Бунт во Франции показал, что русские слишком белые

Мятеж французских зуммеров стих так же внезапно, как начался, но рассказал нам кое-что о нас самих: русские по-прежнему считают себя белыми. Вопреки всему, кроме зеркала.

Наши симпатии где угодно, но не на стороне погромщиков — преимущественно подростков, мусульман, мигрантов в каком-то там поколении. Нам претят костры Парижа, нас возмущают разграбленные магазины, мы солидарны с требованиями французских правых навести порядок жесткой рукой и найти управу на «этих».

Наши правые авторы прямо пишут о цивилизационной войне, объявленной против Европы. По страсти в их словах понятно, что к Европе они причисляют и себя.

Но это ложное самопозиционирование.

В реальности цивилизационная война ведется Европой, и ведется против нас. Полтора года — достаточный срок, чтобы заметить: все белые сейчас против нас. Кроме венгров (а также белорусов и сербов, но они больше русские, чем белые).

Для белого мира жизнь русского не имеет решающей ценности, и приоритетной статьей белых бюджетов стало физическое уничтожение россиян. Например, российских солдат — путем вооружения Украины. Франция — первая страна, где решили передать в ВСУ пресловутые «натовские танки».

В белом мире собственность русских русским не принадлежит, а дискуссии вокруг этой проблемы ведутся с уклоном в окончательную легализацию воровства. Например, государственных владений Российской Федерации — в пользу Владимира Зеленского. Франция — одна из стран-лидеров по заморозке российских активов.

У белого мира отлилось в юридическую норму поражение русских в правах по принципу и гражданства, и происхождения. Например, в Эстонии запретили не только въезд с российским паспортом, но и владение оружием для тех, у кого такой паспорт хоть когда-то был (надо думать, чтоб проще было бить по морде).

Франция, справедливости ради, на такое еще не решилась, но дайте ей срок расчистить угли и подсчитать убытки. Так бодро начали, что еще успеют.

Теперь, конечно, время особое, а в отношениях с Западом у нас почти полный «аля гер ком аля гер», но белыми нас не считали и раньше. Называли по-разному и с поправкой на эпоху: крещеными медведями, самым западным из восточных народов, Верхней Вольтой с ракетами или Нигерией в снегах, а бывало, что и недочеловеками, как бравый генерал Паттон в середине XX века (он, конечно, большой герой большой войны, но по расовым причинам горевал, что воевать ему пришлось с немцами, а не с русскими).

В то же самое время те государства, правительства и народы, кто протянул России руку помощи (не в ущерб себе, но это тоже ценно: европейцы-то гадят нам и в ущерб себе) и даже не порывался поиграть в изоляцию всего русского, — это все небелые. Очень разные люди — от вековечного врага турка до слетающихся сейчас на саммит в РФ африканцев. Но белых среди них точно нет, если брать точку зрения «профильных специалистов» типа Паттона.

Удивляться нечему: эти небелые не раз бывали на нашем месте. И видели от белых много чего похуже, вплоть до тотального истребления.

Вот французы — они точно белые. И по неслучайному совпадению те страны, где относятся к России и русским прилично, к французским событиям относятся не «по-русски» — без аплодисментов для жандармерии.

В глазах мировых левых Пятая республика платит за империалистическую политику предшественников, за социальное расслоение, за расизм. В арабских и африканских глазах все особенно неоднозначно, поскольку взбунтовавшиеся во многом — их люди.

От Алжира (первая волна миграции во Францию) до Сирии (предпоследняя, до украинской, волна миграции во Францию) это почти внутренний вопрос, для нас — сугубо внешний. Но уже поэтому стоит помнить, что президент Алжира ведет свою страну в БРИКС и гостит на ПМЭФ, а Сирия одна из очень немногих стран, кто полностью признает нашу новую территориальную целостность. Франция от такого бесконечно далека.

Но главная разница между белыми и небелыми не в этом и не в санкциях, а в целеполагании. Всё то же самое — уличные бои с полицией, мародерства, смуту — предполагалось увидеть в Москве и Питере, а не в Париже и Марселе. Эммануэль Макрон хлебает ровно то, что готовилось для нас.

Европейцы непременно скажут, что подобная трактовка событий — ложь и пропаганда, но это возмущение рассчитано на идиотов. Шляпы нужны, чтобы носить их на голове, танки — для наступления армий, а попытка удушить ту или иную экономику — для ее обрушения и провоцирования бунта против действующих властей.

Однако бунт случился в самой Франции. И его причины, в общем-то, на поверхности: инфляция, падение уровня жизни, исчезновение рабочих мест. По тем же причинам бунтовали века назад, бунтуют сейчас и будут бунтовать в будущем. А во французском случае, говорим ли мы об энергетическом кризисе или оттоке производств в Америку, это в том числе последствия попытки «изолировать» и «наказать» Россию.

Подростки — та часть общества, которая от экономических проблем звереет в первую очередь. То есть сами эти проблемы, строго говоря, у их родителей, но у родителей и кожа гораздо толще: «бывало хуже», «поживем — увидим», «жизнь как зебра». Когда человеку всего 17 лет, полтора года обеднения — это большая часть сознательной жизни, а аббревиатуру ACAB редко кому нужно расшифровывать.

С многочисленными поправками на французские реалии (в том числе и расовые) получилось то, что получилось. У них, а не у нас. Но французы старались, чтоб у нас.

Инерционная солидарность с этими самыми французами и их жандармерией для российского общества в целом очень хороший признак, поскольку подтверждает наличие у общества иммунной системы — неприятия революций, смуты, бесчинств, благо, нахлебались этого сами. Однако наше внутреннее самоощущение противоречит базовым реалиям жизни — и над этим придется думать, как-то с этим работать, куда-то это менять, чтоб оно не выглядело шизофренией.

Речь, понятно, не о тех россиянах, кто релоцировался в Париж, желая Родине всего самого плохого, — их бешенство от несовпадения реального и ожидаемого не надо объяснять и сочувствовать ему вряд ли надо. Но изнутри России комично переживать за французские бутики, покупать что-либо в которых россиянам запретили законом, когда запрета на российские карты показалось мало.

Какая реакция на бесчинства в Париже более уместна — ответа нет, но его стоит поискать, а особенно настойчиво в право-патриотических кругах, где ксенофобия явно превалирует над пониманием национальных интересов, что для русских сейчас просто губительно.

«Арабофранцузы», что грабят и жгут, — они, конечно, не «наши» (хотя минимально политизированные из них при встрече расскажут вам, что Russia good, USA bad; в интернете десятки подобных историй), но ВСУ не вооружали и санкций не вводили. А те, кто вооружал и вводил, — это верифицированные вражины, упавшие в яму, которую рыли для нас.

Генерал де Голль и жандарм Крюшо до всего этого, слава Богу, не дожили. Пусть Бог и дальше разбирается, кто во Франции «свои». А нам пока — чашечку кофе. Черной африканской арабики.