Начало 1930-х. Приход Гитлера к власти и европейский фланг Советского Союза

В начале 1930-х годов рост популярности НСДАП не оставлял сомнений относительно перспектив прихода нацистов к власти в Германии. С другой стороны, угроза войны на Дальнем Востоке при весьма недружелюбном окружении на Западе (Финляндия — Польша — Румыния) требовала от советской дипломатии урегулирования хотя бы части этих проблем. Они были весьма острыми, а некоторые руководители Финляндии и Польши имели опыт сотрудничества с японцами, восходивший еще ко времени русско-японской войны 1904−1905 гг. Ориентация на Париж и Лондон в годы Гражданской войны и интервенции против Советской России еще более сблизила эти страны и три республики Прибалтики. Сотрудничество между ними, в том числе и военное, продолжалось и в 1920-е годы. Все это нельзя было не учитывать в ситуации начала 1930-х. В результате советская дипломатия сумела добиться ряда соглашений с соседями.

21 января 1932 года в Москве был подписан договор с Финляндией. Договор заключался на три года с автоматической пролонгацией на следующие два года в случае, если одна из сторон не предупредит другую о прекращении действия соглашения за полгода до истечения его срока (Ст. 8). Статья 3 договора предусматривала неучастие одной из сторон в договорах, соглашениях или конвенциях, явно враждебных другой и противоречащих, «формально или по существу, настоящему договору». Впрочем, этот договор ничего не поменял в отношении финских военных, политиков и самого президента страны к СССР. По данным японской разведки, весной 1933 года оно оставалось явно враждебным, и там неособенно скрывали территориальных претензий в отношении Карелии. Хельсинки проводил обмен информацией конфиденциального и военного характера с Токио. Последующие визиты значительных групп японских офицеров (до 50 чел.) на советско-финляндскую границу, и маневры финской армии не были секретом для Москвы.

Советская дипломатия вела длительные и весьма сложные переговоры с Румынией относительно заключения пакта о ненападении. У Бухареста были особые проблемы в отношениях с Москвой. В декабре 1917 — феврале 1918 года румыны осуществили оккупацию Бессарабии (совр. Молдавия и частично Украина). Румынские войска встретили серьезное сопротивление населения, которое было сломлено жестокими репрессиями. Только за два первых месяца оккупации в Бессарабии погибло около 25 тыс. чел. Парижским протоколом от 28 октября 1920 г. Франция, Англия и Япония признали переход Бессарабии к Румынии, но РСФСР и УССР, а затем и СССР категорически отказывались признавать это соглашение. Фактически Япония была союзником Румынии. Бухарест категорически отказывался от включения в договор положения о непризнании решения «территориальных или иных споров» насильственным путем и требовал признания существующей советско-румынской границы de jure. Требования Румынии, исключавшие возможность урегулирования существовавших серьезных противоречий, были признаны неприемлемыми для Советского Союза главой НКИДа.

Кроме того, советская дипломатия вела сложные переговоры о заключении соглашений с Латвией и Эстонией. Что касается Литвы, то договор пролонгированный в 1931 году, обеспечивал нейтралитет на случай войны с третьей страной (Ст. 3). 6 февраля 1932 г. был подписан договор о ненападении с Латвией, 4 мая — с Эстонией. 4 апреля 1934 году соглашения с Латвией, Литвой и Эстонией были продлены до 31 декабря 1945 года. Отношения Москвы с Анкарой определялось на этот момент договором 1925 года, который устанавливал режим дружественных отношений между двумя соседями и нейтралитет в случае конфликта с третьей стороной, а также неучастие в союзах и соглашениях, направленных против друг друга. Значительная часть советской границы, за исключением румынского его участка, была обеспечена международными соглашениями. Но самым опасным и протяженным был советско-польский участок границы. Доклад Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ за 1929 г. отмечал: «Граница с Польшей характеризуется большим числом политических нарушений (шпионы, диверсанты и т. п.) и продолжающимися переходами на нашу территорию бандитских групп, поддерживаемых разведывательным аппаратом польской пограничной охраны.» Со стороны Польши на советскую территорию и далее систематически проникали диверсионные и бандитские группы, с которыми боролись пограничники при активной поддержке местного населения.

Положение было тем более опасным, что сотрудничество Польши с Японией было весьма активным. 10 апреля 1932 года было подписано соглашение между СССР и Польшей о правовых отношениях на государственной границе. Стороны брали на себя ответственность по охране границы и государственных знаков, её определяющих и т. п. Предупреждения о всех изменениях, которые должны были делаться заблаговременно, должны были понизить напряжение на границах. 5 июля 1932 года сроком на три года в Москве был подписан советско-польский договор о ненападении (переговоры были начаты еще в 1926 году и постоянно затягивались Варшавой). Так же, как и в случае с Финляндией, он заключался на три года с возможностью дальнейшей автоматической пролонгации на следующие два года (Ст. 7). В ходе подготовки договора польская сторона упорно отказывалась принимать обязательства, аналогичные статье 3 советско-финляндского договора. При этом значение этого договора не стоит переоценивать. Политика министра иностранных дел Польши Залеского, и его преемника, курировавшего подготовку договора с Москвой, Юзефа Бека, была последовательно антисоветской. С «начальником государства» они, естественно не расходились во мнении. По словам Бека, «маршал Пилсудский, совершенно верно считая договор о ненападении, скорее, серьезной формой политической декларации, нежели юридическим инструментом, беспокоился лишь о сохранении определенных основных принципов поведения, чем о деталях текста…», а потому не настаивал на точном описании деталей обязательств.

Впрочем, в конечном итоге Варшава добилась своего, положение о нейтралитете на случай войны СССР или Польши с третьей страной или группой стран не было включено в текст соглашения. По иронии судьбы это было то условие, которое весьма пригодилось бы Варшаве в сентябре 1939 года. Но в 1932 году Пилсудского беспокоило наметившееся сближение Франции, Англии, Германии и Италии, и он хотел до известной степени снизить уровень противостояния с Москвой. Премьер-министр Франции Эдуард Эррио в доверительной беседе с польским посланником положительно отреагировал на новость о заключении советско-польского договора, который, по его словам, делал возможным начало и советско-французских переговоров с той же целью. Французский политик с явным недовольством отзывался о неуклюжей (по его словам) политике Бухареста. Плохо было бы, пошутил Эррио, если бы у его страны были бы только такие друзья, как Румыния. Было ясно — начался процесс сближения Парижа и Москвы. 29 ноября 1932 года в Париже был подписан советско-французский договор о ненападении.

Новость об этом соглашении весьма взволновала германский МИД, который до этого не испытывал особенных волнений по поводу франко-советского сближения. Впрочем, настоящей нормализации отношений с главным восточным союзником Франции не последовало. Так же, как и финны, поляки продолжили активное сотрудничество с Токио и после подписания этого договора, не снимая с повестки дня вопрос о возможном участии в коалиционной войне против СССР. И тем не менее эти соглашения были весьма значительным успехом советской дипломатии. В известной степени они, если и не гарантировали тыл на случай конфликта с Японией, но явно улучшали положение на европейской границе СССР. Эти достижения были весьма сильно обесценены теми изменениями, которые произошли в Германии. С одной стороны, еще в 1931 году Берлин и Москва продлили действие договора 1926 года о ненападении и нейтралитете. Договор пролонгировался на три года, с тем чтобы о возможном расторжении одна из сторон предупредила другую не ранее 30 июня 1933 года (Ст. 1). Более этот договор не продлевался.

На выборах в марте 1932 года рейхспрезидентом был избран генерал-фельдмаршал Пауль фон Беннекендорф унд фон Гинденбург. За него проголосовало 53% избирателей — 19,4 млн чел. Большое количество голосов фельдмаршал получил от противников Гитлера — своего конкурента на выборах. Надежды этих людей были ошибочны. Гинденбург в начале 1930-х был уже старым и больным человеком, который не испытывал симпатий к парламентской системе управления (он был убежденным монархистом), ни особенного доверия к новому партийному лидеру, который быстро набирал поддержку правых сил германского общества.

«Я не могу передать мою президентскую власть лидеру партии, — писал Гинденбург в частном письме, — потому что такой кабинет разовьется в партийную диктатуру и увеличит напряжение господствующее среди германского народа».

Президент был авторитетнейшей в армии и народе фигурой, и с ним не могли не считаться нацисты. Рейхсвер беспрекословно следовал за «стариком», поэтому рассчитывать на повторение успеха Муссолини и его «похода на Рим» в октябре 1922 года не приходилось.

31 июля 1932 года на фоне активизации политической борьбы в Германии прошли выборы в рейхстаг. В них приняло участие 83,4% избирателей — это была самая высокая явка во все время существования Веймарской республики. На выборах победила Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Нацисты получили 37,2% голосов — 13,7 млн избирателей. Без поддержки их фракции правительство не могло работать. 6 ноября 1932 года были проведены новые выборы, на которых нацисты потеряли 2 млн голосов. В стране назревал кризис. Лидеры германской промышленности и капитала в начале января 1933 года провели переговоры с Гитлером — в результате ставка была сделана именно на него. В этих условиях рейхспрезидент счел необходимым пойти на решение, которое определило судьбу его страны и многих стран мира. 30 января 1933 года Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером. Берлин менялся на глазах. Менялась и его политика. 3 февраля 1933 года новый канцлер встретился с руководством рейхсвера и заверил генералов, что добьется отмены ограничительных статей Версальского договора относительно Германии.

15 февраля 1933 года, выступая в комиссии сейма по вопросам о западной и восточной политике Польши, Бек сделал недвусмысленный намек в сторону Берлина — по его словам, теперь все зависело от позиции Германии, Польша ответит ей тем же. После того, как был заключен пакт о ненападении с СССР, явно Бек чувствовал себя более уверенно и щеголял этим чувством: «Мы показываем всем своим поведением, что Польша готова к лояльному и творческому сотрудничеству, однако она никогда не будет игрушкой ни в чьих руках». Это была не ложь, а видение мира. Бек хотел верить в то, что у Варшавы хватит сил на выбранную им для неё роль. Понять это было несложно и уж гораздо проще было играть с этими видениями польского политика. Особенно легко это удавалось нацистам. Польские политики, по словам советского дипломата, явно хотели иметь свободу рук и «…после манифестирования сближения с СССР с польской стороны за последнее время, несомненно, проявляется известная сдержанность».

В марте 1933 года новый рейхсканцлер заявил о желании поддерживать дружеские отношения с СССР, но реальность расходилась со словами. Новая власть начала сворачивать экономические отношения с Москвой, что сразу же было замечено советской дипломатией. Советский экспорт в Германию постоянно сокращался. В 1927—1928 гг. он составил 674 684 тыс. руб., в 1929-м — 749 736 тыс. руб., в 1930-м — 716 892, в 1931-м — 450 576, в 1932-м — 350 249, в 1933-м — 298 837, в 1934-м — 343 042, в 1935-м — 230 184, в 1936-м — 92 798 тыс. руб., в 1937-м — 80 680, в 1938-м — 64 809 и в 1939-м — 46 525 тыс. руб. Схожая закономерность просматривается и в цифрах советского импорта из Германии. После прихода к власти нацистов они быстро покатились вниз. В 1927—1928 гг. импорт составил 866 065 тыс. руб., в 1929-м — 678 368 тыс. руб., в 1930-м — 874 161, в 1931-м — 1431 139, в 1932-м — 1142 067, в 1933-м — 142 067, в 1934-м — 100 225, в 1935-м — 76 634, 1936-м — 245 444, в 1937-м — 151 322, в 1938-м — 50 736 и в 1939-м — 42 325 тыс. руб.

Изменения касались не только восточной политики Берлина. 14 октября 1933 года Германия покинула конференцию по разоружению. Её министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат заявил, что его страна добивается равноправия, а великие державы не собираются разоружаться. 19 октября 1933 года Германия вышла из Лиги наций. Статус лиги предполагал предупреждение о выходе за два года при условии выполнения обязательств. Новая германская дипломатия не обращала внимания на такие мелочи. Результатом было изолированное положение Германии, которое весьма беспокоило политиков старой школы. Предшественник Гитлера на посту рейхсканцлера Франц фон Папен отмечал: «Это влекло за собой опасность ведения внешней политики в вакууме, не имея возможности оценивать факторы, определяющие поведение остальных великих держав». Долгое время эта опасность не приводила дипломатию нацистов к ошибкам. Поначалу они позволяли себе шутливое отношение к проблемам.

28 октября находившийся в Берлине по пути в Америку Литвинов встретился с фон Нейратом. Беседа коснулась Франции и Польши. «Я отметил, — записал в дневнике нарком, — что мы так же, как и Германия, будем стремиться к дальнейшему сближению с этими странами. Я в шутку добавил, что наше расположение к Франции и Польше будет повышаться по мере роста любви Германии к ним. Нейрат ответил, что он не возражает против такого рода «конкуренции». В шутке двух глав дипломатических ведомств оказалось очень много истины. Но полностью она раскроется несколькими годами позже.

А пока что логичным продолжением взятого в 1933 году курса был отказ от ограничений Версаля. По требованиям победителей армия Германии — рейхсвер — ограничивалась 100 тыс. чел, в том числе 4 тыс. офицеров (из них 400 — санитарных и ветеринарной служб). Срок службы рядовых равнялся 12, офицеров — 25 лет. Армия состояла из 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизий. С 1930 года рейхсвер начал подготовку к развертыванию в 21 дивизию на случай войны. Иметь авиацию, танковые и химические войска Германия не имела права. Что касается флота, то союзники оставили немцам только несколько устаревших броненосцев и крейсеров. «Все эти корабли, — вспоминал гросс-адмирал Эрих Редер, — представляли собой не стоящий антиквариат, и было непохоже на то, что найдутся деньги на строительство нового флота». Гитлер был готов найти эти возможности, но начал с сухопутных сил. В декабре 1933-го он принял решение об увеличении армии втрое — с 7 до 21 дивизии, численность её должна была достигнуть 300 тыс. чел. Военные расходы Германии выросли с 18% расходной части бюджета в 1934 году до 39% в 1936 году и 58% в 1938 году. Их направленность была довольно очевидна.

Генеральный консул США в Германии Джордж Мессерсмит уже через несколько месяцев после прихода к власти Гитлера сообщал в Вашингтон: «Я думаю, что мы должны понимать, что, если сегодняшняя Германия хочет мира, она ни в коей мере не является мирной страной или страной, которая хочет длительного мирного периода».

Но поначалу германские вооружения почти никого не тревожили. Превосходство прочно удерживали потенциальные противники немцев. В случае мобилизации Франция могла собрать армию в 1,5 млн чел., Польша — 1 млн чел., Чехословакия — 0,6 млн чел. «Понятно, — вспоминал генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, — что рейх ни в коем случае не мог идти на конфликт ни с коалицией, ни с кем-либо из трех соседей». Это, очевидно, было одной из причин того, что Гитлеру удавалось успокаивать Запад. Он заявил о невозможности восстановления русско-германских дружественных отношений в духе договора в Рапалло 1922 г. Но новый глава Германии открыто говорил и о том, что борьба за отказ от условий Версальского мира 1919 года тождественен для него борьбе за новое устройство мира. Особое место в этих планах занимало «жизненное пространство» на Востоке. Новый канцлер говорил о необходимости вооружения в виду явной опасности большевизма. Эти слова принимались в Париже, Лондоне и Риме с пониманием и одобрением. Западные границы Германии были закреплены международными гарантиями, с восточными дело обстояло несколько иным образом.