, исходя из вышеприведённого «меню».

Нестыковки организационного плана были не только бытовыми. По вполне понятным причинам «зенитовцам» категорически запретили сообщать перед выездом родным, куда они отправляются. Поэтому по рекомендации начальства все стандартно написали, что едут на два месяца в горы и писать оттуда не смогут… ввиду отсутствия там почтового отделения?! Через неделю после прибытия в Кабул «зенитовцам» озвучили «горный» адрес для переписки с родными: «Посольство СССР в Афганистане». Можно только представить себе родственников, ещё не отошедших от «гор» без почтового отделения, при прочтении адреса «почтового отделения» в этих «горах». Вскоре посольскую почту заменили на полевую, что только подчеркнуло недоработку некоторых организационных моментов.

Были и достаточно смешные эпизоды, связанные с той же чрезмерной страстью к вопросам конспирации. На КУОС все учились не под своими фамилиями и потому настоящих фамилий своих однокурсников куосовцы практически не знали. Эти псевдонимы в целях конспирации решили сохранить и на период командировки, хотя загранпаспорта были выписаны на настоящие фамилии. Но поскольку в группе были куосовцы из разных выпусков, а разнообразия предлагаемых псевдонимов на КУОС не наблюдалось, то в группе оказалось сразу несколько псевдооднофамильцев, в связи с чем, естественно, возникла путаница, так что в конечном итоге пришлось переходить на настоящие фамилии. Правда, от этого стало не намного легче, поскольку основная часть группы была выпуска 1979 года, уже привыкшая к псевдонимам своих товарищей, и без дополнительного уточнения, кто есть кто, иногда было трудно сразу сообразить, с кем надо идти в наряд или выезжать в город.

Впрочем, никто на эти моменты не жаловался и жизнь они особо не омрачали, поскольку все понимали, что они первые, и поэтому организационные нестыковки вполне естественны. Несмотря на определённые организационно-бытовые неурядицы, на первом плане всегда была работа, в которой физическая охрана посольства всё больше отходила на второй план, да и людей для неё оставалось всё меньше, поскольку несколько человек, например, уехали в провинции, чтобы получать информацию о ситуации не только в Кабуле. В отдельной комнате-классе, где жили руководители ГСН и которая по этой причине громко называлась «штабом», размещалась также радиостанция, с которой в Управление «С» ежедневно уходили шифровки с собственной информацией «Зенита» о ситуации в Афганистане и её оценкой, которая не всегда совпадала с другими источниками, поскольку у «зенитовцев», включая руководство ГСН, всегда был свой взгляд на происходящие события и перспективу их развития.

Поначалу жизнь несколько отравляло отсутствие нормального отношения со стороны посольского контингента вследствие позиции жены посла, которая в любом посольстве фигура если и не первая, то и определённо не вторая, и потому её отношение к «зенитовцам» не могло не сказываться и на отношении со стороны остальных посольских работников, что было достаточно неприятно. К тому же посольский контингент никак не мог понять, что это за непонятные «солдаты», которые то сутками сидят на постах на крышах зданий, то патрулируют посольство в какой-то странной форме песочного цвета без каких-либо знаков отличия, но с оружием, то в гражданке, но опять-таки с оружием, уезжают в Кабул даже тогда, когда вообще никого в Кабул из посольства не выпускают.

Поскольку обстановка постепенно накалялась, то, чтобы выйти из этого положения, Бояринов организовал показательные занятия для посла и руководителя Оперативной группы КГБ в Афганистане Бориса Семёновича Иванова. Увиденная отработка приемов самообороны с различными видами оружия прямо на бетонных плитах школьного двора, метание ножей, топоров и других острых предметов настолько впечатлила посла, что по его просьбе для дополнительной охраны его и Иванова сразу же было выделено три «зенитовца», которым предоставили посольскую «Волгу» ГАЗ-24 с форсированным двигателем, а все запреты «послицы», как её между собой называли «зенитовцы» после инструктажа Бахтурина, немедленно были сняты, что впрочем, вызвало с её стороны только ещё большее негодование, а сама она по-прежнему относилась к «зенитовцам» с откровенной неприязнью.

В августе в Кабул с очередной попыткой примирения Тараки и Амина прилетел член Политбюро ЦК КПСС Борис Николаевич Пономарёв. Естественно, что его дополнительной охраной было поручено заниматься «Зениту». По этому случаю был организован ещё один пост в примыкавшем к внешней ограде посольства саду резиденции посла, где должен был жить Пономарёв во время своего пребывания в Кабуле. Территория резиденции посла, включая сад, была отделена от территории посольства и могла посещаться только по приглашению посла либо его супруги. На новый круглосуточный пост было выделено 6 человек, что, конечно, стало дополнительной нагрузкой, но особых нареканий ввиду её краткосрочности не вызвало. Тем не менее уже первая пара вернулась с поста в шоковом состоянии, поскольку «послица» не упустила представившийся шанс продемонстрировать «солдатам» своё отношение к ним. Эта ситуация подробно описана непосредственным участником событий «зенитовцем» Валерием Куриловым в 14-й главе написанной в соавторстве с начальником Управления «С» Юрием Дроздовым книги «Шторм-333», когда «послица» на виду у изумлённого наряда пересчитала фрукты на деревьях и овощи на грядках, а затем грозно «зенитовцев» предупредила: «Ничего здесь не трогайте, это наш садик! Смотрите…, я всё здесь запомнила!»

Кстати, и Пономарёв, и Пузанов отнеслись к присутствию поста «зенитовцев» в «садике» совсем по-другому. В один из дней поздним вечером Пономарёв вместе с послом во время разговора начали прохаживаться по дворику, примыкавшему к воротам внешней ограды посольства, а затем и вовсе остановились возле самых ворот. «Зенитовцам» пришлось выйти из темноты сада и попросить их в целях безопасности от ворот отойти. Они не только абсолютно нормально отреагировали и на появление «зенитовцев», и на их просьбу, и на то, что «зенитовцам» хорошо слышен их весьма конфиденциальный разговор, и даже минут десять с «зенитовцами» пообщались. Пономарёв расспрашивал их о впечатлениях об Афганистане, условиях жизни и службы. При этом он вспомнил, как на Политбюро обсуждался вопрос о направлении группы спецназа в Афганистан и был доволен тем, что время показало правильность такого решения, сославшись при этом и на мнение Пузанова.

Впрочем, злость «послицы» была понятна, поскольку к этому времени отношение посольского контингента к «зенитовцам» резко изменилось. На это повлияло и нахождение «зенитовцев» в охране Пузанова и Иванова, и просочившаяся информация о показательных занятиях и принадлежности группы к КГБ, и, самое главное, начавшееся после снятия всех запретов общение, и иногда довольно близкое, «зенитовцев» с «посольскими», по поводу которого Бахтурин уже молчал. Кроме того, в это время обстановка в стране чрезвычайно осложнилась в результате обострения борьбы за власть между Тараки и его «верным последователем» Хафизуллой Амином, сопровождавшейся кровопролитными столкновениями их сторонников и беспорядками в Кабуле, в которые иногда попадали во время пребывания в городе сотрудники посольства и советские специалисты. В этих случаях «зенитовцам» приходилось выезжать в Кабул и либо вывозить соотечественников из опасных мест на своих машинах, либо сопровождать их машины до места проживания.

Следует отметить, что в тот период большинство афганцев к советским («шурави») относились крайне уважительно, поскольку СССР оказывал Афганистану очень большую многостороннюю помощь, и афганцы об этом не только знали, но и высоко ценили такое отношение. «Шурави» были желанными и почетными гостями в любом афганском доме, и потому во время беспорядков 1979 года афганцы часто укрывали наших соотечественников в своих магазинах, лавках и даже домах и сообщали по телефону в посольство, куда надо за ними приехать, а в это время угощали всем, чем могли. Так что и приехавшим забирать советских граждан «зенитовцам», чтобы не обидеть гостеприимных хозяев, тоже частенько приходилось принимать угощение, в ходе которого с хозяином иногда устанавливались и более близкие контакты, впоследствии иногда даже перераставшие в оперативные. Ну, а работники посольства и советские специалисты, которых в данной ситуации, петляя по Кабулу, чтобы объехать места столкновений, «зенитовцы» развозили по домам, естественно, уже не видели в своих спасителях неких «солдат», а наоборот, рассказывали окружению о своём спасении «зенитовцами».

Кабул образца 1979 года представлял собой весьма колоритное зрелище. «Зенитовцев» поражали просто удивительные честность, доверчивость и искреннее гостеприимство афганцев к совершенно незнакомым людям. Например, в лавке с любым товаром тут же прямо на прилавке стояла коробка с деньгами, а после просьбы показать какую-нибудь вещь хозяин мог на 20−30 минут уйти на склад, оставляя совершенно незнакомых покупателей, да ещё иностранцев, в лавке со всем товаром и деньгами. Первое время «зенитовцы» считали, что это могла быть провокация и потому в отсутствие хозяина старались держаться поближе к дверям лавки, однако возвратившийся афганец никогда даже не смотрел ни на деньги, ни на наличие товара. По его поведению было совершенно очевидно, что у него и мысли не возникало о том, что покупатели могли во время его отсутствия что-то украсть.

В порядке эксперимента «зенитовцы» пару раз приходили в лавку, хозяин которой их вообще никогда не видел, выбирали товар, торговались, а когда доходило до расчета, хлопали себя по карманам, изображая, что забыли деньги. Хозяин тут же отдавал выбранный товар и говорил, что деньги можно привезти завтра-послезавтра, а покупку «шурави» могут забрать прямо сейчас. На базаре, где бродили выпрашивающие подаяние нищие, из открытой машины («УАЗик» со снятым тентом) ни разу не пропала ни одна вещь, лежащая прямо на сиденье в течение часа-полутора, пока «зенитовцы» осматривали рынок и изучали прилегающие кварталы, поскольку это были места, куда чаще всего приходилось выезжать во время беспорядков. Впрочем, Кабул удивлял не только за счет восточной экзотики. В Афганистане были очень дешёвые продукты питания, практически отсутствовал паспортный режим для иностранцев и было сколько угодно гашиша, поэтому на протяжении довольно длительного периода сюда на лето съезжались хиппи со всего мира. Афганцы относились к ним весьма снисходительно, поскольку для них это была, скорее, иллюстрация упадка западной цивилизации — скорбная участь тех, кто не верит во всемогущество Аллаха.

Тем временем обстановка в Афганистане продолжала обостряться и Амин уже в открытую начал конфликтовать с Тараки, вынуждая последнего уйти в добровольную отставку. В этой ситуации руководством СССР было принято решение о продлении миссии ГСН «Зенит» и подготовке ГСН «Зенит-2» для дислокации которой недалеко от посольства была арендована вилла. 4 сентября большая часть ГСН «Зенит» улетела на Родину, передав охрану посольства на этот раз настоящим пограничникам, а часть «зенитовцев» осталась на вилле уже для выполнения исключительно оперативных задач. 19 сентября в Кабул прилетел оперативный состав ГСН «Зенита-2», функции, состав и командиры которого постоянно менялись соответственно меняющейся в стране ситуации и задачам, а по срокам пребывание «Зенита-2» затянулось до 5 февраля 1980 года, когда группу сменили 32 человека из ГСН «Зенит-3», прилетевшей на месяц для замены остававшихся к этому времени в Кабуле порядка 30 человек из «Зенита-2», из которых 12 человек 7 января 1980 года включили в состав личной охраны нового президента ДРА Бабрака Кармаля, охраной которого с момента его прилёта в Афганистан в декабре 1979 года занималась часть антитеррористической группы КГБ «Альфа», а также фактически для окончательного свёртывания программы «Зенит».

Правда, 5 марта улетели на Родину снова не все «зенитовцы», поскольку 12 человек, которые вместе с группой «Альфа» находились в личной охране Кармаля, пришлось оставить ещё на месяц, так как заменить их в тот момент было некем, — руководство соответствующих ведомств КГБ — ПГУ («Зенит»), 7-е Управление («Альфа») и 9-е Управление, занимавшееся охраной руководства, — никак не могло согласовать организационные вопросы замены. В результате 12 «зенитовцев», которые формально таковыми с момента ликвидации «Зенита» быть перестали, в этих межведомственных разборках… «потерялись» и оставленные 5 марта на месяц улетели из Афганистана после их замены на сотрудников 9-го Управления… 25 июля, разминувшись в воздухе с ГСН «Каскад-1», о чём им сообщил встречавший их на аэродроме в Ташкенте куосовец и «зенитовец» Александр Старов, буквально полчаса назад провожавший с этого же аэродрома первых «каскадёров». Так что, несмотря на то, что формально программа «Зенит» была завершена 5 марта, фактически последние «зенитовцы» улетели из Афганистана в день прилёта в Кабул первых «каскадёров», что выглядит весьма символично.

К сожалению, о таких деталях знают разве что те 12 человек, которых оставили на «месяц», растянувшийся с 5 марта по 25 июля, поскольку большинство материалов о ГСН «Зенит», как правило, сводится к описанию подготовки штурма Тадж-Бек и заканчивается описанием самого штурма, в ходе которого погиб Бояринов, а о существовании «Зенита-3», например, знают, пожалуй, только те, кто был в его составе. Но поскольку серьёзно историей «Зенита» заниматься некому, то это и не удивительно. В этих условиях вполне закономерно, что единственная известная на данный момент групповая фотография бойцов «Зенита-1» в спецназовской форме приобрела широчайшую мировую известность по причине того, что на ней в числе других «зенитовцев», включая Бояринова, запечатлён… сбежавший в США в июне 2010 года заместитель начальника 4-го (американского) отдела Управления «С» Службы внешней разведки России полковник Александр Потеев, сдавший за время своего сотрудничества с американскими спецслужбами абсолютно всю российскую, в том числе существовавшую ещё с советских времён, агентуру в США. На то, что на этой фотографии, которая была в интернете в общем доступе ещё задолго до побега, есть и Потеев, впервые указало ИА REGNUM 17 ноября 2010 года.

По словам Старова, эта фотография сделана его фотоаппаратом и должна быть на сохранившейся у него плёнке, но вот как фотография попала в интернет, он не знает. Естественно, что на плёнке должны быть и другие фотографии бойцов «Зенита-1» того периода, как индивидуальные, так и групповые, в том числе с Бояриновым, но эту плёнку Старов, по его словам, передал в один из спецназовских общественных фондов, где она, скорее всего, и «упокоится», поскольку в фонде её оцифровкой заниматься не собираются, а в просьбе о предоставлении этой плёнки для оцифровки с последующим её возвратом вместе с оцифрованными фотографиями фонд… отказал. Сколько ещё таких уникальных материалов уже «упокоено» в этом фонде, исходя из такого случая, можно только предполагать.

Дело в том, что делать совместные фотографии, а тем более групповые, руководство КУОС по вполне понятным причинам настоятельно не рекомендовало, это же правило достаточно строго соблюдалось и в «Зените-1», поэтому фотографий того периода чрезвычайно мало, групповых — тем более, а уж для фотографирования группой вместе с Бояриновым должно было быть вообще практически невероятное стечение обстоятельств, поэтому на сегодняшний момент известны только две групповые фотографии того периода с присутствием на них Бояринова. Исходя из ситуации, вполне можно допустить, что причиной отказа людей, которые получили от Старова плёнку, могло стать элементарное отсутствие интереса к появлению новых фотографий «Зенита-1», ввиду заведомого отсутствия этих людей на таких фотографиях. В результате сложилась совершенно абсурдная ситуация — поскольку публикация этой фотографии с Бояриновым заодно пиарит и предателя Потеева, то надо её перед публикацией либо фальсифицировать, убирая с фотографии физиономию Потеева, либо… не публиковать её вообще.

Увы, но тема героизации советского периода, как модно сейчас говорить, — вообще «не в тренде», в первую очередь у кремлёвского руководства, например, уже несколько лет лицемерно драпирующего во время парадов Победы Мавзолей, к подножию которого в 1945 году швырялись знамёна поверженной гитлеровской Германии. На это же указывает и совершенно вопиющий пример продажи под застройку летом 2018 года… территории ранее секретного объекта ФСО (Федеральной службы охраны РФ), на которой до этого находился КУОС, о чём рассказал председатель правления МГО фонда ветеранов спецназа «Вымпел-Гарант» Валерий Киселёв?! На этой территории с 1938 года была Школа особого назначения (ШОН), в которой в годы Великой Отечественной войны готовили разведчиков и партизанские группы, и как раз именно в ШОН проходили подготовку Николай Кузнецов, Зоя Космодемьянская и многие другие герои Великой Отечественной войны, а заместителем начальника ШОН по радиоподготовке был знаменитый советский разведчик-нелегал Рудольф Абель (Вильям Фишер).

В 1943 году ШОН переименовали в Разведывательную школу (РАШ), в сентябре 1948 года РАШ переименовали в Высшую разведывательную школу (ВРШ), более известную под своим неофициальным названием «101-я школа», а с 1970 по 1993 год (т. е., до самой его ликвидации) на этой территории размещался КУОС, на котором преподавали такие легенды спецназа, как Илья Григорьевич Старинов и Алексей Николаевич Ботян. Кроме того, на территории КУОС, а затем ФСО, находилась Аллея славы, на которой стояли гранитные плиты с высеченными на них именами погибших и умерших спецназовцев, начиная с погибших 27 декабря 1979 года во время проведения операции «Байкал-79» и памятник сотрудникам ГСН «Вымпел». Поэтому иначе как кощунственным решение о продаже под застройку этой действительно знаковой исторической территории назвать сложно.

Впрочем, политика «стирания памяти» о советском прошлом присуща и некоторым спецназовским фондам, что нетрудно заметить даже по юбилейным знакам КУОС, на последнем из которых, посвящённому его 50-летнему юбилею, связь КУОС с ГСН КГБ СССР «Зенит», «Каскад» и «Вымпел», в отличие от предыдущего к 40-летию, стёрта совершенно. О юбилейном знаке «Зенита» говорить вообще не приходится — единственный и последний был сделан в 2004 году. В таких условиях неудивительно, что Потеев, бывший, кстати, в «Зените-1» поваром, стал, по сути, самой известной персоной международного уровня из всех куосовцев и обязан своей известностью даже не ордену Красной Звезды за «Каскад-1», а исключительно своему предательству. Кстати, до настоящего материала фотография Потеева на групповом снимке «зенитовцев» 1979 года была единственной известной его фотографией. Фотографию Потеева не смогли найти / получить даже журналисты Алекс Кэмпбелл (Alex Campbell), Джейсон Леопольд (Jason Leopold) и Хайди Блейк (Heidi Blake) из американского издания BuzzFeed, написавшие 3 октября 2018 года статью о Потееве по результатам своего расследования, развенчавшего распространявшиеся до этого фейки о его смерти. Да и этот материал, если оценивать объективно, привлечёт к себе внимание в гораздо большей степени публикацией ранее неизвестной фотографии Потеева, чем повествованием о разведчиках ГСН «Зенит-1».

В силу определённых, в т. ч. перечисленных обстоятельств, мажорный финал, достойный юбилея, действительно уникальной даже по мировым масштабам ГСН «Зенит» никак не получится. В 1976 году, вдохновившись песней Михаила Зива на стихи Михаила Светлова 1931 года об одном из эпизодов Гражданской войны, куосовцы Олег Рахт из Калининграда и Александр Малашонок из Владивостока, что тоже достаточно символично, написали свой вариант песни, ставшей впоследствии гимном КУОС, в котором есть такие строки:

Если где-то гром далекий грянет, в неизвестность улетят они,Пусть им вечным памятником станет проходная возле ДорНИИ.

Увы, но здания ДорНИИ уже нет, его снесли в апреле 2017 года. Как память о нём, на 25-м километре Горьковского шоссе остались только остановки по обе стороны шоссе с одинаковым названием «СОЮЗДОРНИИ». Вполне возможно, что такая же участь ожидает и саму проходную, в настоящее время «спрятанную» за воротами проданной под застройку легендарной КУОСовской территории, только, в отличие от ДорНИИ, о КУОСе в этом месте даже остановки с его названием не будет.

* Автор знает фамилии всех куосовцев на всех размещённых фотографиях, но может их называть только в случае их согласия или если фотографии с упоминанием их фамилий уже есть в Интернете.

Автор знает фамилии всех куосовцев на всех размещённых фотографиях, но может их называть только в случае их согласия или если фотографии с упоминанием их фамилий уже есть в Интернете.