К концу лета 1863 года мятежники терпели одну неудачу за другой. Крестьянство начало переходить на сторону русских властей. Безусловно, свою роль сыграла и концентрация силы. Летом 1863 г. в Царстве было сконцентрировано 14 пехотных и 5 кавалерийских дивизий — 163 тыс. штыков и сабель. Тем не менее, буквально на излете движения мятежники успели достичь своего первого серьезного успеха. 26 июля (7 августа) в Жиржинском лесу приблизительно на полпути между Ивангородом и Люблином они внезапной атакой из засады разбили русский отряд, конвоировавший денежный транспорт. 2 роты саперов Ивангородского крепостного батальона были внезапно атакованы вдесятеро сильнейшим неприятелем. Будучи захваченными врасплох атакой из засады, роты сражались 3 часа в окружении, и, израсходовав боезапас, вынуждены были пробиваться штыками. Было убито 2 офицера и 82 солдата, ранено 6 офицеров и 149 солдат. В Ивангород вернулось 267, в Люблин — 50 чел. В результате противник захватил 2 орудия и до 125 тыс. рублей. Нет нужды говорить, насколько воодушевил этот успех мятежников. Объем трофеев мгновенно вырос аж до 3 млн. руб. Впрочем, на преследование банд были брошены усиленные пехотой отряды гвардейской кавалерии и казаков. Трофейные орудия были заклепаны, и противник вынужден был закопать их. 12(24) августа повстанцы были разгромлены в Фейславицком лесу. Их 4-тысячный отряд, сражавшийся в Жиржино, потерял до 1 тыс. убитыми и ранеными и 680 пленных. Остатки банд бежали через австрийскую границу в Галицию.

Польша
Великий князь Константин Николаевич

Эта неудача ускорила завершение давно назревших перемен в администрации Царства Польского. Еще 4(16) июля Варшаву покинул Велепольский. Он отправился в длительный зарубежный отпуск. 27 августа (8 сентября) Царство Польское покинул Константин Николаевич. Он отправился в Крым через Европу. По случаю отъезда Великого Князя исправление должности Наместника и Главнокомандующего войсками, в Царстве Польском расположенными во время его отсутствия перешли к Бергу. Фактически смена власти в Варшаве была оформлена. Оставалось поставить точку. Смена была неизбежна. 17(29) сентября Горчаков писал Муравьеву:

«Центром политического вопроса является Лондон. Если Английский кабинет будет продолжать начертанную им политику после наших ответов от 1-го июля, то и Тюльерийский кабинет, как бы худо он не был настроен, не рискнет, я полагаю, действовать без поддержки… Весь вопрос сводится к тому, чтобы восстание было подавлено до наступления весны.»

Эта задача требовала завершение поворота в польской политике. 19(31) октября Константин Николаевич получил Высочайший рескрипт — император удовлетворил его просьбу об отставке.

«Не взирая на все усилия Ваши, — говорилось в нем, — учреждения, дарованные Мною Царству Польскому, доселе не работают согласно их значению, встречая постоянные препятствия не в доброй воле и стараниях правительства, а в самой стране, находящейся под гнетом крамолы и пагубным влиянием иноземных возмутителей.»

6(18) ноября Берг собрал высший командный состав округа и чиновников для ознакомления с последним приказом Великого Князя от 24 октября (5 ноября) — Константин Николаевич прощался с войсками и благодарил их за службу.

Последним всплеском активности стала попытка вернуть террор на улицы польских городов и, в первую очередь — Варшавы. Покушения и убийства в городе следовали одно за другим. В ответ Берг ужесточил режим управления. В случае агрессии против войск, например, бросания камней и т.п. было разрешено применять оружие. Город был разбит на специальные районы с круглосуточным патрулированием, была усилена полиция, кроме того, в Варшаву было введено около 30 тыс. солдат. Районы делились на мелкие участки во главе с офицером. В каждом участке было по 8−10 домов, офицер должен был знать всех живущих и их занятия. Над горожанами устанавливался довольно эффективный контроль. С этого момента судьба «сражения за Варшаву» была решена. Желая переломить ситуацию, 7(19) сентября 1863 г. подпольщики организовали покушение на жизнь Берга.

Оно готовилось задолго, и из подготовки не делали секрета — по городу ходили слухи о скором убийстве Наместника и «резне москалей», которая должна была последовать за ним. Берг с утра выслушал обычные доклады, затем съездил в предместье Воля, которое штурмовал в 1831 г., посетил раненых в госпитале и возвращался по улице Новый Свет. Он ехал в коляске с конвоем из 10 казаков, когда из четвертого этажа дома Замойского в его коляску был сделан выстрел рубленым свинцом. Затем на мостовую было брошено пять фосфорных бомб. Осколки пробили открытую коляску в 17 местах, картечь пробила воротник шинели генерала. Каким-то чудом в конвое обошлось без убитых — был контужен его адъютант штабс-ротмистр В.В. фон Валь, ранен 1 казак и 6 лошадей. К сожалению, осколками был тяжело ранен в живот и в ногу мальчик — продавец газет, вскоре он скончался от ран.

Покушение повстанцев на графа Берга. 1863

Во время покушения граф остался совершенно спокоен. «Пришлось это как раз вовремя. — Заметил он. — Дом Замойского поместителен, а мы стеснены квартирами. Таким образом, конфискация окажется для нас весьма ценна.» Берг приказал очистить дом — самое большое здание в городе на тот момент и арестовать всех мужчин (таковых оказалось 150). Женщин и детей аресты не касались. Впрочем, их было немного, что еще раз подтвердило мнение о том, что к покушению хорошо подготовились. Как выяснилось — многие были в курсе, что в этом районе готовится террористический акт. Вошедшие в дом солдаты 1-го батальона л.-гв. Литовского полка были настроены весьма решительно и жестко — в первые минуты арестов в окна полетела мебель и картины. Солдат вскоре остановили.

К сожалению, очистка здания быстро приобрела вид разгрома имущества жильцов. «Мне представилось ужасное зрелище. — Вспоминал приехавший сюда офицер. — Рояли, буфеты, посуда, одежда, книги, серебро, зеркала — все вылетало одновременно из окон этого громадного здания.» Когда вещи выбрасывались на улицу, этой судьбы не избежал и рояль, на котором в свое время играл Шопен, когда был гостем Замойских. Разгром имущества уничтожил и часть улик. Выброшенные вещи были подожжены, костер горел до утра. В результате обысков было обнаружено большое количество оружия — кинжалы, револьверы, ружья, патроны, порох, около 4 тыс. гильз, революционная литература, а также документы мятежников. Сын хозяина дома — граф Станислав Замойский пытался бежать, но был схвачен, имея в кармане значительную сумму денег — 105 471 руб. 53,5 коп., и 100 золотых монет заграничной чеканки. Дом был передан войскам — в нем разместился 3-й батальон л.-гв. Литовского полка. Покушавшиеся на жизнь Наместника вскоре были арестованы и публично повешены. Гвардия вела себя строго, а вскоре вместо повешений начались расстрелы во рву цитадели. Эти действия повергли варшавян в шок, город заметно присмирел.

Берг систематически конфисковывал здания, в которых совершались убийства, объявлял домовладельцев ответственными за антиправительственные акции или покушения, совершаемые под прикрытием стен их владений, привлекал свидетелей нападений, не пытавшихся остановить их, как соучастников. 23 сентября (5 октября) в гостинице «Европейская» было совершено убийство русского агента — она также была немедленно передана в Военное ведомство, для размещения офицеров и чиновников. Берг вообще не любил жестокости и прибегал к ней исключительно по необходимости, например, в случае наказания за убийство. Он предпочитал штрафы и прочие экономические наказания, которые шли на содержание семейств, пострадавших от мятежников. По мнению Наместника, такие меры гораздо эффективнее обеспечивали спокойствие края. В ответ на ужесточение политики властей подпольный Комитет призвал к убийствам всех тех, кто носит русский мундир. Со своей стороны Берг санкционировал уличные облавы — схваченные с оружием передавались под суд военного трибунала и приговаривались к смерти. Эти действия вызвали всплеск критики в польской и французской печати, но авторитет Берга среди русских военных значительно вырос. Впрочем, не только среди них. Всем стало понятно, что «времена шуток прошли». Все это изменило и положение в столице Царства.

Изменилось и отношение к восстанию собственно в России. У той части российского общества, которое порицало поляков, был заметен подъем патриотических настроений. Князь А.К. Имеретинский вспоминал: «Два имени было у всех на языке: Муравьев и Катков.» Катков давно разошелся со своими бывшими друзьями, вещавшими на Россию из Лондона, и первая жесткая их критика появилась в катковских изданиях еще до начала восстания. Потом она превратилась в шквал. Один из современников вспоминал: «Это был несомненно голос России. Свободное слово, прорвавшись чрез цензурные препятствия, сослужило великую службу России. Значение общественного мнения поднялось и укрепилось.» Сторонники революции и радикалы оказались в изоляции. Выступивший в защиту восставших поляков А.И. Герцен, который с 1856 г. был одним из безусловных властителей умов русской либеральной общественности, был ею отвергнут. Его журнал «Колокол», издававшийся в Лондоне, еще в 1862 г. расходился в России в количестве от 2,5 до 3 тыс. экземпляров. С 1863 г. тираж «Колокола» упал до 500 экземпляров, и, хотя он продолжал издаваться еще 5 лет, но тираж его так ни разу и не превысил этой цифры.

«Боже мой! — Писал В.П. Боткин. — Каким заблуждением было думать о какой бы то ни было автономии в Польше! Только недостаток политического смысла и бессмысленное либеральничанье могли породить в иных русских людях их бессмысленные симпатии к полякам — этим коренным, вечным врагам России и русского народа.» Д.А. Милютин вспоминал:

«Вооруженный мятеж Поляков и дипломатическое вмешательство Европы, столь прискорбные сами по себе, имели однако же и свою полезную сторону для России. Они произвели благоприятный перелом в настроении умов в среде наших образованных слоев; открыли глаза той части нашей интеллигенции, которая в течение двух предшествующих лет легкомысленно поддавалась в сети Польской интриги.»

Даже иностранцы были поражены силой патриотического единомыслия русских. Английский посол лорд Ф. Нэпир писал графу Дж. Росселю:

«В случае вмешательства или угроз со стороны иностранных держав воодушевление будет чрезвычайно сильное. Все национальные и религиозные страсти Русского народа затронуты Польским Вопросом. Рекруты спешат стать в ряды войска с небывалым рвением, твердо уверенные в неизбежности войны за веру.»

Николай Богацкий. Александр Михайлович Горчаков.1873

В условиях, когда вполне возможным казалось столкновение с Францией и Англией, Россия нашла союзника за океаном в лице США. Еще в ходе Крымской войны значительная часть американской прессы заняла демонстративно русофильские позиции — Николая I называли защитником христианства, неприязнь к Англии и Франции была также открытой и иногда доходила до открытых столкновений на улицах американских городов. Петербург, в отличие от своих потенциальных противников, оказал дипломатическую помощь Северу в борьбе против Юга в гражданской войне 1861−1865 гг. Лондон и Париж в мае 1861 г., т. е. практически сразу же после ее начала, признали Юг воюющей стороной, т. е. de facto признали правительство Конфедерации. Одной из задач признания, по свидетельству дипломатов этих стран, было обеспечение своей торговле «выгод нейтралитета».

«Французский посол (в Вашингтоне — О.А.), кроме того, отмечает, — докладывал Горчакову 2(14) апреля русский посланник в США барон Э.А. Стекль, — что Соединенные Штаты всегда признавали фактические правительства, не очень беспокоясь на счет того, получили ли они свою независимость в результате революции или иным путем и что, следовательно, они не будут иметь права высказать неодобрение, если европейские державы будут следовать той же политике по отношению к ним.» Формально французский посол был прав, но после действий Парижа и Лондона Вашингтон предпринял ряд мер военного порядка на границе с британским владением. В Англии сочли, что безопасность Канады находится под угрозой и начали перебрасывать сюда подкрепления из метрополии. Не удивительно, что 11 мая 1863 г. государственный секретарь США заявил, что его страна не примкнет к нотам Англии и Франции по польскому вопросу.

16(28) июня 1861 г. последовала депеша Горчакова, в которой говорилось о желании России видеть США едиными и, по возможности, избежавшими гражданской войны.

«Этот союз, — отмечал русский министр, — в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, но он кроме того представляет нацию, к которой наш Государь и вся Россия питают самый дружественный интерес, так как две страны, расположенные на концах двух миров, в предшествующий период их развития были как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они давали взаимные доказательства. Я не хочу затрагивать ни одного из вопросов, которые ведут к разделению конфедеративные штаты. Не наше дело высказываться по поводу этого спора. Вышеизложенные соображения имеют своей целью засвидетельствовать живую заботливость Государя перед лицом опасностей, угрожающих Американскому союзу, и искренние пожелания, выражаемые Его Величеством в целях поддержания этого великого здания, с таким трудом построенного и обладавшего, казалось, столь богатым будущим.»

24 февраля (8 марта) 1862 г. Горчаков сформулировал свой подход к проблеме гораздо более ясным и энергичным образом:

«Для нас нет ни Севера, ни Юга, а есть федеральный Союз, на расстройство которого мы смотрим с сожалением, разрушение которого мы наблюдали бы с прискорбием. Мы проповедуем умеренность и примирение, но мы признаем в Соединенных Штатах только то правительство, которое находится в Вашингтоне.»

Эта поддержка в очередной раз пришла в весьма сложное для федератов время.