Эмманюэль Макрон в интерьере глобальных сценариев

Резко активизировался президент Франции Эмманюэль Макрон. Буквально в считанные дни произошли три связанных с ним крупных события. Все началось с двусмысленного высказывания о возможности «Frexit» — французского аналога британского «Brexit», то есть выхода Франции из Европейского союза. Продолжилось же это «все» беспрецедентным сбором на встречу с Макроном директората 140 крупнейших мировых транснациональных корпораций и выступлением после этого на Всемирном экономическом форуме в Давосе. Именно после давосского «соло» и стало более или менее ясно, к чему и куда клонит даже не сам Макрон, а стоящий за ним дом Ротшильдов, который и выдвинул в большую политику нынешнего французского президента.

Чуть-чуть о предыстории вопроса. После того, как в ноябре провалились переговоры о создании правящей коалиции в Германии (партия Ангелы Меркель ХДС/ХСС не смогла договориться с СвДП и «зелеными»), стало ясно, что эту страну ожидает одно из двух. Либо политический тупик перманентных выборов и, следовательно, нестабильности, так как любое новое голосование неминуемо воспроизведет сентябрьский расклад, не дающий никому ни преимущества, ни даже возможности сформировать хотя бы относительно идеологически однородное коалиционное правительство, либо пролонгация «большой коалиции». То есть ситуативно-тактического альянса двух основных партий — ХДС/ХСС и СДПГ. С одной стороны, эта коалиция начнет уже свою третью подряд легислатуру, и Германия остается как бы на перепутье, не сумев выбрать конкретного направления внутренней политики. С другой стороны, однако, полезно вспомнить историю XX века, а именно: то, как формировался германский нацизм. По сути, если отбросить эмоции, нацизм или национал-социализм даже этимологически образуется слиянием двух идей и векторов — национального и социального. И после войны, в рамках программы денацификации, запущенной в западных секторах оккупации Германии, англо-американские администрации занялись обратным разведением этих составляющих по разным партиям. Крупный германист Всеволод Ежов, биограф Конрада Аденауэра, в посвященной ему книге «Немец четырех эпох» раскрыл немало нюансов создания ФРГ. В том числе и негласный патронат англичан над СДПГ, а американцев над ХДС/ХСС. Результатом стало сведение к нулю сильного влияния марксизма у социал-демократов и «зеленый свет», данный рейнской инициативе ХДС Аденауэра в противовес приторможенной американцами аналогичной западноберлинской. Что получилось у западных союзников? ХДС/ХСС — это национальный вектор, а СДПГ — социальный; при этом альянс ХДС, зародившейся на Северном Рейне, и баварской ХСС отражает очень специфические расклады внутригерманской политики. Если коротко, то в нем закамуфлировано сильнейшее влияние Ватикана, ибо именно апостольский нунций Святого престола в Мюнхене кардинал Пауль Фаульгабер, очень близкий к папе Пию XII, предпринимал немало усилий для того, чтобы соединить в ХДС/ХСС рейнское протестантское начало с доминирующим в Баварии католицизмом. Во-первых, тем самым в схему ХДС/ХСС и — обратим на это особое внимание — в будущие альянсы этого образования с другими партиями закладывалась возможность реставрации нацизма, особенно учитывая теснейшие связи с нацистами и Ватикана в целом, и конкретного кардинала Фаульгабера. Обо всем этом в советском плену подробно рассказывал Карл Нойгауз, бывший ответственный сотрудник РСХА — Главного управления имперской безопасности Третьего рейха. В частности, он охарактеризовал Аденауэра как секретного осведомителя гестапо, который находился под неофициальной защитой ведомства «папаши Мюллера». Во-вторых, рейнско-баварская связка — не что иное, как структура ордена иллюминатов, позднее трансформированного в систему лож «Великого Востока». Широкой общественности, интересующейся данным вопросом, хорошо известно про запрет в 1784 году курфюстом Карлом IV Теодором ордена иллюминатов в Баварии, но она мало осведомлена о том, что существовали и два других иллюминатских центра — во Франкфурте-на-Майне и в Кельне. И именно Кельнская хартия иллюминатов (1785 г.) вошла в историю как документ, подписавший приговор французскому монарху, через четыре года после этого свергнутому Французской революцией. А майнский Франкфурт — родина Ротшильдов, основатель династии которых Меир Амшель не только рассадил своих сыновей по пяти европейским столицам — от Лондона и Парижа до Вены и Неаполя, но и в немалой степени обеспечивал финансирование создателя ордена иллюминатов Адама Вейсгаупта.

Исторический экскурс будет неполным, если не упомянуть, что задачу союзникам облегчил Гитлер, который не оставил преемника-фюрера, а разделил этот пост между гросс-адмиралом Деницем и рейхсминистром Геббельсом, назначив первого рейхспрезидентом, а второго — рейхсканцлером.

Таким образом, если Ватикан при создании западногерманского государства «отвечал» за соединение экуменических и оккультных тенденций в западном христианстве, то западные оккупационные союзники видели в Святом престоле инструмент сохранения контактов с ушедшей в подполье нацистской партией. Но не только. Возрождение нацизма в «новом» обличье, «предсказанное» в 1975 году Трехсторонней комиссией (доклад «Кризис демократии» Круазье, Хантингтона, Ватануки), требовало иной геополитической конфигурации в континентальной Европе. Такой, при которой англосаксы, формально покинув ее, оставались бы на руководстве европейскими процессами с помощью посредников. И если в финансовой сфере такая роль отводилась системе центробанков, по сути подчиненных Банку международных расчетов (БМР), который уже служил каналом финансирования Третьего рейха в минувшую войну, то в политической сфере «оставить» Европу можно было только «на поруки» Ватикану, тесно связанному с той же единой мировой финансовой системой через банковские сети, в которых банки-агенты Института религиозных дел (Банка Ватикана) соединены с контролирующим эти сети кланом Ротшильдов. (Речь здесь идет о частной ротшильдовской сети «Inter-Alpha Group of Banks», тесно связанной и переплетенной с «European Financial Services Roundtable» — подчиненным брюссельским властям Европейского союза Круглым столом европейского финансового обслуживания).

Мартовская аудиенция глав стран ЕС у папы Франциска, прошедшая на фоне годового саммита Трехсторонней комиссии в Вашингтоне, разве не говорит о кардинально усилившейся роли Ватикана в европейских делах, а также о координации его действий с другими теневыми мировыми центрами? А мы-то гадаем, почему Дональд Трамп во время своего крупного прошлогоднего международного турне связал между собой, нанизав на «ось» интересов США, Святой престол с Израилем…

Последний штрих в этой «картинке»: с 2012 года Ротшильды через своего ближайшего партнера Джорджа Сороса ведут наступление на Германию и правительство Меркель, добиваясь фактического обособления Германии в Европейском союзе под видом требований к Берлину взять на себя все европейские долги. Приведение ставленника этого клана Макрона к власти во Франции есть не что иное, как замаскированное призывами французского президента к укреплению франко-германской «оси» ЕС, протаскивание планов разведения и противопоставления друг другу Берлина и Парижа. Ведь если проект «односкоростной» Европы, который отстаивает глава Еврокомиссии Жан-Клад Юнкер, предполагает укрепление ЕС в целом, то макроновский план «разноскоростной» Европы есть не что иное, как ее фрагментация. Перед нами классический образчик так называемого диалектического процесса, описанного в приложении к большой политике известным американским политологом Энтони Саттоном. Идет постепенное и последовательное, по схеме единства и борьбы противоположностей, сталкивание двух центров, из которого должно получиться некое «новое качество». «Новый» европейский порядок. И использование влияния на Германию в целях затягивания и так уже беспрецедентного правительственного кризиса в этой стране, с одной стороны, создает предпосылки для превращения «большой коалиции» ХДС/ХСС из ситуативной, временной, в постоянную, что не может не поставить в повестку дня вопрос о воссоединении разделенных после войны национальной и социальной идей и идеологий. С другой же стороны, тем самым предпосылки создаются и для резкого возвышения Франции, которая, несмотря на экономическое отставание от Германии, предъявляет претензии на равноправное и, подчеркнем это, обособленное лидерство во франко-германском тандеме и в Европе в целом. Заметим, что за счет уникального положения единственной в ЕС после ухода Британии ядерной державы. Не кажется ли, читатель, что Франция тем самым ставится в положение «плацдарма» англосаксов на континенте, который они собираются раскручивать в противовес именно Германии? Что это, как не модель Антанты или франко-британского союза перед Второй мировой войной? И разве не именно об этом говорят и упоминание Макроном перспектив «Frexit» (да еще в интервью BBC), и посиделки в Версале, где Франция провозглашена центром мировых инвестиций («транснационалам» дали отмашку?). И самое главное, программная речь в Давосе, в которой основное — посыл о кризисе глобализации и о возможности трансформации глобализма в национализм. Шаг за шагом, страна за страной. Так сказать, перманентная нацистская революция. Разве не Германию французский президент имел здесь в виду в первую очередь, особенно на фоне мигрантской экспансии, щедро оплаченной, как мы знаем, теми же Ротшильдами.

Конечно, Макрон говорил не о национализме, а о том, как вдохнуть в глобализацию новую жизнь и заставить ее приносить результаты. Но мы разве не понимаем, что никаких иных результатов, кроме углубления кризиса, глобализация принести не может и не принесет? Так что в сухом остатке все то же. «Frexit»? Возможен! Национализм? Будет! Получается, что под видом критики национализма Макрон рассматривает его наиболее реальной альтернативой глобализации. И что называется, «разминает тему».

А будет национализм — будет и фашизм, особенно в контексте представляющегося все более реальным перерастания германской коалиционной тактики в стратегию с последующим объединением двух партий в одну, безраздельно монопольную. С выходом из многолетнего подполья ее прародительницы. Диалектика, понимаешь. Единство и борьба противоположностей…

Важно только не забыть в этом раскладе, что игры эти — отнюдь не европейские, а глобальные, чреватые катаклизмами, перед которыми могут померкнуть мировые войны прошлого века. И «диалектическое» превращение Германии в новый националистический центр и сталкивание его с англосаксонскими «демократиями» и их континентальным французским форпостом воспроизводит предвоенные конфигурации именно минувшего столетия. Пост-ЕСовская Европа со всеми ее разделительными рубежами по очередной «линии Мажино» — всего лишь «тезис» новой диалектической триады, «антитезисом» которому рассматривается конечно же Россия. Стратагему «Drang nach Osten» никто ведь не отменял и даже не думал этого делать. И в столкновении этих центров, в котором «морской» Запад займет роль арбитра и будет наблюдать со стороны, решая, когда и на какой стороне вмешаться, чтобы сорвать основной куш, переиграв игру, проигранную в 1945 году, — главный смысл всего этого проекта, рассматриваемого, как представляется, в определенных интеллектуальных штабах. Заваруха в западной Евразии — именно то, что нужно контролерам Федрезерва, чтобы опустить конкурентов и под этот «шумок» провернуть спецоперацию по решению давно назревшего вопроса с долларовым «долговым навесом», достигшим по некоторым неофициальным данным, 25-ти, а то и 35-ти триллионов.

Это, конечно, не единственный сценарий глобального развития. Более того, сценарий радикальный и очень рискованный срывом в непредсказуемый ход событий. Именно так получилось в преддверии Второй мировой войны, когда англичане, предусмотрев, казалось бы, все и даже выстроив под избранный вариант собственную внутреннюю кадровую политику, споткнулись о непредсказуемый характер Гитлера. Тем не менее, по ощущениям, снимать этот сценарий со стола вариантов на мой взгляд никто не торопится. Напротив, его деятельно разрабатывают и продвигают. Случайностей в мировой политике не бывает. Или они явление весьма редкое.

С этих позиций по-новому можно посмотреть и на прошлогодний визит в Париж президента Трампа. Разногласия между лидерами отступили на второй план ради демонстрации «нерушимого единства» США и Франции. Ничего удивительного. Просто эти фигуры, как и феномен британского «Brexit», — фрагменты единого пазла большой глобальной игры, в которой ставка — интересы глобального олигархата с одной стороны и выживание человечества с другой.