Пропавшие без вести: тайны поисков исчезнувших россиян

Даже самые внимательные родители, даже самые любящие родственники однажды могут столкнуться с тем, что их близкий человек не придёт домой вовремя, а попытки разыскать его самостоятельно оказываются безуспешными. По данным УОС МВД России, в 2017 году без вести пропавшими в России числились 83 923 человек, в том числе 7 966детей. Не найденными остались 1 064 несовершеннолетних и чуть менее половины взрослых — 39 692 человека.

Значительную часть исчезнувших удалось разыскать. Порою — неимоверными усилиями поисковиков. Есть что сказать и о работе по розыску, которую ведут правоохранители. Преимущества и недостатки некоторых инструментов поиска тоже не будут обойдены вниманием в этой статье. Но многие приведённые здесь истории свидетельствуют о том, что в одних случаях поиски по различным причинам могли бы не понадобиться вовсе, в других — можно было избежать самого непоправимого. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Примеров, когда найденный человек отказывается общаться с теми, кто его разыскивает, тоже довольно много. Недаром фильм «Нелюбовь» Андрея Звягинцева, в котором удивительно глубоко показаны проблемы человеческих взаимоотношений и отражена работа поисково-спасательного отряда, получил такое широкое признание — две награды Европейской киноакадемии и номинацию на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке».

«Я здесь не зря»

Председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев занимается розыском пропавших уже восемь лет, хотя до этого вёл свой бизнес в Москве, а о благотворительности и добровольчестве даже не задумывался.

«2010 год. В июне пропал ребёнок. Я увидел на каком-то форуме то, что он потерялся в лесу и что нужны люди на внедорожниках. Подумал: внедорожник есть, почему бы не помочь? Непонятно было, что там делать. Поехали с другом, походили по лесу. Мы не нашли, такие же, как мы. Весь лес был в добровольцах, никаких спасательных и поисковых служб не было. Я этому факту удивился, и только когда мы выползали из леса после 10 часов поисков и начали в штабе приводить себя в порядок, увидел журналистов, которые в этот момент снимали генералов в парадных мундирах. Они что-то там говорили на камеру про долг.

Вот тогда я и осознал: есть служба, которая говорит про долг, и есть люди, которые не могут понять, почему ребёнок в лесу находится четвёртые сутки. Не умея, не зная, они готовы оторвать себя от работы, от всего, чтобы только дать шанс этому ребёнку. Так что это был шаг в неизвестность.

Затем была Лиза Фомкина, в часть которой назван отряд. После таких случаев тяжело перестать заниматься поисками. Благодаря этому ты чувствуешь свою нужность, востребованность и реальность своего существования. Я не видел людей, которые бы прекратили заниматься поисковыми мероприятиями, после того, как они на носилках из леса вытащили живого человека, который бы, если они не приехали, так бы и остался в лесу. Не знаю, с чем сравнить эти чувства, но они большие и яркие. Не хочется говорить пафосных слов, если очень по-простому сказать — здесь я чувствую, что я здесь не зря», — рассказал Григорий Сергеев.

Опасна, трудна и «как будто не видна»

Начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова в розыске работает уже третий десяток лет и поимённо помнит всех пропавших, но пока не найденных людей. Говорит, что держать в памяти обстоятельства исчезновения каждого помогает очень хорошая память.

«Если один раз в жизни дело подержала в руках, то мне этого достаточно не на один десяток лет. Потому что я вникаю, и мои ребята такие же», — добавляет она.

Кстати, в отделе Инессы Смирновой занимаются не только без вести пропавшими, а всеми категориями лиц, подлежащих розыску в соответствии с законом «О полиции» и другими нормативно-правовыми документами. Также в функции полицейских входит установление личности неопознанных трупов и неизвестных больных, которые по состоянию здоровья или возрасту не могут сообщить о себе сведения.

«Есть категории скрывшихся лиц — от суда, от военного следствия, от Следственного комитета. Их меньше, чем потерявшихся, но там тоже не всё так просто. Любой преступник, оставаясь на свободе, находится на нелегальном положении, он опасен. Для того чтобы остаться на свободе, он будет совершать другие преступления, зачастую более тяжкие.

Я не говорю, что розыск преступников важнее. Просто это тоже часть нашей работы, которая требует огромных сил. Случайные люди у нас не задерживаются. Чувство, что ты выигрываешь у того, кто решил перехитрить тебя задолго до того, как ты об этом узнал, непередаваемо. А с 2002 года я владею информацией обо всех пропавших по всему Алтайскому краю», — поясняет Инесса Смирнова.

Самое время сказать, что в среднем за год алтайские полицейские принимают по 5−6 тысяч заявлений об исчезновении людей. Еще 1,5−2 тысячи дел заводят на беглых уголовных преступников. Плюс порядка 500 заявлений приходится на неопознанные трупы. Об эффективности работы говорит статистика, но алтайские полицейские, работающие в розыске, полагают, что когда речь идёт о человеческой жизни, цифры вообще не имеют значения.

«Когда мы начинаем поиски, мы ищем не труп, а живого человека», — отметил в разговоре заместитель начальника отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц ГУ МВД России по Алтайскому краю Алексей Огородов.

Говорит, что, когда теряется человек, лучше сразу звонить в Бюро регистрации несчастных случаев, куда ежесуточно поступает информация из дежурных частей ОВД, больниц и моргов и заносится в единую базу данных.

«В среднем из общего числа пропавших (с учётом остатка не найденных за все годы, начиная с 1980-го) мы находим 85% потерявшихся. На 1 января 2018 года в розыске числились 847 человек. А исключительно за 2017 год пропавшими без вести числятся 54 человека из заявленных 5 тыс. 167 человек. Сложней работать, конечно, по делам прошлых лет», — пояснила Инесса Смирнова.

Сибирь — не Москва

По признанию Григория Сергеева, отделение отряда «Лиза Алерт» в Алтайском крае считается одним из лучших в России. Возможно, причина тому — его нынешний координатор Андрей Мамаев, в прошлом профессиональный сыщик. Оперативно-разыскной деятельности обучился, получив диплом в Барнаульском юридическом институте, до 2004 года работал в милиции. Сейчас, помимо работы в коммерческих структурах, своё свободное время посвящает поискам пропавших людей.

«На фоне Западной Сибири могу сказать, что мы точно занимаем лидирующие позиции. Принцип построения отделений отрядов «Лизы Алерт» — чтобы на каждой территории они были самоорганизующимися и самодостаточными. Чтобы не нужно было через каждые пять минут звонить в Москву и спрашивать: «Ребята, что делать, как делать, мы ничего не знаем».

Мы должны были организовать у себя процесс привлечения волонтёров, их обучение и максимально эффективно использовать их ресурсы. И мы достаточно хорошо это делаем. В прошлом году из 217 поступивших к нам заявок на результат «найден, жив» отработали 150. Но нужно понимать специфику поисков и то, что статистические данные в привычном понимании здесь неприменимы, так как поиск — длительный процесс. Человек пропал в 2017 году, мы его поставили в поиск, а нашёлся он в 2018 году. Девочка Ксения Б., исчезнувшая много лет назад, не перестала быть объектом нашего внимания: информационная работа ведётся постоянно», — пояснил Андрей Мамаев.

Он полагает, что в Алтайском крае эффективно организована система профилактики:

«Мы получаем огромное количество заявок из школ на проведение лекционных занятий с ребятишками. Обычно это младший школьный возраст от 6 до 10 лет — некая группа риска, когда дети начинают самостоятельно ходить в школу. У нас организован процесс обучения на основании тех материалов, которые предоставляют нам московские коллеги, спасибо им за это.

Передовой опыт москвичей объясняется еще и большой плотностью людей: как начинается сезон — огромное количество горожан отравляются в лес. И знаете, европейская часть России от Сибири очень серьёзно отличается по менталитету. Там, если ушёл человек в лес и через час не отзвонился, люди начинают паниковать, поднимают МЧС, авиацию и прочее. У нас — Сибирь: если ушёл в лес — ничего страшного, завтра придёт. Поэтому обращения на вторые, на третьи сутки — в порядке вещей. И хорошо, еще если родственники вспомнят, в каком направлении ушел пропавший. Мы с этим боремся», — отметил Андрей Мамаев.

«Против правил»

В первую очередь внимание добровольцев «Лизы Алерт» занято теми людьми, которые не могут о себе позаботиться сами — дети, старики и инвалиды.

«Это те, кого мы будем искать в первую очередь. Если представить, что к нам поступило несколько заявок (на ребёнка, на старика, инвалида, сорокалетнего мужчину и, предположим, 25-летнюю девушку) и все они требуют срочного выезда для первичного сбора информации, то, соответственно, ребёнок, будет в этой очереди первым. Инвалидов и стариков очень сложно разграничить, тут нужно будет смотреть, кто больше нуждается в нашем внимании. Далее в очереди будут: молодая девушка, а уже потом — взрослый мужчина. Мы будем реализовывать все наши возможности в соответствии с тем количеством сил и средств, которые у нас есть», — пояснил председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

Он сожалеет, что даже в Москве помочь удаётся далеко не всем.

«Если мы говорим про поисковый сезон (когда все ходят за грибами), регулярно кому-то не достаётся нашего внимания. Не потому, что не хотим искать, а потому, что нас всегда будет меньше, чем заявок.

Был день 17 сентября 2017 года, когда в Московском регионе было получено 102 заявки на пропавших в природной среде. Для того чтобы отработать хотя бы одну заявку, просто для того чтобы прозвонить все службы, заявителей, даже если очень спешить, потребуется 40 минут. Это чтобы просто понять ситуацию. Далее надо сделать карту под конкретный поиск, подготовить комплект оборудования, создать тему на форуме, привлечь людей в социальных сетях, выделить информационного координатора, который будет вести группу удалённо, и координатора, который поедет на место. Нужны старшие поисковых групп, которые будут руководить новичками-добровольцами.

И вся эта картина у нас может собраться очень качественно, когда происходит один поиск в день. Менее качественно московский поисковый отряд работает при трёх поисковых операциях в день. Мне не нравится, как мы это делаем, но это по-прежнему эффективно, когда у нас пять поисков в день. Но когда цифра по необходимости выездов — 102 — я бы сказал, что это против правил», — считает Григорий Сергеев.

По его словам, тогда пришлось перекраивать всю схему:

«У нас работал удалённый штаб, добровольцы вертолётного отряда «Ангел» в чуть ли не пять вертолётов летали над теми людьми, которые пропали с мобильными телефонами, пытались определить их местоположение, а по Московской области ездило 16 групп эвакуации. Вот таким образом мы пережили 17 сентября. Это сложная история. Понятно, что мы не всех тогда спасли», — пояснил председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

Чем раньше — тем лучше

Бюро регистрации несчастных случаев (БРНС) были созданы и сохранились далеко не во всех российских регионах. Но Алтайскому краю эту горячую линию по исчезнувшим людям удалось сохранить. Её деятельность достаточно высоко оценена на федеральном уровне. За 2017 год на неё поступило 724 обращения, и только в 94 случаях дел дошло до заведения розыскных дел: 245 человек вернулись домой самостоятельно. Местонахождение ещё 385 человек удалось установить по базам данных БРНС.

«Это буквально найденные за сутки, когда люди ещё не успели обратиться с заявлениями в дежурную часть. Все обращения, по которым местонахождение не было установлено, впоследствии будут обязательно зарегистрированы в дежурной части. Особенно если родственники в БРНС обратятся, а заявление подавать не придут», — рассказала начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова.

Она подчёркивает, что многое зависит от качества проведения первичных мероприятий, начатых с момента исчезновения человека. Чем раньше — тем лучше.

«Первичные мероприятия организовываются в зависимости от обстоятельств исчезновения человека. В первую очередь это выезд к месту жительства и осмотр жилища. Здесь мы преследуем разные цели. Во-первых, нужно подтвердить либо опровергнуть факт ухода. Поскольку далеко не секрет, что под безвестное исчезновение иногда маскируют криминальные убийства. Соответственно, если это умышленное преступление, если оно совершено и скрыто, после чего еще пришли и заявили, там уже проведены мероприятия, скажем так — по замыванию, зачистке и уничтожению следов. Почти все заявители относятся к проверке с пониманием.

Вторая цель — изучение среды, в которой жил пропавший. Родственники в эмоциональном порыве не всегда могут что-то увидеть или заметить. Такие моменты бывают при проявлениях суицидального характера, прощальную записку, оставленную где-то, замечают не всегда. Значимым является и то, что человек, например, ушёл, оставив дома ключи от квартиры, телефон и документы (то есть он априори возвращаться не собирался). Тогда начинаем смотреть, что человек взял.

Зачастую именно это помогает правильно определить сектор дальнейших поисков. Не бывает так: собрались и побежали искать куда глаза глядят. Каждое мероприятие проводится с какой-то определённой целью. Если пропал несовершеннолетний, то там, разумеется, причинами могут быть и компьютер, и двойки в дневнике, и какая-то переписка, и куча любовных историй. А у родственников — паника, они этого не замечают.

И третья цель — сбор идентификационного материала, на ручке, одежде, жевательной резинке — везде где человек мог оставить свои биологические образцы. Это потребуется в тех случаях, когда человек окажется погибшим. Таковых у нас чуть более 150 случаев или 3% из числа заявленных в 2017 году», — проинформировала Инесса Смирнова.

По её наблюдениям, очень много примеров, когда находили людей замерзающими, истощёнными, но живыми.

«Помню мужчину — у него бензин закончился, он застрял в сугробе и последний звонок в полицию сделал. Ему ампутировали пальцы на руках и ногах, но человек жив остался. А о таких вещах, как «опоздали», «не добежали», я бы не стала говорить. Хотя телевизор посмотришь, интернет почитаешь — кажется, при чем тут полиция? Волонтеры ищут, а не мы», — заключила Инесса Смирнова.

Шансы на выживание

«Полиция — это люди, они разные, как и мы. Где-то мы с ними не только дышим одним воздухом, но и думаем примерно одинаково, и у нас на этих территориях всё классно. А где-то всё весьма сложно и напряжённо», — признаётся председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

С МЧС волонтёры общаются на уровне региональных центров управления кризисными ситуациями, на уровне руководства региональных управлений МЧС, а с центральным аппаратам — на уровне министра и заместителя министра, проводят регулярные учения и получают глубокое взаимопонимание.

«Есть огромное количество проблем, но это конструктивное министерство, и мы стараемся их решать. С МВД посложнее. Но у нас тоже случаются совместные учения, мы постоянно взаимодействуем на поисках, у нас есть территории, где наше взаимодействие проще или сложнее, но оно регулярно, и оно год от года трансформируется. Мы в хорошем контакте с силовиками и разговариваем с ними постоянно.

Сложнее с теми, которые по закону обязан искать пропавших. Не знаю — есть ли хоть один орган исполнительной власти, который был бы рад гражданскому контролю со стороны общества? А тут происходит именно такая история. Если без нас полиция может просто сказать: «Мы ищем, мы работаем», то взаимодействие с нами предполагает более глубокие диалоги, и в связи с этим у нас возможно недопонимание», — признался Григорий Сергеев.

Именно большего взаимопонимания хотели бы добровольцы, поскольку считают его залогом повышения шансов найти пропавшего живым.

«Там где устанавливаются качественные взаимоотношения, шансы пропавших людей на быструю реакцию резко растут. За сухими цифрами статистики стоят конкретные люди. Они хотят прийти домой, выпить чаю, обнять внука, сериал посмотреть, в музей сходить, сделать подарок на день рождения дочери. Все эти люди могут вернуться домой и не стать цифрами статистики без вести пропавших.

Но нужно еще понимать: чем позже мы получили заявку на поиск, тем ниже шанс на выживание. Недавно мы искали женщину, уехавшую на квадроцикле более суток назад. По погодным условиям было очевидно, что шанс на её выживание падает с каждым часом. Слава Богу, эта история закончилась очень хорошо, но вообще, когда мы получаем заявку в первые сутки и начинаем эффективно реагировать, больше 95% шанс вернуть человека домой живым.

Если мы получаем ту же самую заявку на того же самого человека, но на третий день, то шансов — меньше 50%. То есть мы теряем почти 50 процентов выживших на разнице в двое суток. Поэтому то, с чем мы всегда боремся, так это с невежеством, с нежеланием сообщать, со страхом лишний раз побеспокоить полицию, мол, у них и так работы много», — пояснил Григорий Сергеев.

«Что имеем…»

Основными причинами исчезновения большинства людей являются не убийства или суицид.

«Прерывание связи с родными часто происходит по банальным причинам. Отключился телефон, загулял кто-то, не предупредил о своём отсутствии — вот это основная масса. Часто девочки из БРНС находят «потеряшек» в медучреждениях: госпитализировали, а родственникам сказать не успел — всё, паника. Либо в состоянии сильного алкогольного опьянения или интоксикации, когда человек вообще не может ничего сказать. Не найденных детей у нас нет, хотя за прошлый год в полицию Алтайского края поступало 469 заявлений.

Но по факту детей терялось намного меньше, потому что есть несколько деток с синдромом бродяжничества, которых по 12−15 раз в год заявляют, а иногда и чаще. Также развею расхожее утверждение, что дети часто убегают из учреждений образования и соцзащиты: это не так — намного больше из семей уходит.

Остальные заявления подают по разным причинам, очень часто — для решения социально-бытовых вопросов: кого-то надо выписать, кому-то нужно субсидию оформить, кому-то брак расторгнуть. Недавно, к примеру, женщина заявление подала, которой для расторжения брака потребовалось найти бывшего супруга, а связь с ним была утрачена еще в 1947 году. Заявляют о пропажах, когда нужно скрыться от долгов и кредитов. Некоторые намеренно заявляют об исчезновении своего родственника, который никуда и не думал пропадать. Например, чтобы добиться лишения родительских прав при «делёжке» ребёнка», — пояснила начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова.

По её словам, если человек не погиб ещё до того, как заявление о его пропаже было подано, значит, его поиски дадут результат. Особенно если при этом налажено эффективное взаимодействие с поисковиками-добровольцами.

Право на жизнь

С, мягко говоря, наплевательским отношением родственников к исчезновению близкого человека сталкивался и координатор алтайского отделения отряда «Лиза Алерт» Андрей Мамаев:

«Часто бывает так, что нам нужно уточнить информацию об исчезнувшем или родственникам нужно подъехать его опознать — а нам говорят: «Знаете, у нас день рождения сегодня, позвоните потом». Мы не всегда даже «спасибо» за поиски слышим. Но как бы это ни прозвучало банально или избито — это просто наша потребность делать добро, мы не хотим никому её навязывать.

Когда ищем ребёнка, то никогда не будем маме высказывать, как она плохо за ним следила, и читать мораль. Мы никогда не будем обсуждать личную жизнь наших «потеряшек» — наркоман или алкоголик. Очень часто, когда пропадают дети, родные замалчивают неудобные факты, потому что боятся, что мы не будем искать. Мамы говорят: «Он у меня хороший». Но с нами надо, как с докторами: если хотите, чтобы мы нашли сына, значит рассказывайте честно.

В основном же, когда начинаешь только беседу, у всех идеальные семьи. Но когда человека находишь и с ним разговариваешь — начинаешь понимать: все врут. Бывает в таких случаях, что приходится сообщать заявителю, что человек жив-здоров, но не хочет с вами общаться. Семейные разборки — достаточно частое явление. Поэтому мы начинаем работать, только если есть заявление в полицию.

Нам от государства ничего не нужно — мы самодостаточная организация. Мы, используя личные ресурсы, собственные знания, время и опыт, можем эффективно решать задачи по спасению людей. Единственное, чего бы хотелось, — это чтобы сотрудник полиции, который не умеет искать человека в лесу, позвонил людям, которые умеют это делать.

Что лучше — один полицейский в брюках и туфлях или 20 человек на машинах, в пригодной для поиска одежде, с радиостанциями, навигаторами, с картами и с необходимыми знаниями как искать человека? Как бы громко это ни звучало, мы даём простым гражданам право на жизнь».

Гибкое реагирование на голом энтузиазме

В Московском регионе, по оценке председателя поискового отряда «Лиза Алерт» Григория Сергеева, чаще всего пропадают старики и дети.

«Среди детей много и так называемых бегунков. Искать их необходимо по той простой причине, что дети, находящиеся вне дома, могут стать объектами криминальных посягательств. А во-вторых, несовершеннолетний сам может быть участником преступления — потому что он ищет что бы такое украсть, чтобы поесть, начинает вступать в переговоры о том, где обустроиться на ночлег, что тоже может привести к самым негативным последствиям. Соответственно, таких детей искать надо, и с такими детьми очень важна профилактика, потому что они убежали оот какой-то ситуации в семье или рядом с ней, или в школе. И если их просто вернуть домой, это вообще никак не решит проблему», — считает председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

Кстати, ни он, ни другие добровольцы не любят при поиске людей употреблять термин «работа».

"Работа предполагает некую оплату труда, а здесь у нас этого ничего нет, здесь у нас исключительно добровольчество. Кроме доброй воли никаких дополнительных стимуляторов и двигателей не предусмотрено. Поисковая деятельность начинается неожиданно, когда пропадает человек, мы руководствуемся поистине уникальными и эффективными методиками, изобретенными в поисковом отряде», — говорит Григорий Сергеев.

По его признанию, уникальными они могут считаться не только в России.

«Это технологии поисков в природной среде, работа на отклик, работа с картой, методики применения опытных волонтёров и новичков. Все это вместе — большая и эффективная система, которая меняется в зависимости от объекта поисков. При этом нужно понимать, что вся эта система на каждом поиске управляется в индивидуальном режиме.

То есть каждый раз наш поиск — это некая ручная сборка. Плюс такого подхода в том, что все делается с высокой степенью заботы и качества. И, соответственно, ответственность за поиски несёт конкретный человек, который называется координатором поискового мероприятия. И он способен отступать от изобретённых нами же методик, потому что крайне важно не ходить по вытоптанным тоннелям и коридорам, не работать в рамках конкретной схемы, а иметь возможность гибкого реагирования на конкретную ситуацию.

Не бывает одинаковых поисков, и как только мы начинаем гибко подходить к поисковым мероприятиям, мы получаем совершенно другой уровень качества и совершенно другое количество найденных живых людей», — полагает Григорий Сергеев.

Вместе с тем он признаётся, что, как и в любом добровольчестве, короткие задачи отряду удаётся решать намного проще, чем длинные.

«Мы можем получить огромное количество людей, которые готовы сегодня, здесь и сейчас, невзирая на погоду, с невероятными трудозатратами искать пропавшего человека», — пояснил волонтёр.

Ориентировки: польза мнимая и очевидная

Разные подходы к поискам и разные точки зрения, высказываемые сотрудниками полиции и волонтёрами, более полно дают представление о том, насколько тонка и сложна поисковая деятельность. Фактор везения и человеческий играют в ней не последнюю роль. Но удивительно — как разнится отношение первых и вторых к такому поисковому инструменту, как ориентировки.

И начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова, и её заместитель Алексей Огородов, поисковый стаж которых перевалил за второй десяток, говорят, что в их практике очень редко случалось, когда расклейка листовок с ориентировками помогала найти человека.

«Пример — когда у нас 2 апреля 2017 года потерялся 12-летний мальчик: нам много звонили, но информация не подтверждалась. Его труп спустя неделю нашли у себя на даче посторонние люди, хотя очень много в поиске было задействовано — и наших, и волонтёров, обращения сотнями расклеивали и по подъездам и по общественному транспорту. Но в случае с детьми сложно предугадать: какие там взаимоотношения в семье и условия.

Есть те, которые постоянно бегают, — мы их поименно знаем. А этот несчастный случай скорее форс-мажор. В той стороне, где нашли мальчика, у его родственников дача находилась, но он до неё не дошёл, просто проник в первый попавшийся домик другого садоводства, разбив стекло, и лёг спать. Замерз до смерти», — поделился Алексей Огородов.

Между тем даже в небольшом отчёте отряда «Лиза Алерт» за 2017 год нашлось несколько примеров, когда именно ориентировки помогли вернуть стариков. Причём — как минимум два случая произошли в стационарах. В первом случае оказалось, что пожилая женщина, масштабные поиски которой начались в начале мая, а завершились 11 декабря, обнаружилась в одном из медицинских учреждений Москвы.

«7,5 месяца волонтёры и родственники не теряли надежды найти пропавшую. Чудо свершилось благодаря неустанному распространению ориентировок», — отмечается в отчёте.

Вторая история произошла в июле 2017 года.

«Долгий, полный драматизма и неожиданных поворотов поиск пожилого человека тоже завершился в одной из больниц. Найти удалось благодаря исключительно огромному охвату ориентировками и свидетельству неравнодушной девушки», — говорится в отчёте.

По данным волонтёров, до 40% потерявшихся находятся благодаря распространению ориентировок.

Взаимодействие с общественными объединениями алтайские сыщики считают огромным подспорьем:

«Мы благодарны «Лиза Алерт» за то, что волонтёры отряда очень быстро размещают на всех интернет-сайтах сведения, ориентировки и другую информацию. Также они осуществляют расклейку и раздачу ориентировок. Это крайне-крайне редко приносит какой-то результат, но тем не менее это необходимо делать как некое социальное действо: если по телевизору показывают, в газете печатают — значит, действительно ищут», — отметила начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова. Вместе с тем она полагает, что люди не обладают (да и не должны обладать) сведениями о комплексе тех оперативно-розыскных мероприятий, которые проводят оперативники.

«Был случай, когда скрывшийся ребёнок увидел свою фотографию в интернете, она ему не понравилась, и чтобы в таком виде не быть осмеянным друзьями, он вернулся домой, лишь бы убрали фотографию. Но этот случай в моей практике — один за двадцать один год. В основном людей разыскиваем в результате целенаправленной работы. Причём процент найденных первоначальными мероприятиями (в первые 10 дней), которые осуществляются территориальными органами внутренних дел, составляет более 70%, а 2017 году — 95,7%(!)», — проинформировала Инесса Смирнова.

В личной беседе она рассказывала, что алтайским сыщикам некоторое время удавалось находить спонсоров и издавать газету с ориентировками на без вести пропавших, но они ни разу не помогали в поисках. Возможно, причина этого раскрывается в ответе координатора алтайского отделения отряда «Лизы Алерт» Андрея Мамаева?

«Ориентировка, которая сделана волонтерами нашего отряда, в корне отличается от тех, что изготавливают в полиции. Она яркая, она привлекает внимание. Она направлена на немедленное усвоение информации. Когда человек пропал недавно и есть такая необходимость, мы можем заклеить ориентировками весь район (это методика активного ведения поиска). И очень часто люди находятся именно так. Если же мы не производим расклейку, а начинаем искать через интернет, то свидетели начинают звонить только на следующие сутки, потому что далеко не все пользуются соцсетью ежедневно. Но зачем мне нужна информация о том, что пропавшего вчера в обед где-то видели? Он уже может быть где угодно», — привёл довод Андрей Мамаев.

Совместный поиск

Выходит, что поисковикам и полиции стоило бы теснее взаимодействовать друг с другом. Но и сейчас существуют примеры достаточно продуктивной совместной работы.

«С общественной организацией «Лиза Алерт» взаимодействуем с 2012 года, особенно их помощь необходима при проведении широкомасштабных мероприятий. Координатором являемся мы, но, бывает, и родственники напрямую на них выходят — разместить обращение и распространить информацию о разыскиваемом», — поделился заместитель начальника отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц ГУ МВД России по Алтайскому краю Алексей Огородов.

Преимущества поисковиков-волонтёров и их профессиональный рост признаёт и его коллега Инесса Смирнова.

«У нас есть пропавшие люди в лесных массивах. Без волонтеров реально сложно было бы их искать. Бывает, что и не находим и никогда уже не найдем, потому что животные, насекомые, грызуны растаскивают. Проводить поисковые мероприятия в таких условиях очень сложно. И как раз в таких местах пропадают люди больные и люди престарелые — грибники и ягодники, не рассчитавшие свои силы, либо психические больные люди.

У нас масштабные мероприятия в течение лета и осени проводились по одному мужчине в Павловском районе, но не смогли найти, хотя лес и вдоль, и поперек исследовали: куда он убежал, на какое расстояние? Он уже ранее неоднократно уходил. А в состоянии наркотического опьянения, под этой «скоростью», люди по 20 километров проходят. Одного паренька в Ленинском районе Барнаула искали — очень долго. В итоге труп нашли аж за Зудилово», — информирует Инесса Смирнова.

Говорит, что вопрос взаимодействия с волонтерами входит в определённую тактику розыскной деятельности, и что ей не важно, кто в конечном итоге найдет исчезнувшего человека.

Мифы, экстрасенсы, инопланетяне

То, что человек годами может лежать в больнице и о нём никому не известно, начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова считает мифом.

«Такого не может быть. Одно из направлений нашей деятельности — установление личности и неопознанных трупов или неизвестных больных. На таких у нас тоже заводятся дела. И там сохранены фотографии таких людей, отпечатки, ДНК, описание места нахождения, в чем был одет, фотография одежды. В крае в настоящее время остается неизвестной личность одного больного, на которого заведено дело, — личность всех остальных была установлена.

У нас совместным соглашением МВД и минздрава Алтайского края на медицинские организации возложена обязанность информировать БРНС о госпитализации неизвестных, и их личности удается установить в короткие сроки. Медицинскому учреждению оформить неизвестное лицо практически невозможно. Его нужно поставить на некий баланс, требуется страховое свидетельство. Поэтому как только в больницу поступает такой больной — сразу же в течение часа информируется БРНС. В его функцию тоже входит поиск и оповещение родственников», — заявила Инесса Смирнова.

Она подчеркнула, что в этом плане сложнее работать с теми, кто при обнаружении отказывается общаться с родственниками.

«Примерно в 50% случаев именно так и происходит. Говорят — я не желаю общаться с этим человеком и не желаю, чтобы вы ему сообщали мой адрес. В таких случаях мы, как правило, направляем письменное уведомление заявителям: «Местонахождение установлено, но вопреки желанию граждан, по действующему законодательству, мы не вправе разглашать о нём информацию». Много случаев, когда родственники отказываются забирать из морга и хоронить найденных нами пропавших людей», — констатировала Инесса Смирнова.

Читайте также: «Закопайте меня, как человека»: последний путь безродного усопшего

А вот что касается магов и экстрасенсов, даже самых известных и раскрученных популярными телепередачами, то и поисковики, и полицейские едины во мнении.

«Ели бы из 126 тысяч заявлений, мною принятых, экстрасенсы хоть раз помогли, я бы взяла их в штат. Но увы. Хотя родственники к ним обращаются очень часто. Помню, ещё в Первомайском РОВД работала, когда пропала девушка одна: поругалась на даче с родителями и пошла к автобусной остановке — в Барнаул уехать, и пропала. Родители прибыли домой — дочери нет. Тогда сотовой связи не было, они по всем искали — не нашли. Мы тоже каждый божий день проводили поисковые мероприятия. Отец тогда нашел какого-то экстрасенса, прибегает к нам с круглыми глазами: мол, он нам сказал, что дочь подобрали, изнасиловали, задушили и в Затоне утопили. Даже место известно. Мы срываемся туда, совместно с Центральным ОВД проводим несколько дней поисков, а девушка возвращается домой живая и здоровая. Встретила одноклассника, который ехал на свадьбу к другу в Новосибирскую область, неделю там гуляла», — рассказала Инесса Смирнова.

В другом случае, когда пропал мальчик в Тальменском районе, алтайская полиция тоже проверяла информацию и по ориентировкам от граждан, и от экстрасенсов.

«Всё это было очень быстро — на телефоне. А потом, когда я провела анализ, у нас по этим звонкам получилось, что несколько дней подряд пропавшего ребёнка видели от 6 до 10 раз в разных местах России одновременно. По безвестному исчезновению девочки Ксении Б. на нас тоже выходили известные экстрасенсы. Но как только начинают узнавать обстоятельства — говорят: «Нет, извините, нас этот случай не интересует».

Даже сюда приезжали — руками поводили, да ни с чем уехали. Реалии они такие, какие и есть: никакие инопланетяне не прилетают и не похищают людей. Но как бы я не верила в беспомощность экстрасенсов, мы все их версии проверяем. Даже если они окажутся простым совпадением — почему бы и нет?» — пояснила Инесса Смирнова.

Тратить время на проверку версий экстрасенсов председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев считает непозволительной роскошью:

«Это абсолютная туфта. На масштабных поисках, естественно, люди волнуются, многие пытаются участвовать, многие хотят помогать. Звонят эти известные экстрасенсы и рассказывают, где и кого искать. Но нам неизвестны истории, когда экстрасенс помогал поиску, а истории, когда доверчивые люди пытаются оправдать экстрасенсов, — знаем.

К примеру, экстрасенс сказал: «Мне кажется, пропавший находится в кирпичном доме». Ну так мы находимся в населённом пункте, где 80 процентов домов собраны из кирпича. Или — «рядом с пропавшим находится старое строение». Найти такое в любом городе несложно. Поэтому все истории с экстрасенсами — это байки. К сожалению, такие истории часто приводят к вымогательству».

В алтайском отделении отряда «Лиза Алерт» к мифу причисляют укоренившееся в народе мнение, что искать человека правоохранители и волонтёры начинают только на третьи сутки.

«Мы уже устали говорить, что трое суток — это миф. Заявлять о пропаже человека можно в любое отделение полиции сразу же. И полиция обязана отреагировать на это, поскольку она — единственный государственный орган, за которым законодательно закреплен поиск пропавших без вести. Но суть в том, что хорошо если в одном городском райотделе работают 1−3 сотрудника, которые занимаются розыском. В сельских районах работает один сотрудник на 3−4 района, который к тому же очень сильно загружен другими функциональными обязанностями.

Дело в том, что исчезновения людей из сельской местности случаются гораздо реже, чем в городе. Люди там исчезают, как правило, под Новый год, когда все злоупотребляют горячительными напитками — вышел за баню, упал, уснул, замело. Таких случаев очень много. Сельские полицейские понимают эту специфику. Но тем не менее я вам как дипломированный сотрудник милиции в прошлом говорю — ни полиция, ни сотрудники МЧС, которые занимаются поиском пропавших, когда имеется минимум 10 человек пострадавших, — не ищут так, как это делают поисковики. Лучше нас по поиску потерявшихся в природной среде нет», — отметил координатор алтайского отделения отряда «Лиза Алерт» Андрей Мамаев.

А в отношении экстрасенсов он тоже сделал значимое наблюдение:

«Самое страшное, что люди, которые якобы обладают экстрасенсорными способностями, ещё и сами в это слепо верят и готовы вести бедных родственников, которые цепляются за последнюю надежду, в какое-нибудь болото и утонуть там вместе с ними. Вот это страшно».

«Хоть одну косточку найдите»

В отряде «Лиза Алерт» существует три статуса: НЖ (найден, жив!), НП (найден, погиб) и НН (не найден, поиски продолжаются). Ознакомившись даже с малой частью осуществляемой волонтёрами работы, понимаешь, что эти люди, как никто, осознают: беда может случиться с каждым, а победить её можно только общими усилиями, если каждый не останется в стороне и примет посильное участие. Что только надежда и упорство приносят успех там, где есть хоть малейший шанс.

Но случаи с трагическим концом, увы, происходят. Один из первых в 2017 году произошел весной в Тербунском районе Липецкой области. А летом самой крупной трагедией года стал поиск Артёма на границе Липецкой и Воронежской областей.

«Сотни людей почти неделю кропотливо осматривали чуть ли не каждый сантиметр земли. Каждая лисья нора, каждый заросший окоп, ручьи, болота, заросли терновника досматривались, и не по одному разу. Этот поиск не забыть, он остается кровоточащей раной», — говорится в отчёте поисковиков.

Читайте также: После пропажи липецкого школьника завели уголовное дело об убийстве

Впечатляет и визуализация августовских поисков пожилого мужчины в Истринском районе Подмосковья с комментарием председателя отряда «Лиза Алерт» Григория Сергеева: «Каждая полоска — это группа из нескольких человек, выстроившаяся в линию, чтобы не пропустить лежачего… Волонтёрам пришлось исследовать буквально каждый метр земли».

«Для масштаба: на карте есть красные квадраты, их размер 500 на 500 метров. Группа из 3−5 человек прочесывает такой квадрат много часов. Поиски деда приостанавливались только из-за сильных гроз, но не прекращались. Даже когда исчезла надежда найти живым. Прошло более 6 суток, и его нашли и вернули тело родным», — поясняет в отчёте волонтёр Александр Сайганов.

Но находить погибших удаётся далеко не всегда.

«Опыт и практика действительно показывают, если мы ребенка за три дня в воде не нашли, мы его не найдем никогда. Вес, размеры, течение воды имеют значение: тело и вниз не оседает, и уже наверх не всплывёт. За зиму подо льдом — рыбы, весной — ледоходом расчленило, затем на дне — заилило. У нас даже утонувших при очевидных обстоятельствах — и то много не найдено.

Так было, когда три сестренки на дамбе Оби купались и всех втроем затягивать начало. Одну мальчишки вытянули, а две других утонули, их до сих пор не нашли. Водолазы в сложных условиях сами рискуют погибнуть. Есть один аппарат, он разработан в одном из отечественных военных производств для подводного поиска со сканерами с магнитами, но нам запрещено такую технику ставить на баланс.

Выкручиваемся, как можем: в Заринске девушку убили, расчленили, сожгли на берегу и побросали останки в воду. Так наши ребята набрали ящиков обыкновенных, крюки в них наделали и как тралами ими пользовались», — делится горьким опытом начальник отдела координации деятельности территориальных органов по розыску лиц УУР ГУ МВД России по Алтайскому краю Инесса Смирнова. Говорит, что не только в криминальных историях важно отыскать останки.

«Особенно по давно исчезнувшим людям родственники часто приходят на приём и просят: «Хоть одну косточку найдите, чтобы было что похоронить и куда приходить на могилу погибшего», — добавляет Смирнова.

Поиски в ночи

Проблемы с материальной базой существуют и у волонтеров отряда «Лиза Алерт».

«Мы не является юридическим лицом, у нас нет счетов, кошельков и других привычных для организации атрибутов. В этом случае очень сложно иметь материальную базу, потому что попросту некуда перечислить деньги. Даже 100 рублей на моток скотча, которым мы приклеивали бы ориентировки. Но поиск — это очень дорогая история, и мы не сможем без поддержки простых людей.

Для тех, кто хочет помочь, у нас на сайте размещён список необходимого, есть старший по оборудованию, который актуализирует наши нужды. И мы с удовольствием заберём бумаги или скотч, потому что это непосредственно те инструменты, которые мы будем применять на поисках. Есть и другие: фонари, навигаторы, рации, фототехника и так далее», — пояснил председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

По его признанию, отряд пока «не захлёбывается в количестве желающих помочь, но всё-таки они есть».

«Вот недавно нам подарили раскладные стулья и стол, это очень полезные вещи для организации штаба на поисках за пределами города. Добровольцы сами для себя покупают очень много оборудования или просто в отряд. Это даёт нам возможность искать всё время. Для того, чтобы вести поиск ночью, кроме технологий и постоянного обучения, которое мы проводим со своими добровольцами, нужно оборудование. И если его не хватает, мы в какой-то момент вынуждены будем прекратить поиски — потому что темно или потому что какие-то условия не соответствуют.

А сама по себе эффективность ночных поисков крайне высока, и было бы неправильно прекращать их просто потому, что стемнело. И, соответственно, мы должны иметь хорошие профессиональные фонари, достаточное количество аккумуляторных батарей для них, чтобы не ограничивать себя ни днем ни ночью», — отметил Григорий Сергеев.

Вместе с тем московские координаторы отряда отдают себе отчёт, что чем дальше от Москвы, тем сложностей с материальной базой может быть больше.

«Поэтому, когда появляется возможность, мы начинаем собирать комплект оборудования для какого-то конкретного региона. Мы постепенно в него докладываем, и у нас собирается ящичек с каким-то количеством подаренных нам навигаторов, компасов, раций, фонарей, аккумуляторов. И благодаря этому стартовому комплекту можно осуществлять начало поисковых мероприятий. И во многие регионы мы такие комплекты отправили, люди на них работают», — отметил председатель поискового отряда «Лиза Алерт» Григорий Сергеев.

Говорит, ему очень хотелось бы верить, что со временем регионы сами будут находить себе необходимое количество оборудования и социальное самосознание граждан в регионах будет если не подталкивать к участию в поисках, то хотя бы как-то поддерживать отряд.

Сильно. Правдиво. Страшно

Получит или нет фильм «Нелюбовь» кинопремию 4 марта 2018 года в Лос-Анджелесе, даже сам режиссёр Андрей Звягинцев считает менее важным, чем то, что ему удалось «вернуть зрителей к своим близким».

То, что удалось, — бесспорно. Многие после просмотра картины испытывали сильное желание оказаться в кругу своей семьи, позвонить родным и проявить к ним больше участия. Потому что моментами в картине узнаешь свои ошибки и видишь свою жизнь со стороны. А посмотрев нелюбовь у киногероев, которые из-за неё потеряли сына, действительно хочется добавить любви в свою жизнь.

Даже актриса, которая проходила пробы на роль матери пропавшего паренька, прочтя сценарий ,»вскочила, бросилась в спальню, схватила своего ребенка спящего, обняла его и, задыхаясь от слез, сказала: «Прости меня, прости!» — рассказывал в одном из интервью режиссёр Андрей Звягинцев.

Действительно, то, что показано в «Нелюбви», сильно, правдиво, страшно. Родители, находящиеся в разводе и устраивающие свою личную жизнь, узнают о пропаже 12-летнего сына Алёши лишь на вторые сутки и только потому, что позвонили из школы. Прибывшие волонтёры оказываются по сути теми единственными людьми, кому не всё равно и кто действительно хочет найти паренька, ведь сами родители не могут им даже сказать, был ли ребёнок дома и куда он мог пойти, а мать не знает, есть ли у него друзья и чем он увлекается. Актерская «поисковая работа» в этом фильме удивила даже повидавших всякое настоящих поисковиков.

Кстати, режиссёр Андрей Звягинцев ранее признавался, что реалистичности в значительной мере способствовали консультации с координаторами поисково-спасательного отряда добровольцев отряда «Лиза Алерт». Кто не знает — история создания отряда не менее драматична, чем киношная. Волонтёры объединились в едином порыве в 2010 году после того, как выяснилось, что пятилетняя Лиза Фомкина, потерявшаяся в лесу вместе с тётей, могла бы остаться живой, если бы неимоверно сложные поиски начались в день пропажи, а не спустя несколько дней «якобы поисков». Девочку Лизу нашли на десятый день после исчезновения, а умерла она от переохлаждения на девятый день.

Причин, по которым исчезают россияне, очень много, и все они разные, а сюжет, затронутый в фильме, был неоднократно пройден поисковиками в реальности. Но, поговорив с теми, кто по зову сердца и по долгу службы занимается розыском пропавших людей, действительно приходишь к выводу, что иные ресурсов и душевных сил в поиски вкладывают гораздо больше, чем некоторые заявители.

Огромное СПАСИБО вам за это.