«Вавилонская библиотека» Хорхе Луиса Борхеса

«Никогда нельзя войти в одну реку дважды», — говорил древнегреческий мыслитель Гераклит. Думается, что, размышляя о творчестве великого аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса, которому сегодня исполняется 119 лет, всегда нужно держать в уме эту мысль.

Он постоянно находился в движении, в постоянном поиске себя, а также в постоянном стремлении от себя убежать.

«Однажды я попытался освободиться от него и сменил мифологию окраин на игры со временем и пространством. Теперь и эти игры принадлежит Борхесу, а мне нужно придумывать что-то новое. И потому моя жизнь — бегство, и всё для меня — утрата, и всё достается забвенью или ему, другому. Я не знаю, кто из нас двоих пишет эту страницу», — говорил Борхес о творчестве Борхеса.

Одним из наиболее повлиявших на него мыслителей был Артур Шопенгауэр, утверждавший, что смерть — это всего лишь сон, не отягченный пробуждением. Переосмысливая его идею, Борхесу пришла в голову мысль, что то, что нам кажется реальностью, и есть сон, а значит, смерть — это пробуждение.

«Почему нас смущает, что Дон Кихот становится читателем «Дон Кихота», а Гамлет — зрителем «Гамлета»? Кажется, я отыскал причину: подобные сдвиги внушают нам, что если вымышленные персонажи могут быть читателями или зрителями, то мы, по отношению к ним читатели или зрители, тоже, возможно, вымышлены», — рассуждает писатель.

«Мы легко принимаем действительность, может быть, потому, что интуитивно чувствуем: ничто реально не существует», — подтверждает свою же мысль Борхес.

Реальность, похожая на сон, не устраивала его, тем более когда он полностью ослеп. Сон же для него стал возможностью прозревать, а значит, он больше походил на реальность. Часто ему снилось, как он читает книги. Книга для Борхеса — это не просто источник знаний, это целый мир, «библиотека», в которую заключено всё мироздание.

«На некоей полке в некоем шестиграннике (полагали люди) стоит книга, содержащая суть и краткое изложение всех остальных: некий библиотекарь прочел ее и стал подобен Богу», — пишет Борхес в своей «Вавилонской библиотеке».

В этой мысли очевидна отсылка к древнему мировоззрению о цикличности всего сущего. Всё повторяется вновь, а мечтания о бесконечном развитии — лишь пустые фантазии просветителей. История вселенной уже написана много тысячелетий назад, эта книга хранится в «Вавилонской библиотеке», и никогда уже больше не будет новых книг.

Невозможность улучшения макрокосма, его цикличность была очевидна для большинства древних мыслителей, пока эта вера не была сокрушена гением Августина, не способного принять «вечное возвращение» бога-фокусника, каждый раз восходившего на крест и принимавшего на нем искупительные муки смерти. Крупнейший христианский философ не хотел допускать даже мысль, способную обесценить великий подвиг. И он от нее избавился.

Позднее древняя идея вновь стала рваться наружу, ее можно обнаружить в трудах многих философов, однако особенно интересна мысль Георга Фридриха Гегеля, писавшего о конце истории, идее которая в предельно вульгаризированной форме будет популяризирована Френсисом Фукуямой.

«Гегель утверждал, что когда история закончится и исчезнет творческая новизна вообще, человечество окажется в некоей библиотеке, где не будет места новым великим текстам, но где будут собраны все великие тексты прошлого», — пишет известный современный философ Сергей Кургинян, мысль которого тем более интересна, что перекликается с «Вавилонской библиотекой» Борхеса.

Думается, что именно такой «библиотеке» служил Борхес, был ее главным и самым великим читателем. Он яростно поглощал ее содержимое, осмысливая его и отказываясь от создания новых текстов.

«Великий читатель — это не человек, это постчеловек, не способный стать писателем, то есть творцом новых текстов, и именно поэтому превращающий чтение в некую постчеловеческую гиперфункцию. Когда и эта гиперфункция выполнена на 100%, антропос выполняет свое предназначение и растворяется в чем-то очень напоминающем то ли Абсолют, то ли Предвечную Тьму», — отмечает Кургинян.

Значит ли это, что Борхес был проповедником тьмы или как минимум человеком, не желавшим ей сопротивляться? И да, и нет. Ведь Борхес всегда в движении.

На заре своего творчества он был очарован другой идеей, которая, казалось, уничтожит навсегда мысль о затворничестве в «библиотеке».

Речь идет о Великой Октябрьской революции, захватившей умы и сердца всего человечества, грезящего улучшением мира. Борхес даже написал в ее честь сборник стихов «Красные псалмы», которые, впрочем, впоследствии уничтожил.

«Я писал стихи, посвященные русской революции, которая, кстати сказать, не имеет ничего общего с сегодняшним советским империализмом. Нам виделось в русской революции начало мира между людьми», — пророчески говорил писатель, понимавший, что крах красного проекта есть возрождение «Вавилонской библиотеки».

Она и пришла в лице аргентинского диктатора, увлекавшегося фашистскими взглядами Хуана Перона. При нем Борхес сталкивается с некоторыми неудобствами, а его мать и сестра даже попадают в тюрьму. В 40-е годы взгляды Борхеса еще были прогрессивными, однако к 70-м он значительно сдвинулся вправо. Вступил в Консервативную партию, получил награду из рук чилийского диктатора Аугусто Пиночета, был замечен в славословии к Франсиско Франко. Вероятно, по этой причине он так и не стал обладателем Нобелевской премии по литературе.

Пожалуй, главное, что занимало Борхеса в его произведениях — это тема смерти и бессмертия. Смерть прекрасна, убежден писатель, но не сама по себе, а лишь потому, что без нее невозможно стать человеком.

«Все, кроме человека, бессмертны, ибо не знают о своей смерти», — пишет Борхес с презрением к возможности вечного бытия индивида.

«Жизнь Бессмертного пуста, а чувствовать себя Бессмертным — божественно, ужасно, непостижимо уму», — подчеркивает Борхес, утверждая, что все мировые религии верят в реальность лишь земного, человеческого существования, обманывая себя в мысли о возможности вечного блаженства в посюстороннем мире.

Сам же Борхес называл себя агностиком, не веря в возможность познания сути бытия, но самое печальное даже не это, а то, что величайший аргентинский писатель не видел в этом необходимости.

«Я уверен, что никакой другой жизни не существует; меня бы огорчило, если бы вдруг оказалось, что она существует. Я хочу умереть весь. Даже мысль о том, что после моей смерти меня будут помнить, мне не нравится. Я жду смерти, забытья и забвения», — резюмирует Борхес.

К сожалению, нам придется отказать ему в этом.