Один из массово тиражируемых ходов украинской пропаганды времён Майдана и начала войны в Донбассе в 2014 году можно описать так: «звонок в Киев».

Иван Шилов ИА Регнум

Либо некий человек был в Киеве, а там всё совсем не так, как рассказывают в России. Либо кто-то звонил киевлянину, который рассказал «правду».

«Да посмотрите, на Подоле весело и интересно, творчество, атмосфера, свобода! Ни одного нациста там не видели никогда, только художники и молодёжь со светлыми лицами!» — рассказывает очередной киевлянин. И не всякий знал, что Подол — запретный для радикалов образцово-показательный район для демонстрации милого демократичного Киева иностранцам. Ну и для отдыха элиты, которая не хочет видеть лишнего во время отдыха.

Ближе к концу десятых годов казалось, что истории «я позвонил в Киев, а там все не так» ушли в прошлое. Но вдруг их опять массово, под копирку, начали штамповать с началом СВО уже для российской публики. Заняты этим многие, от украинского ИПсО до российских беглых звёзд. К старому доброму «не верьте, среди нас нет ни одного нациста, и русский язык свободно используется» добавились рассказы о высочайшем боевом духе всего украинского общества и готовности воевать до конца. Из первого делается вывод о ложных причинах начала СВО. А из второго, смахивая слезу, звезда-релокант чаще всего делает вывод о том, что «невозможно победить народ, защищающий свой дом».

Можно было бы просто сказать, что одиночные примеры не являются доказательствами. Тем более когда речь о представителях богемы, которые звонят другим представителям богемы, а о жизни обычных людей и киевский, и московский собеседники имеют смутное представление. Или вспомнить о том, что единичные примеры не опровергают статистику. А можно привести в пример миллионы немцев, которые уже после войны рассказывали, что никогда не видели и ничего не знали про Холокост, и вспоминали, как прекрасно жилось в Берлине в 42-м году.

Но почему вообще работает довод про звонки или поездки в Киев, почему в него верят (иногда даже сами озвучивающие)?

Чем ближе к фронту находится человек с нашей стороны, тем сложнее ему впарить мифы про мирных и либеральных украинцев. В конечном счёте все понимают, кто и куда стреляет. Многие бывшие на фронте видели и нацистские подразделения Украины, и символику, и преступления. Поэтому рассказы про то, что украинцы удивлены предположением о нацистах среди них, хорошо работали либо в начале войны, либо среди людей от войны далёких. В какой-то момент говорить о том, что украинец не видел нацистов нигде, кроме российского ТВ, стало уже странным. Ведь в подобном случае он буквально должен не видеть сразу несколько полноштатных армейских бригад, которые годами проводят военные парады!

Подобные «разговоры с киевлянами» (когда они действительно имеют место, а не выдумываются на ходу) обычно происходят между благополучными людьми. На той стороне «провода» зачастую находится либо промайданный, либо сытый обыватель. На вопрос о любых проблемах собеседник отвечает, что таких проблем у него нет. Скажем, есть ли проблема с ограничениями русского языка? Нет, ответит собеседник. Правда, он сам уже решил украинизироваться, а русский иногда использует для общения с такими вот сомневающимися из России. С его точки зрения, это не проблема.

Меня как-то раз поразил пересказ разговора коллеги, которая созванивалась с киевскими журналистами. И они утверждали, что никаких проблем со свободой слова у них нет — свою ярую проукраинскую позицию они могут выражать абсолютно свободно. Проблема в тот момент была уже огромная, но просто не у них, а у убитого Олеся Бузины или лежавшего в реанимации Руслана Коцабы. И ещё у многих лишившихся работы, бежавших с Украины или попавших в тайные тюрьмы.

Это ведь только в кино насилие происходит у всех на глазах посреди столичных улиц. В жизни существуют тайные тюрьмы, избирательное правосудие и прочие вещи. Конечно, есть и уличные расправы, иногда даже показательные — для публики. Но их не так много, если говорить о показательно мирных районах. И когда информация о них достигает обывателя, он старается вспоминать о них пореже. Вот как в Одессе, где показательно и публично убили огромное количество людей, причём с особой жестокостью. Но обыватель старается об этом поменьше говорить, просто он ведёт себя немного по-другому, не так как раньше. И по-прежнему может сказать: «Что вы, я ничего подобного не видел, со мной такого не происходило!». Да, иногда пропадают люди. Но мало ли почему они пропадают?

И еще. Почему-то звонят именно в Киев. А звонить стоило бы в какой-нибудь регион, который отдали в качестве вассальной вотчины за заслуги одной из запрещённых организаций. Или просто туда, где в ватников вбивают покорность. Вот там есть шансы услышать гораздо более интересные ответы на вопросы о проблемах. Но туда почему-то годами не звонят ни известные актёры-эмигранты, ни «правозащитники», ни люди с широко разрекламированным критическим мышлением. И уж тем более не доезжают. Ведь тех людей не жалко. И вообще, какие-то они неяркие, невесёлые, мало ли что у этих совков там происходит. Это же не растаманы с Подола, за которых волновались все: от американского посольства до русских либералов, когда бойцы одной из запрещённых в РФ организаций пришли немного погромить наркоманский притон, но ошиблись с границами дозволенного. Правда, через несколько дней все предпочли об этом забыть, зачем пускать в свою жизнь такой негатив.

После начала СВО в содержание подобных историй добавились рассказы о боевом духе украинцев. Причем диалоги происходят между людьми, которые воевать никогда не будут с обеих сторон. Вот звонит известный актёр и активист, бежавший из РФ к своей киевской подруге продюсер (-ке). Конечно, украинская собеседница расскажет ему, что она готова, чтоб из каждого села забрали всех, и будет воевать до последнего мужика. Её это не коснется, её семьи (она думает), что тоже. А на тех людей оба собеседника плевать хотели, лишь в немного меньшей степени, чем на жителей Донбасса…

В процессе написания этого текста я пересмотрел несколько десятков интервью российских либеральных деятелей. Столько, сколько моя тренированная годами работы психика смогла перенести до момента, когда я начал отвечать монитору или срываться в приступы смеха. История звонка друзьям в Киев повторяется почти одинаково, в какой-то момент уже знаешь, что услышишь дальше. Очень редко вместо звонка следуют воспоминания о поездке, но это не меняет смысла абсолютно.

Во всех случаях речь идёт либо об ошибке наблюдателя, получающего вырванные из контекста ответы на вопросы, которые даже не способен правильно сформулировать, либо об откровенном вранье.