Большая жара в Минобрнауки, или Как урезается академическая свобода

В Минобрнауки засуетились. В самый разгар летних отпусков там приспичило развернуть общественные консультации по проекту закона «О научной и научно-технической деятельности в Российской Федерации». Большая жара в министерской бане: законопроект должен быть внесен в Госдуму в декабре, а до этого надо еще многое доформулировать, успеть публично обсудить на портале проектов нормативных актов, доредактировать, согласовать с разными ведомствами. Иначе до правительства документ не дойдет, а только после этого законопроектные заготовки получат право называться законопроектом: министерство не является субъектом права законодательной инициативы. Им становится правительство в целом. Детали, на которые давно не обращают внимания, но всё-таки.

Министру ли пришло в голову или ему кто-то посоветовал, но бета-версия законопроекта опубликована не на сайте министерства или других специализированных экспертных порталах, которых немало, а на краудсорсинговой платформе «ПреОбразование» — дискуссионной площадке для учителей и родителей. Обращение министра М. Котюкова к посетителям платформы оказалось не духоподъемным. Не спич, а хрестоматия: в современном обществе никакое развитие невозможно без науки и технологий. Государство должно качественно отрегулировать науку, иначе конкуренция на глобальных рынках и прочая, прочая тоже будет невозможной. Действующий российский закон «О науке и государственной научно-технической политике» надо менять. Он безнадежно устарел, так как принят 23 года назад. Возраст закона оказался причиной, требующей его замены. Посетители платформы не получили объяснений, почему при «старом» законе в стране всё-таки произошли и продолжают происходить позитивные изменения в сфере науки, о которых тот же министр говорил на общем собрании Российской академии наук месяцем раньше, на «правительственном часе» в Совете Федерации. А это самое важное: перемены случились благодаря действующему закону? Вопреки действующему закону? Помимо закона «О науке и государственной научно-технической политике»?

Замена действующего закона новым законодательным актом — не рядовое событие. Среди всех нововведений в сфере науки оно второе по степени важности после Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации, утвержденной В. Путиным. Достаточно прочитать текст Стратегии, чтобы убедиться: она, Стратегия, в законе не нуждается. Ей не нужен федеральный закон как исполнительный механизм. Его функцию выполняет указ президента, сопровождающий Стратегию. Указ четко прописывает порядок действий всех субъектов реализации. Как бы ни пытались в министерстве убедить публику, зашедшую на платформу, что специфика нового закона в том, что он «выстроен на понимании, что источником науки и научно-технической деятельности является учёный, его труды и вклад в науку, а государство обязано поддерживать научную деятельность и создавать благоприятные условия для занятия ею», сделать это вряд ли удастся. Слова про свободу научного творчества записать, конечно, можно, но они уже прописаны в Конституции. Закон пишется не для этого. Современная наука — вещь чрезвычайно ресурсоёмкая. Она требует бюджетных денег, а их всегда не хватает. Ж. Алфёров (светлая память!) подсчитал, что финансирование науки, опытно-конструкторских разработок и научно-исследовательских работ в России составляет 1/17 от аналогичных расходов Соединённых Штатов Америки. 1/12 от аналогичных расходов Европейского союза, 1/7 от расходов Японии и Китая. Нам же надо войти в пятерку стран. Закон может изменить эту ситуацию, если захочет. Способы есть разные.

Свободу же научного творчества предполагает Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации, если будет реализовываться так, как прописана. Впервые вместо жестких задач президентом в Стратегии задано целеполагание. Науке предложена свобода в выборе способов достижения приоритетов научно-технологического развития. Свободный поиск искомого результата неминуемо вынудит свободно ориентироваться в мировой сфере науки, в её фундаментальных и прикладных областях, в рыночной географии, в страновых потребностях. Научная информация наконец-то приобретёт прогностическую ценность. В этом нуждается сегодня государство и общество.

Президентская Стратегия конкретна. Она определила на ближайшие 10—15 лет семь приоритетных направлений получения научных результатов. Таким образом, государственный заказ сформулирован. Президент поручил правительству вместе с Российской академией наук выбрать способных исполнителей и сформировать из них специальные советы по каждому из приоритетных направлений. Задача советов выявить, отобрать, сформировать наиболее перспективные проекты и программы и представить их в правительство. Кабинет министров должен утвердить предложения советов в форме комплексных научно-технических программ и проектов, включающих в себя все этапы инновационного цикла: от получения новых фундаментальных знаний до их практического использования, создания технологий, продуктов и услуг и их выхода на рынок. И логично, и созвучно времени.

Однако формально-бюрократический подход к делу неистребим. Аппаратно-организационное безобразие всё-таки случилось. Минобрнауки пошёл традиционным путём, технично отобрал у советов свободу производства смыслов и значительно урезал пространство свободы. Во-первых, правительство со своим Министерством науки заморозило старт Стратегии. Семь месяцев ушло на то, чтобы утвердить план мероприятий по реализации первого этапа Стратегии на 2017−2019 годы (по Стратегии план является её составной частью). Почти год потратили на разработку порядка создания и функционирования советов по приоритетным направлениям научно-технологического развития и утверждения их составов. Персональный состав каждого совета, включая председателя совета и его заместителя, оказался правомочным лишь после его официального одобрения заместителем председателя правительства Российской Федерации в соответствии с распределением обязанностей и утверждения М. Котюковым, министром.

Далее, Минобрнауки, особо не напрягаясь и не стесняясь, нанесло удар по репутации научных советов еще до начала их работы. Каким образом? Под видом сопровождения деятельности советов оно через сайт госзакупок заказало услуги тех, кто согласился бы не просто организационно-консультативно подкрепить, а фактически выполнить всю работу совета. Провести анализ проблем по профилю совета для выявления первоочередных социально-экономических задач и задач технологического развития, стоящих перед Российской Федерацией. Осуществить анализ основных параметров выявленных проблем, причины их возникновения и возможные варианты решения. Разработать методику и с её помощью проанализировать поступившие в совет заявки на разработку комплексных программ, комплексных проектов «на наличие имеющихся научных заделов и научно-технических результатов, которые могут быть использованы для достижения целей, предлагаемых к разработке комплексной программы, комплексного проекта, а также перспектив выхода на рынок предлагаемых к разработке технологий, продуктов и услуг». Потом провести анализ рыночного потенциала планируемых результатов комплексных программ, комплексных проектов. Также должен проводиться анализ имеющихся российских и зарубежных разработок, которые оказывают (могут оказать) влияние на развитие соответствующего приоритета научно-технологического развития, для их сопоставления с предложениями, представленными в анализируемых заявках.

Министерство не поскупилось: по 54 миллиона рублей каждому победителю конкурса за «помощь» каждому совету по каждому приоритетному направлению. Сверхщедрое и излишнее вознаграждение, как оказалось, потому что каждый из участников конкурса сразу же заявил: ему так много платить не надо. Можно обойтись суммами на десять миллионов рублей меньше. На каждое предложение по каждому из семи приоритетных направлений откликнулось по две организации, как правило, образовательные, а не научно-исследовательские, хотя президент имел в виду иное. В каждой паре спарринг-партнером выступил МГУ, запросив за свои услуги на десять-двадцать миллионов рублей меньше предложенных Минобрнауки и на десять миллионов рублей меньше, чем его партнер по госзаказу. Но почему-то не смог выиграть конкурсы. Будущие же победители запросили за свои услуги одну и ту же сумму: по 40,55 млн рублей. Побольше, чем МГУ, на десять-пятнадцать миллионов рублей, но именно они и стали победителями.

Лишь в одном из семи конкурсов МГУ запросил за свои услуги больше, чем его спарринг-партнер по приоритетному направлению д) противодействие техногенным, биогенным, социокультурным угрозам, терроризму и идеологическому экстремизму, а также киберугрозам и иным источникам опасности для общества, экономики и государства. МГУ запросил 40,5 млн рублей, а институт биоорганической химии — 41,8 млн рублей, и выиграл конкурс.

По стратегическому направлению ж) возможность эффективного ответа российского общества на большие вызовы с учетом взаимодействия человека и природы, человека и технологий, социальных институтов на современном этапе глобального развития, в том числе применяя методы гуманитарных и социальных наук победителем конкурса стал ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН. Он вчистую «обыграл» МГУ, хотя тот выставил счет на полтора десятка млн рублей ниже. По стечению обстоятельств руководителем совета, чьи функции должен был выполнить ИМЭМО, стал А. Дынкин, президент ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН. Очень уважаемый академик РАН, доктор экономических наук, профессор. Выступая на первом заседании Совета, сразу же предложил в качестве ориентира взять стратегию, предложенную Центром стратегических разработок. Ее можно обогатить за счет анализа институционального опыта зарубежных стран, а также выявлением «узких мест» в национальной инновационной системе. В целом же сверхзадачу Совета академик увидел в том, чтобы изменить парадигму развития общественных наук, сделать так, чтобы они более полно отвечали на вызовы развития общества. Крупная постановка задачи перед самим собой и коллегами: не только достичь результата на приоритетном направлении, но и в процессе поиска повлиять на развитие общественных наук самым кардинальным образом.

На сайте ИМЭМО — в отличие от других — есть раздел, посвященный работе совета. Сообщается, что состоялось семь его заседаний, но опубликовано только три протокола. На каждом из трех запротоколированных заседаний из 22 членов совета одновременно присутствовали только четверо: Н. Анисимов, ректор федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Дальневосточный федеральный университет», кандидат физико-математических наук, Д. Ушаков, директор федерального государственного бюджетного учреждения науки Институт психологии Российской академии наук, член-корреспондент Российской академии наук, А. Хлунов, генеральный директор Российского научного фонда, кандидат физико-математических наук и сам А. Дынкин. Упрекать ИМЭМО и лично А. Дынкина в том, что большинство членов совета, утвержденных в правительстве, проигнорировали заседания совета, нельзя. Обеспечивать явку членов совета они не обязаны. Другое дело, напрасно уважаемый академик как председатель совета подписывал протоколы заседаний, если половина членов совета отсутствовала, даже если вместо них были их представители. Теряется весь смысл заседаний совета и тем, что его членам дано право не присутствовать, а мнение представлять в письменном виде.

Каждая из организаций, принявшая на себя функции аппарата совета и которую, наверное, убедили «победить», обладает научной репутацией. Безусловной репутацией обладает и каждый из членов совета, одобренный в правительстве и утвержденный в этом качестве министром. Очевидно, репутации пострадают: месяц назад министерство публично ограничило доверие к ним. Минобрнауки установило: совет не вправе единолично выработать предложения по программам. Эти предложения должны вырабатываться только вместе с Минобрнауки и еще с какими-то заинтересованными организациями. Утверждение в правительстве персонального состава совета, его председателя и заместителя оказалось недостаточным действием, чтобы позволить совету принимать самостоятельное решение. Совет не вправе и самостоятельно определять методы своей работы. Он должен, ему необходимо, считают в министерстве, обязательно формировать экспертную группу с обязательным участием представителей Минобрнауки, предполагаемого заказчика, ответственного исполнителя будущей комплексной программы и еще каких-то неизвестных, но заинтересованных организаций. Минобрнауки расписал даже порядок направления советом по приоритетному направлению предложений о разработке программ в координационный совет по приоритетным направлениям научно-технологического развития Совета при президенте Российской Федерации по науке и образованию. Поэтому надежды многоопытного А. Дынкина на то, что его совету удастся изменить парадигму развития общественных наук, сделать так, чтобы они более полно отвечали на вызовы развития общества, могут так и остаться мечтами.

Страсть к регламентации в крови у чиновников. Именно они вносят логос в хаос. Это известно, поэтому к чему повторение? К чему весь этот анализ? Из-за опасения, что и у будущего закона о науке может оказаться такая же организационная судьба, а он сам зарежимит свободное научное творчество. Это, конечно, пока гипотеза, основанная на оценке практики организации исполнения Стратегии. Но у Счетной палаты Российской Федерации тоже накопилось немало вопросов к Минобрнауки и по поводу исполнения бюджета, и по вопросу распоряжения имуществом, реализации Федеральной адресной инвестиционной программы, выполнении госзадания, ведении бухгалтерского учета, нарушений в сфере закупок, а также в финансировании вузов. Так об этом сообщает палата. Поэтому было бы правильно, если Счетная палата заинтересовалась тем, как Минобрнауки гармонизирует законопроект о научной деятельности в Российской Федерации со Стратегией и планом ее реализации, с национальным проектом «Наука» с его тремя федеральными проектами, с государственной программой Российской Федерации «Научно-технологическое развитие Российской Федерации». Действительно ли у госпрограммы «Научно-технологическое развитие Российской Федерации», утвержденной только что, 19 марта 2019 года, может оказаться более благополучная судьба, чем у её предшественницы — государственной программы «Развитие науки и технологий» на 2013−2020 годы, период действия которой еще не истек, но её досрочно прекратили.

Пока еще есть возможность, надо, чтобы не повторилась и здесь судьба того закона о науке, беда которого в том, что он принят 23 года назад. К слову, Российская академия наук по-прежнему считает главным для себя и основным документом указ президента Российской Федерации от 13 июня 1996 года N884 «О доктрине развития российской науки». Кстати, оптимизма у ученых — как и знаний — гораздо больше, чем у государственных регуляторов научной сферы. И есть свой взгляд на содержание нового закона.