soldatnao.blogspot.ru
Солдаты и офицеры Русской Армии. 1916

Начало читайте здесь: Очередное столетие: Нарочское наступление, 1916: «Россия горела желанием исполнить свои обязательства перед французами…»

21 февраля 1916 г. началась Верденская мясорубка. Немцам необходимо было или до конца использовать фактор первоначального успеха, или отказаться от планов по овладению Верденом. Время работало на союзников, и с 22 по 30 марта 1916 года германское командование приостанавливает наступление. Причиной этого была начавшаяся на русском фронте операция у озера Нарочь.

11(24) февраля, то есть через три дня после начала наступления на Верден, в Могилеве было собрано совещание, в котором принимали участие, кроме императора и ген. Алексеева, генерал-квартирмейстер Ставки, четверо командующих фронтами, три начальника штаба фронтов, военный министр, начальник морского штаба и главный интендант. Было принято решение основной удар нанести на стыке Северного и Западного фронтов в общем направлении на Вильно. 16 марта Алексеев от имени Верховного Главнокомандующего отправил директиву командующим фронтам. В ней указывались ближайшие и общие цели будущего наступления. 2-я армия должна была обойти справа и слева озеро Нарочь и сконцентрироваться у Свенцян. Это был самый укрепленный участок немецкой обороны. Главный удар последовал. Немецкое командование решило приостановить наступление на Верден.

Выбранный Ставкой участок наступления изобиловал лесами, болотами, мелкими озерами и реками, между которыми лежали дефиле, превращающиеся с оттепелью в месиво грязи, глубина которой иногда доходила до оси колес гужевого транспорта.

Превосходство германской стороны в авиации приводило к тому, что немцы быстро устраняли допущенные вначале ошибки. Определяя участок, на котором налицо была наибольшая концентрация русских сил, они собирали собственные для контрудара. Узкие участки прорыва делали наступавшие глубокие порядки русской пехоты идеальной целью для вражеской артиллерии. Первая линия обороны использовалась лишь для того, чтобы максимально ослабить наступавшие войска. При необходимости ее оставляли, но только в случаях, когда оборонявшимся войскам угрожало окружение. Удержаться на этих полуразрушенных позициях было весьма сложно. Окапываться заново также было практически невозможно из-за погодных условий. Использование тяжелой артиллерии иногда приводило к неожиданным результатам. «Некоторые части пехоты, — вспоминал ген.-м. Е.З. Барсуков, — иногда даже упрекали свою артиллерию за то, что она подвергала неприятельские укрепления излишнему разрушению, вследствие чего нельзя было в них закрепиться».

Подтянуть связь и обеспечить питание и снабжение войск на захваченных позициях через «лунный пейзаж», который образовывался после интенсивного артиллерийского обстрела, было практически невозможно. Слабость связи объясняла и несогласованность действий пехоты и артиллерии. Уже в первый день наступления были случаи, когда русская пехота попадала под огонь собственных орудий. По причине поднявшегося в результате оттепели тумана авиация не могла помочь скорректировать огонь. Но даже при хорошей погоде русские самолеты не могли обеспечить корректировку: далеко не на всех машинах стояли радиопередатчики. В группе генерала Балуева, например, где наступающий XXXVI Армейский корпус, попал под собственный огонь, был только один такой самолет. Все это обеспечивало благоприятные условия для немецкого контрнаступления. Группы прорыва, вовремя не подкрепленные резервами, несли потери и откатывались на исходные позиции.

«Земля размякла, — вспоминал Людендорф, — в болотистых местах вода образовала пруды, а дороги стали совершенно бездонными. Подкрепления, спешно подвозимые штабом 10-й армии (германской — А.О.) и нами, шлепали в болоте, с трудом продвигаясь вперед от железной дороги Вильна-Двинск. Всеми овладело напряженное беспокойство о дальнейшем. Но русские, которым приходилось продвигаться по еще менее благоприятной местности, чем та, которая находилась позади наших позиций, сами выдохлись».

15(28) марта 1916 года Николай II отдал приказ о приостановке наступления. В письме жене он довольно точно описал причины этого распоряжения: «Случилось то, чего я боялся. Настала такая сильная оттепель, что позиции, занимаемые нашими войсками, где мы продвинулись вперед, затоплены по колено, так что в окопах нельзя ни сидеть, ни лежать, Дороги быстро портятся, артиллерия и обоз едва передвигаются. Даже самые геройские войска не могут сражаться при таких условиях, когда даже невозможно окопаться. Поэтому-то наше наступление было приостановлено, и нужно выработать другой план». Быстро выполнить эту задачу оказалось не по силам.

Безуспешные атаки 25, 27 марта на «нос Фердинанда», сопровождавшиеся большими потерями, продолжились и 31 марта. К 26 марта немецкое командование преодолело предкризисное положение на фронте. «К концу марта русские атаки уже истощились, — вспоминал Людендорф. — Как тогда говорили без преувеличения, они утонули в «болоте и крови». Потери русских были чрезвычайны. Тонкие линии наших храбрых войск, еще хорошо обученных и имевших обильное количество офицеров, господствовали над массовой тактикой плохо обученной русской армии». «Атаки продолжались с исключительным упорством до начала апреля, — вторил ему Фалькенгайн, — но их можно скорее назвать кровавыми жертвами, чем атаками. Колонны необученных людей, наступавшие в неповоротливых густых строях и предводимые столь же необученными офицерами, терпели страшный урон… Для усиления атакованного фронта понадобилась только одна дивизия из общего резерва, которая была подвезена из Барановичей, южнее Немана, где она стояла. Даже и она не была испрошена штабом фронта, а предложена верховным командованием».

Наступление 12-й армии с целью демонстрации у Двинска также окончилось полным провалом. Мизерный успех имела и 5-я армия под Якобштадтом, несмотря на то, что немецкий фронт был прикрыт здесь особенно жидко. Здесь у Гурко артиллерия быстро расстреляла свои снаряды, так как их запас был отправлен на участок к озеру Нарочь. 8 дивизий в результате атаки потеряли 28.000 человек и захватили небольшой участок окопов глубиной менее километра. Мощный артиллерийско-пулеметный огонь не подавленных огневых точек противника приводил к колоссальным потерям. На 10-й день наступления 2-я армия потеряла 1.018 офицеров, 77.427 солдат, в том числе 12.000 обмороженных и замерзших, после прекращения наступления 5.000 трупов было снято с германских проволочных заграждений. Общие потери превысили 30% состава армии перед наступлением. Захвачено было около 10 квадратных километров территории, около 1.200 пленных, полтора десятка пулеметов и несколько сотен винтовок. 1-я армия потеряла 10 тыс. чел., Северный фронт — 30 тыс. чел. На участке группы Плешкова у Нарочи линия фронта опять вышла на озеро. «Лучших условий, как было теперь, — писал Алексеев жене в начале апреля, — трудно и желать. Я учитывал наше неумение, но надеялся на большие результаты». Полный провал наступления крайне тяжело воздействовал на настроение войск и командования. Алексеев, судя по его письмам, терял доверие к своим подчиненным: «Выдающиеся нужны везде (подч. Алексеевым — А.О.). А то ведь в начале марта сделали более, чем было можно. Собрали к точкам удара пятерное превосходство в силах, а что получили??? По памятному выражению — шиш с маслом и потери. Говорят, что исполнителей разумных нет (подч. Алексеевым — А.О.)… Значит, что ни подготовь, там испортят».

350.000 солдат и офицеров при поддержке почти тысячи орудий не смогли прорвать германский фронт. Огромные потери, без сомнения, сказались на дальнейшей пассивности Северного и Западного фронтов и нежелания их командования перейти в наступление до тех пор, пока норма снарядного запаса не достигнет показателей, принятых в союзнических армиях. Но Наштаверх прежде всего был неудовлетворён уровнем управления войсками: «Отовсюду несется вопль: дайте разумных, толковых, талантливых генералов. Но фабрика была плоха и теперь удовлетворить запросы, прекратить вопль нечем».

Справедливости ради отметим, что одним из тружеников на этой «фабрике» в довоенные годы был сам Алексеев. Генералитет редко оказывается на уровне задач, предъявляемых войной, к которой он готовится. Даже блестяще обеспеченная английская армия или французские войска в 1916 году, обладая подобными запасами, не смогли прорвать немецкого фронта. А в 1917 году фельдмаршал Д. Хейг во время боев по «дороге на Пашандель» почти полностью повторил опыт боев под Нарочью, настойчиво бросая в атаки по непроходимой грязи пехоту и держа в тылу кавалерию для использования ее в так и не состоявшемся прорыве. 22 марта (4 апреля) 1916 года Алексеев подал императору доклад, текст которого был разослан главнокомандующим фронтами. В нем, в частности, говорилось: «Обе наши тактические операции (под Нарочью и под Двинском — А.О.) отличались надеждой прорвать расположение противника налётом, отсутствием стремления к точной и разумной постановке артиллерии определенных целей, нужных для подготовки и успеха пехотной атаки. Наша операция была приостановлена на столько половодьем и наступившей неблагоприятной погодой, сколько сознанием, что после уже понесенных частью корпусов потерь развивать действия по ранее выработанному плану, но с прежними приемами выполнения, невозможно». Тем не менее погода стала не последней причиной потерь и провалов. Единственной причиной перехода в наступление в столь крайне неудачное время было желание помочь союзникам.

Это не было секретом для противника. «Не было никакого сомнения, — вспоминал Фалькенгайн, — что атаки со стороны русских были предприняты только под нажимом их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска повести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в то время». Даже в условиях русских атак германское командование не побоялось снять с Восточного фронта и направить во Францию две дивизии. Тем не менее, самоубийственное наступление русской армии все же заставило немцев приостановить на время давление на Верден. Небольшое количество резервов Восточного фронта могло привести к печальным результатам для германской армии в случае, если бы её заставили отступить. «Напряжение нашей обороны было действительно колоссальным», — вспоминал Гинденбург.

Вскоре после окончания русского наступления немцы подготовили контрудар. Уже с 30 марта (12 апреля) они начали систематические атаки на свои утраченные позиции. К вечеру 5(18) апреля их интенсивность несколько снизилась. Но уже на рассвете 15(28) апреля немцы вновь начали атаку. После 6-часовой артиллерийской подготовки, в которой участвовало около 200 тяжелых орудий, 10-я германская армия полностью вернула свои позиции между озерами Нарочь и Вишнев. При обстреле русских позиций немцы чередовали фугасные снаряды со шрапнелью и газами. Воспользоваться укрытиями было практически невозможно. Русские войска понесли при этом большие потери. Их основной причиной было решение держать противогазы в непосредственном тылу на складах, а не на позициях. В результате на участке одного из полков количество отравленных составило 2 тыс. чел. Прорвавшись здесь, немцы стали обходить атакованный выступ с тыла. Здесь в плен сдалось недавно подошедшее подкрепление, состоявшее из новичков — 1.200 солдат и 18 прапорщиков. Газовые волны противника и отечественное головотяпство решили судьбу наступления. В результате было принято решение отойти на основные позиции. 7 отравленных офицеров и около 1 тыс. солдат погибло (позже противогазы все же стали держать в окопах).

16(29) апреля, сообщая об этих боях, Ставка признала: «Немцам удалось овладеть окопами, утраченными ими ранее». Жертвы, принесенные в марте, оказались бессмысленными. Еще хуже было то, что и причина этих жертв не была секретом для собственных войск. Все, от командующих фронтами до офицеров, открыто говорили об этом и критиковали Алексеева за то, что он пошел навстречу требованиям союзников. Эти упреки были справедливы: именно в это время Начальник штаба Ставки позволил уговорить себя отказаться от наступления на Австро-Венгрию. Русский фронт начал превращаться во второстепенный именно благодаря такого рода ошибкам, подчинявшим русскую стратегию соображениям союзников.

Нарочское наступление — результат ошибочного завышения приоритета союзнического долга, неправильного выбора направления главного удара, сделанного под давлением Франции и Великобритании, технической неподготовленности к операции такого масштаба. Ответственность за это можно равномерно распределить на императора, Начальника штаба его Ставки и Военного министра. Кроме того, эта операция показала несостоятельность в новых условиях весьма распространенной в русской армии теории превосходства духа над техникой. Неверной оказались даже не столпы «драгомировской школы», а использование отдельных ее положений в конкретных условиях. В русских штабах, в том числе и у Алексеева еще в бытность его командующим Северо-Западным фронтом, бытовала следующая концепция, весьма точно замеченная современником. Следующая цитата за полгода до боев в марте 1916 года дает почти точное её описание: «Русская теория состоит в том, что Россия может выдержать потери, какими бы большими они не были, почти неопределенно долго, и что она, в случае необходимости, будет брать на себя бремя уничтожения немецкой волны снова и снова, зная, что каждый приступ неприятеля приводит его к окончательному истощению».

Понадобилось еще четыре месяца, новые атаки и новые огромные жертвы, чтобы среди военных возникла мысль о том, что потери могут исчерпать даже русские человеческие ресурсы. Первым, по свидетельству Нокса, ее высказал ген. Н.Н. Духонин. Однако схожие мысли стали приходить и к Алексееву — прежде всего они были результатом писем, приходивших на его имя из госпиталей от раненых офицеров. Буквально за день до начала наступления на Юго-Западном фронте, 3(16) мая 1916 года Наштаверх отправил Главнокомандующему фронтом ген. Брусилову весьма интересное письмо, где, ссылаясь на доходящую до него информацию, писал: «Яд недоверия не только к умению, но и недобросовестности настолько заразил армию, что лицу, хорошо знающему ее действительное настроение, трудно назвать даже три, четыре имени популярных и пользующихся доверием войск старших начальников». Последнее было не удивительным. 16(29) апреля 1916 г., в письме к ген. Я.Г. Жилинскому Алексеев среди главных причин неуспеха Нарочского наступления назвал плохую организацию и «…особенно резко сказавшуюся нашу бедность в тяжелой артиллерии и снабжении наличных даже тяжелых орудий снарядами».

Войска начали терять доверие к командованию, и в немалой степени по причине неподготовленных и бессмысленных атак. «Наша пехота на собственном горьком опыте отлично знает, что хорошо укрепленная позиция, занятая небольшими силами, недоступна открытой атаке даже колоссальных сил, пока не подавлены ружейный и пулеметный огонь из окопов. Отлично знает пехота, что резка проволочных заграждений под ружейным и пулеметным огнем есть занятие безнадежное. И также хорошо известно пехоте, что любой, наилучше оборудованный окоп с самыми доблестными защитниками можно задавить тяжелой артиллерией, взять какие бы ни было перед ним проволочные заграждения… Горькое чувство охватывает пехоту, когда после первой неудачной атаки ее посылают в новые и новые, также неподготовленные атаки, угрожая тягчайшими наказаниями и расстрелом с тыла или в обороне, при явной невозможности держаться, отдают пользующееся столь печальной в армии славой приказание держаться во что бы то ни стало».

И уж безусловно совершенно естественно после боев под Нарочью прозвучали следующие слова, которые могли прийти в Ставку только с фронта: «Для высших штабов списки потерь в боях — это мертвая бумага, голые цифры, ничего не говорящие. Для войск это дорогие имена лучших товарищей — красы русской армии, где почти каждая фамилия — целая история. Войска не страшатся гибели. В лучших полках молодого прибывающего офицера встречают требованием оставить мысль вернуться целым с войны. Но войска не мирятся с ненужной гибелью своих братьев. Иногда лучшие их представители гибнут, по мнению войск, бесполезно, потому то нет предела горечи, изливаемой войсками по адресу тех, кого они считают виновниками ненужной гибели своих товарищей». С этим настроением Верховное Главнокомандование подходило к подготовке весенне-летнего наступления 1916 года.