«А есть у вас сани с перламутровыми украшениями? Будем искать!»

Деревня Лая стоит на одноименной реке, впадающей в Северную Двину. Река Лая — дорога по доставке леса, заготовленного в ее верховьях. Зимой Лая тоже дорога — ледяная, санная. В окрестностях деревни Ластола, на болотистом острове дельты Северной Двины, леса нет. Зато вся дельта, как пути-перепутья, — летом на лодках, зимой на санях, здесь столетиями ездили во все стороны жители сотен деревень дельты. Ластола на перекрестке путей от Архангельска к Белому морю, Николо-Карельскому монастырю, Новодвинской крепости, Летнему берегу. На этом «перекрестке» крестьяне могли купить или отремонтировать сани. Из специализации Лаи на поставках древесины, а Ластолы на покупателях родилось сотрудничество двух деревень в санном промысле. В 1930-х годах крестьяне Лаи и Ластолы так и назвали свое предприятие — «Санная артель».

Рассказывает Федор Петрович Соснин, северодвинский краевед, родом из Лаи: «Сами покосы давали возможность селянам заготавливать сено для скота, но это — работа в летний период, а зимой была другая работа: охота, рыбалка, заготовка леса, изготовление саней. Сани делали практически во всех семьях деревни Лая — и это было некое монопольное производство, в отличие от других населенных пунктов в округе.

Легче стало жить с вводом в эксплуатацию Вологодско-Архангельской железной дороги 17 ноября 1897 года. В связи с чем появились заказы на лес, пиломатериалы, живицу, дёготь, на сани, уголь, сено, топорища, багровища, аншпуга. Предлагались также изделия из еловой дранки: корзины, плетюхи, короба, кузова и многое другое. Теперь люди деревни имели работу круглый год, и это давало им заработок. Близость села к городу всегда была выгодным подспорьем в развитии товарных отношений. В годы Советской власти все перечисленные ремесла объединила в себе «Санная артель», располагаемая в д. Ластола.

Заготовка леса всегда велась зимой, для чего лесорубы из Ластолы и Лаи выполняли лесной заезд на лошадях, запряженных в сани. В качестве магистральной дороги использовали просеку, идущую от станции Лайской, мимо Ермол горы, через Андозеро, озеро Долгое и далее в верховья реки Лая. Первая лошадь, запряженная упряжкой в сани, зарываясь в снег по самую грудь, пробивала дорогу в целинном глубоком снегу для всего обоза. Периодически повозку лидера сменяла другая повозка — и так, чередой, все лошади обоза были задействованы в прокладке дороги до прибытия на базу.

Работали на лесозаготовке всю зиму: жили в лесных избах, лес валили двуручными пилами, как называли их «дружбами», или индивидуальными пилами — «лучковками», а еще хуже — просто топором, как говорили: «Взять дерево на топор». На топор много леса не свалить, очень много сил надо потратить, и сноровка нужна. Ежедневная физическая работа в сильнейшие морозы, по пояс в снегу, проживание в неуютных избушках, отсутствие бани, удаление от семьи — весьма тягостное событие в жизни сельчан. Однако это была хоть какая-то работа и какой-то заработок для семьи. Другого выбора не было. Как говорится в поговорке: «Кто в дороге, — тот не тужит».

Бревна складывали в штабеля на крутых берегах реки, а весной после ледохода рубили крепы, и бревна сами сваливались в реку, далее плыли до запани по реке, насыщенной порожистыми перекатами, где их все лето собирали в плоты. Плоты по извилистой реке виртуозно сплавляли до Лайского Дока, где их собирали в большие плоты, которые далее их отправляли по Двине буксирами на лесопильные заводы Архангельска.

В 1947 году лесозаготовителями, проводившими молевый сплав леса по реке, были проведены взрывные работы по ликвидации крупных валунов на порогах, которые являлись препятствием для сплава леса, а часть леса просто разбивалась о валуны. Руководил взрывными работами мой дед Воронцов Андрей Павлович — фронтовик, по специальности минер. Препятствий стало меньше, но появилось много острых каменных обломков, которые весьма опасны для плавсредств. Так, однажды, в 70-х годах, я видел дюралюминиевую лодку «Прогресс», застрявшую на остром валуне, как памятник на постаменте, с распоротым днищем от носа до кормы.

В прежние времена для обозначения принадлежности бревен применялись фамильные «пятна», или зарубки, выполненные топором на затеске бревна. И сейчас в лесах на деревьях можно найти фамильные пятна (есть фото с урочища Устрасы), но мало кто их теперь помнит. К примеру: пятно моего отца Соснина Петра Федоровича было заимствовано из рода его семьи, проживающей в селе Емецк, Холмогорского района, и выглядело оно в виде английской буквы N. Семейное пятно Воронцова Василия Васильевича в виде символов КI. Пятнали бревна при молевом сплаве леса (в дореволюционные времена были частные запани), — обнаруживший на бревне такую метку, мог понять: кому оно принадлежит, и понятное дело, не прикасался к нему. На лесных вырубках ставили пятна на одном или нескольких деревьях, а остальные могли пометить подрезкой коры дерева, — увидев такие метки, селяне понимали, что это чья-то предполагаемая вырубка леса, и обходили место стороной. Есть мнение, что именные «пятна» выдавались и регистрировались властями официально и выглядело это в виде дощечки с вырезанным изображением «пятна» и надписью фамилии и отчества его владельца. Однако каких либо записей на эту тему никто не видел.

Не могу не привести историю о событиях по спасению запани при оборонительных работах, проводимых во время Отечественной войны.

В довоенное время в районе Лакомки была запань для сбора молевого сплава древесины, а на пожне Подсбошня базировались сплотчики. Леса набивалось на запани много — от Лакомки и до Холмоватки. В 1941 году было указание властей: любой ценой сохранить лес, замерзший в запани, который не успели собрать в плоты и отправить на строительные площадки. Мужики все ушли на фронт, а бабы всю зиму крепили запань, забивали деревянные сваи в дно реки, вязали стальные стропы, зарывали в землю якоря (бревна — мертвяки), выдалбливали и вытаскивали на берег брёвна и молились, молились, и молились. Настала весна 1942 года. Оттепели чередой сменялись морозами, а ледоход на Лае получился невероятно ленивым: лед подносило к запани, останавливался и вмерзал, подтаивая снизу. Итак, при всей суровости зимы ледоход всей реки был остановлен, и весь лес был спасен. Такой весны не было никогда — есть, значит, Бог на Свете».