«Враг кайфует, когда убивает мирных». Как сражается тероборона Шебекино

— Гляди, остатки кассетного боеприпаса: это газогенератор, который удлиняет действие полёта на шесть-семь километров, а это — сам снаряд, — как охотник, вернувшийся с почётными трофеями, хватается Леон, один из самых разговорчивых бойцов шебекинской самообороны.

На чёрном шевроне воина-оратора выбита аббревиатура ТРО — символика территориальной обороны. Правда, по закону такое формирование может появиться только во время объявленного властями военного положения. А раз его нет, приходится, во избежание правовых коллизий, официально называться как-то иначе. Самообороной, например.

— Короче, снаряд раскрывается на две части, и в нём находится около семидесяти суббоеприпасов, то бишь кассет, — Леон заворожённо продолжает то ли хвастаться найденным хабаром, то ли читать лекцию. — Они рассыпаются в хаотичном порядке, но кучно, и эти кумулятивные и осколочные боеприпасы разрываются на мелкие осколки, которые могут залететь куда угодно. И все натовские. Кроют ими бесконечно.

На харьковском направлении, к которому относится и белгородское приграничье, сконцентрированы одни из лучших подразделений врага, говорит Леон. А сам Харьков не только крупный логистический узел, но и, по сути, плацдарм для подготовки и обучения самых жестоких карателей ВСУ. В том числе иностранных наёмников.

— Там очень много опытных бойцов, которые хорошо знают наши места, — подхватывает тему сослуживец Леона с позывным Кабан. — Все их «сливки» здесь тусуются: ГУР, «Кракен» (террористическая организация, деятельность которой запрещена в РФ), 3-я штурмовая. И противник всё время прогрессирует как в отношении тактики, так и боевых средств.

Среди них — промышленный дрон «Баба-яга» с установленным на корпусе пулемётом, а также ПТРК «Шершень» дистанционного управления. И это ещё не считая классических артиллерийских систем, вроде немецких САУ «Панзер» или американских 155-милилиметровых гаубиц «777» — «три топора», как их ещё называют в народе.

— Их западным «начальникам» нравится, они там кайфуют от того, что долбят наши «старые» территории, — по-товарищески доукомплектовывая аптечку первого эшелона Кабана, сквозь зубы цедит третий участник подразделения Турист. — Кайфуют от того, что погибают мирные люди. И, видимо, поэтому столько денег вбухивают: усилили здесь вообще всё по максимуму.

Эта троица — Леон, Кабан и Турист — вместе практически с первых дней СВО. Сначала помогали бойцам регулярной армии, уходящим «за ленту», различными припасами и снаряжением.

— Помню, когда началась движуха, на второй или третий день, вижу — стоит солдат под мостом, — складывая в одну кучу блоки от разорвавшихся ракет, слегка постанывая от тяжести снарядов, тараторит Леон. — Говорю ему: «Чё ждёшь-то?» «Колонну жду свою». А он продрог весь до костей. И по глазам было видно, что есть хочет. «На, братан, поешь хоть немного, согрейся». Я же как раз утром в магазине на рабочую смену себе взял съестного.

Когда Леон заехал чуть позже, обнаружил рядом с бойцом гору всевозможной еды и одежды.

— Наши люди в Белгородской области, вот честно, первыми почувствовали, что надо помочь военным. И они, не сговариваясь, просто видя, что нужно, приносили это. Тогда вопросы касались обычной еды, какой-то несерьёзной медицины, одежды, потому что холодрыга была.

Привозили даже гигиенические прокладки, чтобы вместо стелек в обувь вставлять — они отлично впитывают влагу, поэтому нога остаётся сухой и, следовательно, не мёрзнет.

— А, да-да-да, помню эту тему, — вдруг во весь рот улыбается Кабан, похрипывая после очередной выкуренной сигареты. — Вначале, когда мы их привезли, над нами смеялись: «Это чё такое? Зачем это надо?» А потом, буквально через два дня, мы привезли прокладки ещё раз, и бойцы их все расхватали просто как сумасшедшие. Больше никто не смеялся.

Впрочем, совсем скоро не до смеха стало и местным жителям. Шебекино, а впоследствии и Грайворон, то и дело попадали в военных сводки: тут прилетит, там что-то сожгут. Да и вражеские ДРГ не давали покоя. Территория округов всё больше походила на полноценный фронт.

— Мою деревню разбомбили, другие деревни тоже разбомбили, — заводится Леон. — Они им ничего плохого не сделали. Военные всё равно ведь жили по лесопосадкам. Так нет же — сначала дронами кошмарили, потом выкашивали всё под ноль. У нас там два мужика осталось на всё селение, так им дома добивали танками.

Осенью 2022 года, рассказывают шебекинские ополченцы, когда наши войска отступили из Волчанска, обстрелы стали системными. Враг явно готовился к крупной атаке.

— Мы понимали, что всё больше и больше являемся вкусной целью, и, рано или поздно, они сделают на нас нажим — будут бомбить мирное население. Так и произошло, — сиплым голосом подтверждает Кабан.

В декабре пошли первые разговоры о создании неформальных приграничных сил — ТРО. Самые инициативные быстро самоорганизовались в народные дружины. Правда, когда дело дошло до реальной опасности, далеко не все остались в строю.

— Было там много разных людей, — Леон тяжело вздыхает. — Пришли мужики со всей области. И начались «чаепития», щеголянье в форме, понимаешь? Весёлое такое времяпрепровождение. А когда запахло смертью, она начала крутиться вокруг нас каждый день, остались только самые крепкие. Другие поняли, что им тут не место. Был один тип. Поехали с ним на задачу по эвакуации. И он, когда рядом несколько раз прилетело, струхнул, говорит: не, ребята, ухожу.

Настоящим испытанием на прочность стало лето прошлого года. Тогда только за одну ночь враг обрушивал на головы шебекинцев сотни залпов ствольной и реактивной артиллерии. Причём особенно щедро — первого июня, в День защиты детей. Были повреждены школы, больницы и детские сады, а некоторые дома полностью уничтожены.

Самооборона включалась в работу: спасали людей, животных, а в некоторых случаях и имущество местных жителей.

— Когда у нас случились июньские события, вообще не было понимания, что и как происходит. Но мы как-то сами скооперировались, и потихонечку пошло-поехало, — рассказывает заместитель командира БПЛА-отряда шебекинского ополчения с позывным Ярый.

На его служебной машине, бывшем инкассаторском броневике, красуется наклейка с перечёркнутым привидением из старого голливудского фильма. Правой рукой Ярый сжимает карабин, начинённый дробью, — сейчас самое эффективное оружие против летающих «потусторонних сущностей».

— Когда июнь, в прямом смысле слова, отгремел, нас начали донимать «птички», — продолжает Ярый. — Решили создать взвод для противодействия угрозе. Я сразу же туда пошёл, мне эта тема очень интересна.

Кроме интереса, будущий замком взвода мог предложить и кое-что посерьёзнее: инженерное образование в области радиоэлектроники, а также руководящий опыт в профильной организации.

— Сразу приняли полковую структуру с делением на батальон, роту, взвод. Организовали систематические выезды и дежурства. Учились, что называется, прямо в бою, на своих ошибках. Было очень тяжело — да и сейчас тоже никакой лафы, если честно. Враг в «птичках» по-прежнему впереди нас. В роли догоняющих приходится несладко.

Вдобавок, говорит Ярый, всю матчасть покупают за свои. Жалованье бойцам неформальных сил самообороны после вычета подоходного налога начисляют чуть больше 100 рублей за час смены, поэтому львиная доля основной зарплаты в 30–40 тысяч рублей — а каждый из бойцов ещё и работает на гражданке — уходит на поддержание первостепенных нужд: от покупки кофе с конфетами до проводов, блоков питания, антенн, раций и так далее.

При этом противостоят шебекинской самообороне самые матёрые убийцы ВСУ.

— Против нас работают «Чёрные вдовы» и «Птахи Мадьяра». Это очень сложный противник. И кем бы он там ни был, в плане развития нужно отдать должное.

Отдельный вопрос — юридический статус бойцов теробороны. Поскольку они не числятся военными, то и не подпадают под различные армейские рестрикции. Что позволяет шире и с меньшими опасениями применять свои навыки для защиты родной земли. И даже помогать регулярным частям.

— У нас есть стационарные посты и выездная машина, причём с хорошими комплексами РЭБ, — похлопывая по капоту броневичок, рассказывает Ярый. — Если всё тихо-спокойно, базируемся на одном месте, за чертой города. Ну а если где-то появляется «окно», где нужно помочь минобороновским ребятам, — допустим, мимо них летает «зверь» на нестандартных частотах, тут же выезжаем на помощь. Потому что сейчас уже даже не артиллерия, а именно дроны беспокоят. Ведь линия боевого соприкосновения, по сути, уходит вглубь границы на 40 километров. Безопасных мест нет нигде.

В один из таких дней отряд Ярого посадил 16 вражеских «птиц».

— Действовать приходится молниеносно. Вот сейчас, по осени, разница между заходами FPV — минут 15. Летом, в зависимости от местности, бывает и две-три минуты. Причём враг как делает: к примеру, видит, что одну «птичку» сбили. Значит, тут мы работаем. Для последующих залётов он уже другие частоты подбирает и пытается прорваться. Соответственно, мы стараемся всё это законтрить. Короче, играем в «камень-ножницы-бумагу», пока кто-то не возьмёт верх.

В то время, пока отряд Ярого охотится за дронами или запускает свои на территорию врага для упреждения и отвлечения внимания, Леон с товарищами экстренно едут туда, где ожидается возможный прорыв.

— Если коротко, то, пожалуй, единственное, что мы не делаем, — в штурмы не ходим, — рассказывает воин. — Боремся с БПЛА, помогаем раненым, эвакуируем. Даже разминированием занимаемся — вон, Турист у нас прошёл специальное обучение по этому профилю. Сейчас это особенно актуально, потому что под листвой не видно кассетных суббоеприпасов, «колокольчиков» так называемых. А они сейсмоактивные — реагируют на движение или громкие звуки.

Для лучшей координации шебекинские добровольцы создали канал в Telegram, где уже больше 14 тысяч подписчиков. Бойцы в режиме онлайн оповещают не только местных жителей, но и военнослужащих, об опасностях и мерах предосторожности.

— Сарафанное радио прекрасно работает. Вот случай: едет гражданская «газелька». Мы понимаем, что по ней сейчас отработает FPV. Скидываем в чат голосовое. Водитель включил сообщение, прослушал, остановил машину посреди дороги и побежал до ближайшего укрытия. Живой остался, а для нас это главное.

Спасая чужие семьи, теробороновцы нередко ставят под угрозу свои собственные. Ведь даже несмотря на близость родного дома, попасть туда получается крайне редко.

— Я вот с обычной работы вернулся, сейчас заступил в ночь, — слегка нервничает Ярый. — Потом опять на работу и снова на дежурство. И так по кругу. Я ребёнка вижу два часа в неделю, а дочке только исполнилось два года. Хочется с ней в отпуск съездить, мир показать. Но пока — увы, не до этого. Ну и мы знали, на что подписывались. И нас ведь, кроме какого-то внутреннего долга, никто, слава Богу, не держит.

Бойцы самообороны в один голос говорят: благодаря внутренней уверенности, что могут в любой момент всё прекратить, никто никуда, даже несмотря на отсутствие правого статуса, льгот и страховки, не разбегается. Правда, признают: внимания со стороны государства порой не хватает.

— Мы постоянно ездим под обстрелы — не за деньги, а потому что нужно выполнять задачи, — кажется, Леон вот-вот ударит себя кулаком в грудь. — А формально получается, что в боевых действиях мы не участвуем. Хотя есть регулярные подразделения, которые боятся появляться там, где мы каждый день работаем. При этом они имеют статус участника, а мы нет.

Его мысль собирается продолжить Кабан, но не успевает: срывается с места, на ходу застёгивает бронежилет, берёт в руки каску — пора отправляться на очередную миссию по защите Шебекино.