В январе 2015 г. в рамках первой в новом году иностранной поездки президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган планирует посетить некоторые африканские страны и Иран. Если говорить об Африке, то нацеленность Турции на этот континент — сравнительно новое явление. МИД Турции разработал концепцию сближения с Африкой и сейчас в 31 из 54-х стран континента имеются посольства. Однако деятельность Анкары в Африке, как пишет турецкая газета Dunya, «находится еще на начальной стадии и носит больше имиджевый характер».

Другое дело Иран — исторический сосед и соперник. На разных этапах Турция и Иран воевали за влияние в регионе, а затем сотрудничали, определяя баланс сил в мусульманском мире. Приход в 2002 г. к власти в Турции «Партии справедливости и развития» придает политике в отношении Ирана новое качество. Из-за своей ядерной программы Иран оказался под режимом санкций, в то время как Турция, член НАТО и ориентированная на интеграцию в ЕС страна, взяла на вооружение доктрину неоосманизма — восстановления влияния на территориях бывшей Османской империи. К тому же Анкара заявила о приверженности светским устоям. Поэтому Иран, где структура государства базируется на нормах и ценностях ислама, всегда с недоверием посматривал в сторону Турции. В формирующейся ближневосточной подсистеме международных отношений Анкара могла оказать Тегерану только посреднические услуги для урегулирования вопроса с ядерной программой, параллельно развивая торгово-экономические отношения и сотрудничество в сфере энергетики.

Иран справедливо подозревал, что его международная изоляция на фоне резкой активизации Турции в регионе имеет во многом конъюнктурные характеристики, суть которых заключалась в сдерживании для обеспечения «коридора возможностей» другим странам региона. С другой стороны, США и их западные партнеры манипулировали иранской проблематикой таким образом, чтобы иметь возможность через нее оказывать влияние и на Турцию. Вот почему переговорная повестка дня между двумя странами то расширялась, то под воздействием разных событий сужалась. Тегеран заявлял, что «арабская весна» является «отголоском или продолжением иранской революции». Анкара же, наоборот, рассуждала о «наступлении в регионе эпохи демократии». В конечном счете, Турция, соблазненная обещанными Западом «геополитическими перспективами», оказалась вовлеченной в сирийский кризис настолько, что пропустила «курдский ход» и фактор «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ), оставшись в одиночестве с возникшими вооруженными очагами у своих границ (в Ираке и Сирии). А Тегеран, после нескольких промежуточных маневров на сирийском плацдарме, оказался в одном ряду с Москвой. Так появилась угроза серьезных противоречий Турции и России с Ираном. В свою очередь, США (даже сколотив международную коалицию по борьбе с ИГИЛ) отказываются не только от проведения наземной операции против боевиков, но и объявляют о «долгосрочности осуществления этой операции»; Америка активно разыгрывает курдскую «карту» в Ираке, Сирии, и в самой Турции, что не может устраивать Анкару. Более того, в ходе боевых действий США вынудили Турцию пропускать через свою территорию в Сирию вооруженные формирования курдских «Пешмерга».

С этой точки зрения и следует учитывать тонкости, стимулирующие президента Турции посетить Тегеран. Именно на такую ситуацию и был наложен визит главы России Владимира Путина в Анкару, когда он перенаправил газопровод «Южный поток» на турецкое направление. Турция не только приняла этот сценарий, но и предложила создать альянс Москва-Анкара-Тегеран, чтобы с помощью пересекающихся интересов трех государств сменить геополитическую картину на Ближнем Востоке.

В конце 2014 г. в Тегеране состоялась встреча министра иностранных дел Ирана Мохаммада Джавада Зарифа со своим турецким коллегой Мевлютом Чавушоглу, на которой стороны обсудили турецко-иранские отношения, а также события в Сирии и Ираке. Бросается в глаза один важный нюанс: выступая на совместной пресс-конференции министры подчеркивали не разногласия по сирийскому и иракскому урегулированию, а общие взгляды на подходы к разрешению кризисов в этих странах. При этом Чавушоглу заявил, что «Турция и Иран пришли к единому мнению о том, что в Сирии необходимо сформировать новое правительство, представляющее все сегменты общества», хотя ранее Анкара настаивала только на «необходимости отстранения от власти президента Башара Асада». Если Анкара действительно будет последовательно придерживаться обозначенной позиции, то можно констатировать факт внесения ею заметных корректив в свою ближневосточную политику.

На сей раз Эрдоган посетит Иран на фоне охлаждения отношений с США и ЕС, признанного факта «мягкой» исламизации Турции и сближения с Россией, что создает уникальную константу для реализации Турцией новой политики в Закавказье. Дело в том, что российско — турецкое сближение в сфере энергетики лишает Баку важных рычагов влияния на Анкару. Как отмечается в аналитической записке, опубликованной на одном из азербайджанских информационных сайтов, "геополитические изменения последних лет превращают Закавказье в «провинцию геополитики» в условиях, когда «исчерпываются прежние источники региональной динамики, а новые еще не сформировались».

Такое происходит на фоне следующих факторов. Во-первых, как подчеркивается в записке, «сокращается масштаб участия США в южно-кавказских событиях». Во-вторых, появились шансы на достижение договоренностей по ядерной программе Ирана, что минимизирует вероятность проведения военной операции против Тегерана. В — третьих (добавим от себя- С.Т.), российско-турецкий альянс практически исключает участие турецких вооруженных сил на стороне Азербайджана при новом витке конфликта с Арменией из-за Карабаха. В-четвертых, Иран продолжает поддерживать Армению, а США «под разным предлогом вмешиваются во внутренние дела Азербайджана». При этом отказ Армении от соглашения по ассоциативному членству в ЕС и ее вступление в Евразийский союз не ухудшили отношения с Западом. Как пишет американская Hill, Баку, «ощущая меняющуюся вокруг себя геополитическую конъюнктуру, начинает искать поддержку у Израиля; США предпочитают сторониться Азербайджана, который поставляет еврейскому государству 50% импортируемой нефти». То есть, Азербайджан на фоне своей израильской политики не вписывается в процесс ирано-турецкого сближения.

Наконец, отметим два факта, которые совпадают хронологически, а в будущем могут совпасть и в своем сущностном значении. На днях официальный представитель Госдепартамента США Джен Псаки выразила «озабоченность насилием в Нагорном Карабахе», призвав «Азербайджан и Армению к урегулированию конфликта путем мирных переговоров под эгидой Минской группы ОБСЕ». В свою очередь, боевики ИГИЛ приблизились к ирано-иракской границе. Как заявил в этой связи командующий сухопутными войсками Ирана генерал Ахмад Реза Пурдастан, «сухопутные войска ИРИ приведены в полную боевую готовность для отражения террористической угрозы», а боевики ИГИЛ предупреждены, что «расстояние в 40 км от границы с Ираном — это та красная черта, переступив которую террористы получат сокрушительный удар от сухопутных сил Исламской Республики на территории Ирака». Что бы это значило и можно ли считать случайностью совпадение этих событий?