Сегодня на редакционной планерке мы обсуждали, как мог бы выглядеть фоторепортаж о событиях этого дня. Главное событие дня — атака украинских дронов на Москву. Самая простая идея — оформить событие съемкой, сделанной на месте эвакуации жителей домов, к которым прилетели дроны. «Один мужчина эвакуировался с самым ценным — с бутылочкой шампанского», — сказала наша редактор, предлагая взять в фоторяд этот сюжет. А я подумала: где-то я уже всё это видела.

Иван Шилов ИА REGNUM
Атака БПЛА на Москву

Да, я всё это видела в феврале–марте 22-го, когда киевляне поспешили в бомбоубежища.

Мне запомнилась фотография, на которой был изображен киевский хипстер, одетый в худи. На вытянутых руках он бережно нес перед собой аквариум с рыбкой — в эвакуацию. Мы тоже могли бы оформить событие дня кошечками, рыбками и шампанским. Но я хорошо помню свои чувства, с которыми смотрела на хипстера с рыбкой.

Если б он знал, каково это неделями сидеть в бомбоубежище, он бы приготовился к спуску в него лучше. И, кроме рыбки, взял бы с собой еду, воду, медикаменты и теплые вещи. Если бы киевляне в тот момент знали, что такое прилет снаряда в твою сторону, хотя б раз слышали с какой тупой неумолимой злобой он хлещет землю и асфальт, не стали бы бравировать тем, что плевать они хотели на обстрелы, и никому их не сломить. Может, и не сломить, несгибаемость — отличное качество в человеке.

Но когда ты демонстрируешь браваду в адрес обстрелов — это не есть признак несгибаемости. Это говорит лишь о том, что настоящего пороха ты не нюхал. И не знаешь, что оно такое — ждать возвращения родного близкого с улицы или с работы в городе, где обстрелы всегда. Ждать маму, папу, ребенка.

«Кто-нибудь из вас когда-нибудь находился под обстрелом?» — спросила я редакцию.

Нет. Никто.

Никто — и это прекрасно.

Вчера я, засидевшись на одном мероприятии, вышла на улицу в центре Москвы. Это был Китай-город в двенадцатом часу ночи.

Я вышла из подъезда прямо на людный тротуар. Горели фонари. Еще толком и не стемнело. Люди гуляли. Носились ненавистные мне самокаты. Это была очень мирная картинка. Как глоток прежней жизни. «Надо же, — подумала я. — Как будто и не гибнут прямо в эту минуту люди на передовой».

А я теперь всё соизмеряю с окопами. И чем спокойней картинка, лежащая перед моими глазами, тем крепче мои мысли привязываются к солдатам, которые ведут сейчас другую жизнь, совсем другую жизнь, обеспечивая нам эту мирную картину. И чем благостней она, тем яростней они там должны сейчас биться за нас и за наш мир. И поэтому в этом моменте мы должны и будем еще больше ценить эту возможность — иметь иллюзию о том, что всё, как прежде, зная, что всё не так.

Зная, что всё не так — это и есть свидетельство присутствия духа. Духа, который должен обеспечить победу.

Быть готовым к тому, что в любую минуту — в эту или следующую — мирная картинка может быть разбита, и не подавать при этом виду — вот оно свидетельство того, что твой дух не позволяет поддаться панике. Паника — цель дронов, сегодня атаковавших Москву. А мы связаны с окопами всеми возможными нитями. Запаникуем мы, зарябит картинка нашей жизни, и им там будет сложней побеждать.

Но давайте будем честными с самими собой — мы пока не знаем, что лежит под мирной картинкой Москвы: дух, живущий во многих ее людях, или нежелание многих людей, находящихся в городе, знать о том, что происходит в реальности.

Если второй вариант, то при сгущающихся обстоятельствах картинка зарябит и треснет. Вот почему мне так не нравятся кошечки и шампанское как символ несгибаемости. Это несгибаемость или бравада?

Киев себя так на дух и не проверил — Россия избегает стрелять по гражданским. А Киев еще будет проверять нас на прочность, как он проверяет наши приграничные области. Но там люди не бегут в убежища, волоча за собой аквариумы, но ведь они и в принципе никуда не бегут. А может, их дух в немалой степени подкрепляет мысль о том, что у них за спиной — всё осознающая, но не поддающаяся панике Москва?

Только как им это показать?