БРИКС Бориса Годунова. Почему Казань стала азиатским «хабом» России

«Наконец-то я в Азии», — писала Екатерина II просветителю Вольтеру из Казани в мае 1767 года. Наверно, сейчас бы фраза императрицы звучала: «Наконец-то я на Глобальном Юге», но место действия прежнее. То, что именно Казань стала площадкой для самого представительного саммита БРИКС, более чем логично — если вспомнить об истории города на Волге.

«Каждый из президентов, лидеров стран и руководителей делегаций, выходя с заседания, говорил: мы знаем о вашем городе, у вас очень известный город. Для меня это было неким открытием… Мы привыкли к тому, что знают Москву, Санкт-Петербург. Мы привыкли, что все знают Сибирь», — поделился с RT мэр Казани Ильсур Метшин. О знакомстве с особой ролью Казани говорили и китайский лидер Си Цзиньпин, и премьер-министр Индии Нарендра Моди. Тем более, «в курсе» особого положения Казани гости из Ирана и Турции.

Несмотря на местоположение на Восточно-Европейской равнине, у столицы Татарстана давняя историческая репутация именно азиатских ворот России — откуда открываются пути на Восток, как Ближний, так и Дальний.

Это касается и символических жестов. К примеру, в Казани никогда не было значительного буддийского населения, но в 1837 году в честь приезда в город наследника престола Александра Николаевича — будущего Александра II — в здании университета бурятский лама Галсан Никитуев совершил обряд освящения хлеба и воды и вознес за великого князя молитву на тибетском языке.

Это же касается и вполне осязаемых интеллектуальных, экономических и человеческих связей.

Культурой татарского народа были предопределены тесные связи Казани с тюркскими и арабскими суннитскими странами, но на деле спектр долговременных контактов оказался гораздо шире и не исчерпывался миром ислама.

Кислые яблоки поволжских сарацин

Территория Среднего Поволжья была включена в культурную орбиту Ближнего Востока с 922 года, когда предки татар — волжские булгары приняли ислам в качестве государственной религии.

Секретарь багдадского посольства Ахмед ибн Фадлан, оставивший подробные записки, удивлялся майским коротким ночам и грозам, кислоте местных яблок и нравам местных народов, но географические различия никогда не представляли существенной преграды для распространения мировых религий.

Уже в середине XIII века проезжавший через Волгу французский эмиссар Гильом де Рубрук писал, что булгары — «самые злейшие сарацины, крепче держащиеся закона Магометова, чем кто-нибудь другой».

Завоевания Чингисхана и его внука Бату (Батыя) включили Волгу в одно политическое пространство с Китаем, Центральной Азией и Ираном. Хотя разные части Монгольской империи обособились друг от друга, о тесных экономических связях говорит изобилие китайской керамики и китайские монеты, которые находят археологи в золотоордынских городищах на Волге.

Мировую политику XIII–XIV веков определяла дипломатия между разными ветвями потомства Чингисхана, правившими в Китае, Персии, в приволжских степях и, собственно в Монголии.

Например, в 1276 году в плен к претенденту на престол великого хана Хайду попали Номухан и Кокочу — сыновья Хубилая, императора Китая из монгольской династии Юань. Хайду не нашел ничего лучше, чем отправить пленников на Волгу к ордынскому хану Менгу-Тимуру, где те жили в почёте, пока не вернулись в Китай.

С другой стороны, противоборство Золотой Орды с государством потомков чингизида Хулагу (правившими на территории нынешних Ирана, части Афганистана, Туркменистана, Турции и Ирака), сделало Орду естественным союзником мамлюкского Египта и породило длительную дипломатическую переписку между волжскими ханами и египетскими султанами.

Белорус и Дон Жуан на службе персидского шаха

Собственно, Казань превратилась в крупный центр уже тогда, когда попытка глобализации по версии Чингисхана окончательно иссякла, а на обломках Золотой Орды образовались несколько ханств — Крымское, Астраханское и Казанское.

Сохраняя обширные торговые связи по Волге, дипломатически казанские ханы больше взаимодействовали с ближайшими соседями: Московской Русью и татарскими правителями. Даже связи с Османской империей через крымских Гиреев будут сильно преувеличены советской историографией, которой нужно было найти прогрессивное обоснование походам Ивана Грозного, не нарушая концепции «дружбы народов».

Важно, что включение в состав Русского царства не лишило Казани положения перекрёстка цивилизаций, а дало новый импульс в качестве перевалочного пункта для дипломатических миссий из дальних стран. После завоеваний 50-х годов XVI века Волга вновь оказалась под контролем одного сюзерена, как это было во времена Золотой Орды. И уже вскоре по великой реке в Москву пошли торговые и посольские караваны из Персии.

Фоном для начала российско-персидской дипломатии было противостояние правящей в Иране шиитской династии Сефевидов с суннитской Османской империей, которое делало Россию и Персию потенциальными союзниками. Но, кроме военных задач, персидские посольства к царям Фёдору Ивановичу и Борису Годунову имели целью и налаживание экономических связей.

В целом «про экономику» было посольство персидского вельможи Хаджи Хосрова в 1592–1594 годах, задачей которого были договорённости о беспошлинной торговле с Москвой. Начать новую страницу в экономических отношениях, как бы выразились сейчас, шахский посол предложил сразу же с беспошлинной продажи товара на 500 рублей, который он оставил в Казани. Борис Годунов дал согласие.

Поскольку активные переговоры на полях казанского саммита БРИКС вёл Александр Лукашенко, любопытно вспомнить и происхождение Хаджи Хосрова. Сам он себя называл «литвин полотцкого взятия», то есть он попал в плен во время взятия Полоцка Иваном Грозным в 1563 году и дальше оказался в Иране, служа при дворе шаха Аббаса Великого. Известно, что в ходе поездки в России в городе Касимове Хаджи Хосров навещал свою сестру.

Красочное описание Казани на рубеже XVI–XVII веков оставил в своём сочинении дипломат Орудж-бек Баят, известный в Европе как Дон Жуан Персидский. Южный гость не мог уснуть в Казани от звонка колоколов; удивлялся толпе, которая постоянно сопровождала участников миссии, и обилию угощения; рассказывал о цепных псах, «подобных льву», которых казанцы выпускали на улицу ночью.

Впрочем, как и Ибн Фадлан в Х веке, местные яблоки Орудж-бек счёл слишком кислыми.

К слову, кроме Ирана, Орудж-бека считают своим и в Азербайджане.

Калмыцкая прокси-дипломатия

Продвижение границ страны к Тихому океану сделало Казань одним из пунктов российско-китайских отношений. Вклад казанцев в это направление был многосторонним и охватывал самые разные аспекты: от торговли до интеллектуальных коммуникаций. Наивысшей интенсивности эти контакты достигли в XIX веке, но уже при первых встречах России и Китая можно найти казанский след.

Сибирский историк Иван Павлович Каменецкий обнаружил довольно любопытный сюжет из истории первого русского посольства в Китай 1675–1678 годов, которое возглавлял учёный и дипломат греко-молдавского происхождения Николай Спафарий.

Заметную поддержку посольству оказал служивший на границе с Империей Цин нерчинский воевода Павел Шульгин. Он указал более безопасный маршрут и отправил вместе со Спафарием своего сына Василия. В целом воеводство Шульгина на китайской границе, хотя и не обошлось без злоупотреблений, было довольно деятельным: под Албазиным была заведена казённая пашня, шел поиск полезных ископаемых.

Павел Шульгин приходился правнуком деятелю Смутного времени Никанору Шульгину. Занимая пост городового дьяка, Никанор фактически возглавил в 1611–1613 годах Казанское государство, независимое от семибоярщины и польско-литовских интервентов, но тесно взаимодействовавшее с Первым и Вторым земскими ополчениями.

За излишнюю самостоятельность в годы Смуты Шульгин с сыновьями и был сослан в Сибирь, где его потомки составили влиятельный клан.

Первое китайское посольство прибыло на территорию России в 1712–1715 годах, и в его истории можно найти параллель с современной российской практикой, когда дипломатические задачи решают не представители МИД, а руководители таких субъектов федерации, как Татарстан.

Принимающей стороной для посольства из Империи Цин был калмыцкий тайши (вождь, старейшина) Аюка, который находился в договорных отношениях в Россией и пользовался значительной самостоятельностью. Эта миссия, широко известная благодаря запискам одного из её участников — Тулишэня, была послана в ответ на калмыцкое посольство в Пекин 1709 года. Причём организацией калмыцкого посольства занимался первый губернатор новоучреждённой Казанской губернии Петр Матвеевич Апраксин.

Хотя китайское посольство не достигло своей главной цели: склонить калмыков к войне против Джунгарии в союзе с Империей Цин (у Аюки как российского подданного не было таких полномочий), с неё начинаются более тесные дипломатические контакты между Россией и Китаем. Кроме прочего, Тулишэнь оставил довольно подробное описание Поволжья в районе Казани, которую посетил дважды в 1713 и 1714 годах.

Подвиг не самого пунктуального монаха

В 1716 году начинает работу русская духовная миссия в Пекине, которая со временем перерастёт задачи духовного окормления православных потомков жителей Албазина, превратившись в дипломатическое представительство и центр научной синологии. Несколько ключевых фигур в истории этой миссии и российского китаеведения связаны с Казанью.

В первую очередь это выпускник Казанской духовной семинарии Иакинф (Бичурин), возглавлявший Пекинскую миссию в 1807–1821 годах. Китаист мирового уровня, вероятно, был не самым пунктуальным монахом, но в одиночку проделал работу целого университета по переводу китайских источников и раскрытию основ китайской культуры и истории для русского читателя. В связи с чувашскими корнями у Бичурина еще с советских лет есть статус национального героя в Чувашии, а в Казани в наше время о его жизни поставили балет «Иакинф».

У Бичурина учился архимандрит-синолог Палладий (Кафаров), возглавлявший Пекинскую миссию в 1849–1859 и 1865–1878 годах. Его увековечили и в родном Старошешминске (бывшей крепости на засечной черте, а ныне селе), и в Чистополе, где он учился в бурсе, и в Казани, когда на бывшем здании семинарии в 2024 году установили мемориальную доску.

Начало преподавания китайского языка в Казанском университете было положено в 1837 году архимандритом Даниилом Сивилловым, который тоже ранее трудился в Пекинской миссии. Восточный разряд Казанского университета стал первой в России академической школой китаеведения, которая дала мировой науке профессора Василия Васильева и других исследователей. Параллельно преподавание китайского языка шло на среднем звене образования в Первой Казанской мужской гимназии, где работал выходец из Ташкента Исмаил Абдекаримов, хорошо разбиравшийся в том числе в китайской каллиграфии.

Органическое развитие этой школы было прервано переводом восточного разряда в Санкт-Петербург в 1855 году, но Казань так и осталась колыбелью российского университетского востоковедения.

Что поразило Александра Дюма

Пока светские и духовные ученые накапливали знания о Китае, тысячи казанцев были задействованы в экономических взаимоотношениях с далёким восточным соседом, а казанское купечество зарабатывало на этом целые состояния.

Со времен Волжской Булгарии ведущим ремеслом в Среднем Поволжье была выделка кож. Кожевенные мастерские находят археологи и в ханской Казани. И русские казанские предприниматели, такие как сподвижник Петра I Иван Микляев, тоже начинают зарабатывать на коже. Даже Александр Дюма писал своим французским читателям: «Думаю, что ни в каком городе на свете не выделывают кожу так, как в Казани». К середине XIX века, по подсчётам казанской исследовательницы Людмилы Свердловой, 53% от общероссийского вывоза козловой кожи, сафьяна и юфти шло в Китай.

Естественно, что казанские купцы заняли видное место на пограничной ярмарке в Кяхте, через которую шла российско-китайская торговля. Торговля была меновая: за свой главный товар казанцы получали множество китайских товаров, но, прежде всего, чай и фарфор.

Среди многих татарских купцов, разбогатевших в Кяхте, следует упомянуть Юнусовых.

Их фамилия и сейчас сохранилась в названии усаженной садами площади в Старо-Татарской слободе, а в старой Казани Юнусовскими назывались две казанские мечети, а также первый мусульманский приют для мальчиков-сирот, где на каждого воспитанника полагалось в три раза больше содержания, чем в других приютах. Из русского купечества активнее других на этом направлении была фамилия Крупениковых, чей отец-основатель Леонтий Филиппович носил титул «профессор чайного дела» и был одним из казанских собеседников Пушкина.

Кстати, благодаря кяхтинской торговле чай стал главным национальным напитком татар и центром стола, к которому подаются прочие блюда, включая чак-чак, получивший дополнительную известность на саммите БРИКС.

Индусы с Агрыжанского двора

С Индией у татар особые отношения, поскольку индийцы приняли непосредственное участие в этногенезе татарского народа. Одна из составляющих частей астраханских татар — татары Агрыжанского двора. Они были потомками индийцев, живших на Индийском торговом дворе, и местных татарок.

Как показала в своих исследованиях индолог Ксения Никольская, причина появления особого Агрыжанского двора в Астрахани заключалась в том, что дети от браков кастовых индусов и женщин, не принадлежащих ни к какой касте, не имели статуса в индуизме. Приняв мусульманскую религию своих матерей, они становились татарами. Но всё-таки главная контактная зона с Индией не в Казани, а в Астрахани.

Казань же, наряду с синологией, стала колыбелью и для университетской санскритологии. С 1841 по 1852 год на Восточном разряде Казанского университета преподавал первый российский санскритолог Павел Яковлевич Петров. А уже после перевода Восточного разряда в Санкт-Петербург санскритом занимался основатель Казанской лингвистической школы Иван Бодуэн де Куртенэ.

«Здесь и сейчас творится история»

Международный форум, проходивший 22–24 октября 2024 года, легко укладывается в череду фактов, определявших восприятие Казани Екатериной II и другими гостями города. Относительно близкий к центру российской политики хаб для контактов с самобытными цивилизациями Юга и Востока продолжает работать.

Кроме исторических связей с тюрко-исламским миром, Татарстан предлагает свою модель мирного сосуществования народов и религий, устойчивое развитие экономики и умение организовывать большие события. Если вспомнить, как это было со спортом, когда после Универсиады 2013 года Казань год за годом привлекала к себе самые разные чемпионаты и соревнования, можно предположить, что и площадкой для больших международных переговоров она была не в последний раз.

В свою очередь для Российского государства децентрализация дипломатии, когда в качестве представителей страны могут выступать калмыцкий хан, духовная миссия или купеческая корпорация, является давней и успешной исторической практикой. Прошедший саммит БРИКС усиливает руководство Татарстана в качестве такого представителя России на Глобальном Юге. Как заметил нынешний казанский градоначальник Ильсур Метшин в комментарии RT: «Я понимал, что здесь и сейчас в Казани творится история».