Китай начинает плавную коррекцию концептуальных установок развития

В конце августа в Пекине прошло крупное протокольное мероприятие — симпозиум экспертов в области социально-экономического развития. Важность его подчеркивается не только докладом, который был сделан руководителем КПК и КНР Си Цзиньпином, но и участием в нем еще двух представителей «семерки» членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК — Хань Чжэна и Ван Хунина. Хань, являющийся, по сути, первым вице-премьером Госсовета КНР (официально такой должности в китайском правительстве нет) на форуме представлял экономические власти. Присутствие Вана — крупнейшего идеолога, принимавшего самое активное участие в разработке всех трех последних руководящих концепций — «тройного представительства» (при Цзян Цзэмине), «научного управления» (при Ху Цзиньтао) и «китайской мечты» (при Си Цзиньпине), символизировало неразрывность связи социально-экономической сферы с соответствующими идеологическими установками. Здесь следует отметить, что «китайская мечта» выступает частью триединого концепта. В руководящих документах КПК «мечта» состоит в «великом возрождении китайской нации», предпосылки которого после «ста лет унижений» созданы с появлением КНР, а инструментом «возрождения» служит «социализм с китайской спецификой новой эпохи».

Доклад Си Цзиньпина носил программный характер. С одной стороны, он призвал «ориентироваться на долгосрочную перспективу, понимая общие тенденции». Для этого он в очередной раз за последнее время привлек внимание к развитию внутреннего рынка, связав с ним формирование «новой модели экономики», в которой внутренняя и внешняя экономическая деятельность дополняют и стимулируют друг друга. С другой стороны, апеллируя к «коллективной мудрости» в оценке ситуации и планировании развития, партийно-государственный лидер обратился к уже принятым решениям, которые составляют идеологию его правления (положение о «мудрости» напрямую заимствовано из Устава КПК, обновленного и дополненного в октябре 2017 г. XIX партийным съездом).

Говоря об инструментах роста, способного обеспечить Китаю повышение роли и статуса в мировой экономике, Си Цзиньпин поставил в центр прорывное наращивание инновационного потенциала. И здесь — это очень важно прежде всего с социальной, а также с идеологической точки зрения — единицей измерения и отправной точкой научно-технического прогресса, способными аккумулировать передовые достижения, лидер КПК и КНР назвал отнюдь не пресловутый «человеческий капитал», отсылающий к индивидуализации и атомизации, которые нередко преподносятся единственно возможными условиями продуктивного инновационного творчества. А к коллективистскому подходу, при котором функция «главных творцов технических инноваций» всецело принадлежит предприятиям. Причем этот тезис, важнейший отнюдь не только для Китая, но и для России, только не вполне у нас понимаемый и осознаваемый из-за засилья либеральной догматики, разрешает спор между сферами производства и услуг в пользу первого. Очевидна и социальная сторона производственного коллективизма, которая ставит в центр и провозглашает приоритетом в создании общественного результата не творчество «выдающихся одиночек-фрилансеров», а массовый коллективный созидательный труд. Что касается идеологического измерения — это к спекуляциям о якобы «капиталистическом перерождении» Китая, — то совершенно очевидно, что данный подход при любых формах собственности, включая экономическую многоукладность, апеллирует к социализму.

Раскрывая этот аспект, Си Цзиньпин соединил экономическое и гуманитарное развитие, олицетворяемое, как уже отмечалось, присутствием Хань Чжэна и Ван Хунина, тезисом социальной справедливости. Этот фрагмент особенно важен, поэтому приведем общую логику развития аргументации китайского лидера. «Открытие новых горизонтов социального развития» в докладе совмещало две стороны:

Последняя мысль опять-таки отправляет нас к актуальнейшей и для нашей страны дилемме «капитализм — социализм», предлагая, по сути, отказаться от главенства экономической категории «прибыль» в пользу социальной категории «справедливость».

Что здесь еще важно? Опору для упомянутого «открытия новых горизонтов развития» Си Цзиньпин видит в концепции «совместного созидания, совместного управления и совместного использования». Это не что иное, как предусмотренная «новой моделью экономики», основанной на внутреннем спросе и рынке, связь с расширением влияния на глобальные процессы и институты путем вовлечения сначала сопредельных стран-соседей, а затем и более отдаленных партнеров в совместные крупные проекты, прежде всего, инфраструктурные. Понятно, что здесь просматривается тесная связь с инициативой «Пояса и пути», выдвинутой в 2013 году в выступлении Си Цзиньпина в Казахстане. «Совместное созидание, управление, использование» — данная формула появилась в 2015 году, и она отражает как успешный старт этого проекта, так и его институциональное наполнение в виде учрежденных в 2014 году Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и Фонда Шелкового пути (ФШП). У «совместного созидания, управления, использования» помимо внешней проекции имеется и внутренняя, тесно связанная с диверсификацией стратегических планов развития Китая на XIX съезде КПК (2017 г.). Как известно, концепция «китайской мечты», выдвинутая в качестве стержневой для всего правления Си Цзиньпина, сроки которого после конституционной реформы 2018 года больше не ограничиваются XX съездом КПК, то есть 2022 годом, а пролонгируются в будущее, предполагала два взаимосвязанных между собой рубежа. Первый — создание к 2021 году, к столетию КПК, общества «среднего достатка» (в китайских партийных и государственных документах фигурирует формулировка «средней зажиточности»). Второй рубеж — 2049 год, столетие КНР; к этой дате Китай должен превратиться в «богатую, могущественную, демократическую, гармоничную, модернизированную социалистическую державу».

На XIX съезде было уточнено, что решение первой задачи, включающей развернутую в стране широкую кампанию по искоренению нищеты и борьбе с бедностью, в целом должно быть достигнуто в 2020 году, в рамках завершения XIII пятилетки. С 2021 года — и об этом говорилось в докладе Си Цзиньпина на прошедшем форуме социально-экономического развития — начинается XIV пятилетка, которую лидер назвал стартовой в решении уже второй задачи, адресованной 2049 году. Но касательно этой цели на съезде последовало уточнение, что задачи «социалистической модернизации» должны быть достигнуты к 2035 году. Нюанс, как представляется, следующий. Позиционируя себя как лидера развивающегося мира, современный Китай говорит пока только о строительстве социализма, до завершения которого еще далеко. Отсюда проистекает поощрение экономической многоукладности, которая ориентирована и на разрешение противоречий с суверенитетом принципов «одного Китая» (проблема Тайваня) и «одной страны — двух систем» (Гонконг). Предполагается, что «полностью и окончательно» (пользуясь терминологией КПСС) победив в экономической сфере, социализм своим примером к середине века примирит все противоречия и обеспечит гармонию полноценного и необратимого воссоединения Китая с этими проблемными территориями. Как это сработает на практике — сказать трудно; в КПСС такие планы тоже принимались. Тридцать лет — достаточно большой срок, за который мир может неузнаваемо измениться, и уже меняется.

О чем идет речь? В докладе Си Цзиньпин указал на происходящие в мире «глубинные, вековые изменения, которые ускорились из-за пандемии новой коронавирусной инфекции», призвав «углублять осознание возможностей и рисков». Это намного более жесткая характеристика мировых процессов, чем употреблявшаяся ранее, в том числе на XIX съезде, где ключевым словом служила «неопределенность». Вот как выглядел аналогичный блок мыслей в октябре 2017 года в съездовском докладе Си Цзиньпина. «Мир в настоящее время переживает период грандиозного развития, крупных перемен и серьезной перенастройки, мир и развитие по-прежнему остаются лейтмотивом нашей эпохи. Всесторонне развиваются многополярность мира, экономическая глобализация, информатизация общества и культурное разнообразие, ускоренными темпами идет преобразование системы глобального управления и международного порядка, все более тесными становятся взаимосвязи между странами, повышается уровень их взаимозависимости, соотношение сил на международной арене уравновешивается, общая тенденция к мирному развитию является необратимой. В то же время человечество находится перед лицом множества общих вызовов: выраженная нестабильность и неопределенность в мировом развитии, недостаток драйверов роста мировой экономики, непрерывно увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными, возникающие одна за другой острые региональные проблемы, продолжают нарастать терроризм, киберопасность, особо серьезные инфекционные заболевания, климатические изменения и другие нетрадиционные угрозы безопасности».

Различия между «тогда» и «сейчас» очевидны. «Тогда», напомним, что это было еще за полгода до торгово-тарифной войны, развязанной Вашингтоном в мае 2018 года, общие тренды руководством КНР виделись в позитивном ключе, пусть они и осложнялись тормозящими факторами, заключенными в терминах «нестабильность» и «неопределенность». Сегодня ни позитива, ни неопределенности нет, а есть понимание коренных изменений, порождающих очень серьезные риски. Отсюда и усиливающийся разворот к приоритету внутреннего развития, ибо неясно, что будет дальше. Хотя уже понятно, что время требует еще более радикальных решений. Так как ни «соотношение сил на международной арене» уже не стремится к «равновесию», ни необратимости «тенденций к мирному развитию» не усматривается, а если говорить о «преобразовании системы глобального управления и международного порядка», то налицо, скорее, тенденция к их разрушению. Происходит то, о чем приходилось говорить и писать неоднократно. Расчеты на мирное врастание в глобализацию и постепенную коррекцию этого процесса изнутри в интересах широкого международного большинства не оправдались, ибо задели корпоративные интересы западного меньшинства организаторов глобализации. Напомним в связи с этим формулу американского исследователя Николаса Хаггера о глобализации как «глобалистской фазе развития» американского «ядра» западной цивилизации, а отнюдь не «равноправного и взаимовыгодного международного взаимодействия». Столкнувшись с угрозой своему господству, Запад начинает от глобализации отказываться; США просто оказались в авангарде этого процесса, вынужденные играть ва-банк: утрата мирового лидерства превращает их в отдаленную глобальную периферию. Европа в этом понимании отстает и тормозится своей более выгодной, по сравнению с США, географической принадлежностью к Евразии. Поэтому ее лидеры остаются в плену иллюзий сохранения если не господства, то доминирующего положения. Резко активизируясь на европейском направлении, Китай повторяет попытку, предпринятую в свое время СССР в виде постановки европейских стран в зависимость от экспорта советских энергоносителей. Только на этот раз речь идет о создании не только энергетической, но и транспортной инфраструктуры, которой и является «Пояс и путь». И сегодняшние действия США — реакция именно на эти действия Пекина, которые Вашингтон счел для себя большей угрозой, чем российский стратегический ядерный потенциал, потому и произошел известный переход «первенства» по части «врагов Америки» от России к Китаю. Европа в этой ситуации, даже если бы она искренне стремилась освободиться от американской зависимости, все равно остается в американской же системе безопасности, именуемой НАТО. В свое время, в начале 80-х годов, когда заигрывания европейских элит с Москвой перешли «красную черту» и в дополнение к правящим социал-демократам в ФРГ социалисты пришли к власти и во Франции, сформировав «левый» несущий каркас европейской интеграции, из Вашингтона последовал окрик следующего содержания. «Париж и Берлин, конечно, и дальше могут заигрывать с Москвой, но тогда им придется примириться с перспективой ядерной войны в Европе», — так этот ответ выглядел в интерпретации одного из ближайших советников Джорджа Буша-старшего, тогда вице-президента США. Результат известен: постановка американских ядерных РСД в Германии, осуществленная одновременно с «мирным» политическим переворотом в этой стране, когда в результате смены маленькой партией Ганса-Дитриха Геншера коалиционных партнеров власть без всяких выборов перешла в руки правых сил. Нынешние американские угрозы разместить свои РСД в странах АСЕАН создают ощущение дежавю, как и американский нажим на Европу по части недопущения в нее китайских высоких технологий, в частности систем связи нового поколения 5G. Отметим также, что и нынешняя польско-прибалтийская карта, как и украинская, Вашингтоном разыгрываются не только против Москвы, но и против самой Европы, в том числе за ее стремление сблизиться с Пекином. Ключи от этой политики находятся в США, и вряд ли что изменится после 3 ноября, когда в этой стране пройдут президентские выборы. Выиграет Дональд Трамп — давление на Китай с целью либо заставить его отказаться от претензий на равноправие в глобализации, либо торпедировать сам этот процесс будет продолжено. Что касается перспектив победы Джозефа Байдена, то уже объявлено, что в этом случае в течение года в Вашингтоне будет создана новая международная организация стран, разделяющих глобальные «ценности» США, условно говоря, «Лига демократий», которая затем явочным порядком будет превращена в альтернативу ООН. В этом и именно в этом состоит суть тех «глубинных изменений, ускоренных коронавирусом», о которых на пекинском социально-экономическом форуме говорил Си Цзиньпин.

Не вызывает сомнений то обстоятельство, что с Байденом или без него, рано или поздно, но проект новой международной организации, призванной утилизировать ООН вместе с созданным вокруг нее послевоенным международным порядком будет реализован. И поскольку ни Китаю, ни России места в этой «новой» организации не отыщется иначе, чем через полную сдачу своих интересов и позиций — как идеологических, так и геополитических — мир опять окажется расколотым надвое. Как следует из работ китайских ученых, опубликованных в российских научных изданиях, условием реализации концептов «Сообщества единой судьбы» и ведущей к нему «дипломатии великой державы» считалась взаимная китайско-американская открытость, несмотря на «разные социальные системы, культурные традиции и этапы развития в эпоху глобализации». За рамками этого условия ослаблялась связь с реальностью одних вспомогательных китайских концептов, таких как «многосторонняя дипломатия», и совсем другое звучание приобретали другие, например, «сопредельная дипломатия».

Как показывает выступление Си Цзиньпина на упомянутом форуме в Пекине, переосмысление основных прежних установок, обусловленное возникшей коллизией противодействия им со стороны Вашингтона и его неготовностью видеть себя одинаковым с другими странами участником «Сообщества единой судьбы», уже идет. Но поскольку это процесс небыстрый, главное — не отстать от стремительно нарастающей динамики текущих событий. Условием этого — и для Китая, и, кстати, для России является четкое понимание того, что глобализация, о которой продолжает упоминаться в концептуальных документах наших стран, завершена и возврата к ней нет. Точнее, мантры об этом на деле представляет собой выбор между капитуляцией перед глобализмом и широкомасштабным военным конфликтом. Между тем осознания этого факта недостает и в нашей стране. Показательный пример: глава МИД России Сергей Лавров, обмолвившийся в начале 2019 года в одном из своих выступлений о наблюдающейся перспективе «деглобализации», с тех пор к этой теме больше не возвращался.

Другое дело, что развитие в рамках «Пояса и пути» инфраструктурных проектов, как и повышение технологической, гуманитарной, а в некоторых случаях и иной зависимости от КНР стран, находящихся на его маршруте, является фактором, объективно способствующим «выдавливанию» интересов и влияния Вашингтона с южной евразийской периферии. Но именно с южной, а не с западной, и на Европу эта тенденция вряд ли распространится иначе, чем в случае «перестроечного» распада уже самих США. Но поскольку это уже совсем другая история, наибольшей востребованностью — и с практически политической точки зрения синергии потенциалов, и в рамках формирования мироустроительной альтернативы западному доминированию — представляется последовательное укрепление российско-китайского взаимодействия. Скажем больше: ему тем меньше альтернативы, чем сильнее развиваются обозначенные Си Цзиньпином тенденции «глубинных, вековых изменений». И если Китаю для этого приходится корректировать внешнеполитические установки, то перед нашей страной стоит еще более сложная задача коренного пересмотра уже внутриполитических приоритетов.