«Потребность прийти на помощь — в нашем генетическом коде»

Подавляющее большинство россиян (81%), опрошенных социологами ВЦИОМ, отметили, что за последние полтора десятилетия в России стало больше волонтёров и других неравнодушных людей, готовых прийти на помощь. Для сравнения, в 2018 году о том, что в стране растёт число добровольцев, говорили 67% участников опроса. О заметном росте знания россиян о волонтёрах и доверии им свидетельствуют результаты исследования, которые ВЦИОМ опубликовал 4 декабря

В этот же день, по традиции, президент России наградил волонтёра года. Выбор был сделан в духе времени — Владимир Путин отметил работу Натальи Аминевой из Воронежа. Сейчас, вместе со своей большой семьёй — детьми, супругом и родителями, помогает бойцам СВО: изготавливает маскировочные сети и окопные свечи, вяжет носки. Это не первая добровольческая инициатива, появившаяся стараниями Натальи — шесть лет назад она организовала волонтёрский отряд юных экологов, в котором участвуют четыре десятка ребят.

«Трудно быть лучшим из лучших — ну практически невозможно. Да и, пожалуй, вручение самого приза, номинация такая «Лучший волонтер года» — это всё-таки в известной степени символ. Но символ заслуженный», — сказал президент, вручая Наталье Аминовой премию на форуме гражданского участия «Мы вместе», который собрал лучших добровольцев из России и ещё почти сорока стран мира.

Форум прошёл в канун Дня добровольца (волонтёра) — праздника, который был учреждён указом президента в 2017-м и отмечается ежегодно 5 декабря. В преддверии этой даты ИА Регнум побеседовало с основательницей «Союза добровольцев России», а ныне депутатом Госдумы Яной Лантратовой об особенностях и перспективах отечественного волонтёрства.

ИА Регнум: Яна Валерьевна, пожалуй, все волонтёры, с которыми мы общались, говорят о том, что их приход в движение — это «очень личная история». А как дело обстояло у вас?

Яна Лантратова: Я стала добровольцем много лет назад, когда была ещё школьницей. Мы с одноклассниками решили — надо сделать что-то полезное в жизни. Стали ходить в детские дома. Оставляли детям свои номера телефона, чтобы ребёнок мог позвонить, посоветоваться.

Однажды мне позвонил ребёнок, который рассказал, что ему как выпускнику детского дома положена квартира. Но мошенники могут сделать укол психотропного препарата, чтобы лишить его дееспособности и забрать эту государственную квартиру. Я тогда впервые столкнулась с такой историей.

Стала защищать права детей-сирот, вернула 37 квартир, которые мошенники у сирот отнимали. Понятно, что каждый раз, когда удавалось помочь, я сообщала об этом в интернете, ко мне присоединялись другие люди, которые тоже хотели помогать. Мы создали мониторинговый центр по борьбе с нарушением прав детей. За годы работы передали, кстати, в правоохранительные органы 75 фактов, которые касались педофилии в детских лагерях. То есть обратились не только к волонтёрству, но и к правозащите.

В 2013-м случилось большое наводнение на Дальнем Востоке. Мы собрали большое число волонтёров, они поехали в зону бедствия, и мы три с половиной месяца жили — эвакуировали людей, строили дамбу, укрепляли территории. И те ребята, которые приехали туда, возвращались совершенно другими.

Эта команда со мной до сих пор. В 2013 году я основала «Союз добровольцев России», который сейчас работает в 77 регионах нашей страны, помогает детям.

ИА Регнум: Насколько мы знаем — и на новых территориях. Точнее, начали помогать ещё задолго воссоединения Донбасса с Россией…

Я. Л.: Однажды в 2014-м, когда я укладывала спать маленького сына, мне позвонила женщина из Краматорска.

Она говорила, что город заблокирован, электричества нет, а в подвалах находятся не меньше трёх тысяч детей. Попросила сделать всё, чтобы вывезти их из зоны боёв.

И тогда я собрала наших волонтёров, мы распределились по всем округам России, создали рядом с пунктами временного размещения места для сбора гуманитарной помощи. Передавали гуманитарную помощь и на Донбасс, и в эти пункты.

Мы встречали беженцев, вывозили детей. Вывезли на территорию России 2700 мам и детей, в том числе 127 раненых деток.

ИА Регнум: Что, на Ваш взгляд, движет людьми, которые присоединяются к волонтёрскому движению, становятся добровольцами? Как бы Вы охарактеризовали их?

Я. Л.: Когда к нам приходили новые добровольцы, они просто хотели делать что-то полезное — помогать детям, инвалидам, пожилым.

Но чтобы прийти на помощь к тем, кто нуждается в помощи, требуются не только деньги, но и время, энергия, ресурсы. Именно поэтому каждый волонтёр в России — ещё и благотворитель. А благотворительность — не просто пожертвования на благое дело. Это искреннее желание служить другим и делать мир лучше. Способствовать нравственному оздоровлению общества, создавать приятную и безопасную среду для будущего.

Молодые хотят быть востребованными, нужными. Хотят, чтобы их потенциал работал на благо своей семьи, а далее — своего города, улицы, своей страны. Это патриотизм не на словах, а на деле.

ИА Регнум: Волонтёрское движение не только растёт численно, но и меняется по сути — во время пандемии были востребованы одни проекты, сейчас другие. Какие начинания вы бы отметили?

Я. Л.: Сейчас, конечно, добровольчество продолжает развиваться. С начала специальной военной операции мы увидели просто всплеск движения по всей стране. Соотечественники плетут для бойцов маскировочные сети, делают окопные свечи, носилки, тёплые вещи.

Или возьмём проект «Социальные нянечки». Они приходят в семью, в которой воспитывается ребёночек с инвалидностью. Такие семьи часто распадаются, потому что один из родителей не выдерживает. Няни два-три часа в день сидят с детьми, пока мама просто отдыхает или своими делами занимается. Сопровождают детей по выходу из детских домов, интернатов, работают с людьми с инвалидностью. В результате их работы многие семьи с детьми-инвалидами стали сохраняться.

ИА Регнум: Вы сказали, что люди в России приходят в добровольцы просто для того, чтобы делать что-то полезное, и таких неравнодушных всё больше. С чем вы это связываете — это какое-то свойство того, что называют менталитетом, или новое, «благоприобретённое» качество?

Я. Л.: Я считаю, что бескорыстная помощь ближнему заложена в наш генетический культурный код. Могу судить по опыту работы с международными организациями. У них волонтёрство — это когда, например, мама своему ребёнку испечёт пирог или положит конфеты в школу. А у нас это в душе, в традициях, в нашем генетическом коде. Просто не все люди вступают в структуры официальных организаций, не все числятся где-то. Я знаю многих, кто, например, работает на своей автомашине, а в свободное время развозит на ней гуманитарную помощь. То есть в свободное от профессиональной деятельности время бесплатно помогают другим.

ИА Регнум: Как вы оцениваете роль государства в развитии добровольчества?

Я. Л.: Сами добровольцы нуждаются порой в поддержке и помощи. Однажды на одной из встреч Владимир Владимирович — а я тогда только создавала свою общественную организацию — спросил, чем нам помочь. И я сказала: мы хотим быть нужными.

И государство во главе с президентом очень помогает. Создаёт новые ресурсные центры. Есть грантовая, имущественная поддержка добровольцев, предоставление арендных площадей для организаций, оборудования, одежды и так далее. Тем самым поддержка волонтёрского движения — людей, готовых помогать ближним и решать острые социальные проблемы, — является одним из наиболее перспективных направлений, в том числе — для благотворительности.

ИА Регнум: Тем не менее добровольческая деятельность — очень непростое занятие. Наверное, порой необходимо особое моральное удовлетворение, чтобы находить в себе силы продолжать.

Я. Л.: Я еженедельно встречаюсь с молодежью. Со студентами, школьниками. Пусть они ещё дети, они ищут, какие есть проблемы в обществе. Сами стараются, как могут, понять проблему. Юристы зачастую на волонтёрской основе помогают. Мы готовим и формируем, в том числе, законодательные инициативы.

Волонтёры напрямую общаются с людьми. Когда я работала в Совете по правам человека, то обращала внимание на то, как нарушаются права детей, например, в некоторых детских домах. Но не могла доказать. А волонтёры — это те, кому дети расскажут, потому что видят их каждый день, выявляют эти проблемы, потому что работают «на земле». Они видят проблему и могут показать систему, без них мы бы не справились. Очень многие законы были приняты, потому что о существовании проблемы сообщали сами волонтёры.

Я сама была общественницей, а потом — чиновником. И когда была «общественницей», не любила чиновников, считала их бездушными существами. А когда сама стала чиновником, поняла: у них всё чётко регламентировано. И когда приходит письмо — обращение от бабушки, где она описывает всю историю своей жизни и просит о помощи, то если просто переслать это письмо в какое-то ведомство, ты, скорее всего, получишь отписку. Почему? Чиновники в рамках своих компетенций по всем вопросам помочь не могут.

А я стараюсь со своими волонтёрами, которых всегда в моём кабинете полно — десятки молодых ребят, вникать в просьбы людей. «Ага, это — к ведению МВД, это ЖКХ, это Минсотрудничество, а это прокуратура». И мы на одно письмо порой делаем по десять запросов. Это очень затратно по времени, но мы получаем победу для бабушки.

Когда я приезжаю в регионы, встречаюсь с семьями мобилизованных и с семьями погибших. После того как распоряжением президента России была создана наша группа по СВО, я приняла 6890 человек. Потому что проехала 30 регионов, и в дальних сёлах ко мне приходят иногда по 350 человек. И я с ними сижу порой по восемь часов. И вот буквально вчера вечером пришла «эсэмэска»: «Яна Валерьевна, спасибо! Мы будем вечно за вас молиться, вы спасли нашего ребёнка». А я не знаю, кто это.

И это морально очень важно. Ты делаешь добро, а потом к тебе это возвращается. Оттого, что ты потратил на это время, по-человечески отнёсся к чьей-то проблеме.