Ряженая реальность: украинская государственность была создана на коленке
5 декабря 1991 года принял присягу первый президент Украины Леонид Кравчук. Происходило это так, что мало кто поверил в серьёзность и эпохальность происходящего.
Если правление Симона Петлюры, по свидетельству Михаила Булгакова, было выдержано в жанре оперетки, то рождение второго издания украинской государственности было похоже на оперетту, которую плохо отрепетировали. Те, кто застал судьбоносный момент во взрослом возрасте, вспоминают, что всё происходило впопыхах и в сумбуре.
Выборы первого в истории президента проходили 1 декабря, одновременно с референдумом о независимости.
Оперативно было объявлено: Украину считать независимой, а в единственном туре убедительно (с 62% и при рекордной, до сих пор не превзойдённой явке в 19,6 млн человек) победил действующий председатель Верховного Совета Леонид Макарович Кравчук.
Уже не товарищ Кравчук. Выпускник Академии общественных наук при ЦК КПСС, который ещё в том же 1991-м был членом этого самого ЦК, своевременно «обнулил» партбилет и шёл на выборы как беспартийный и, конечно, независимый кандидат.
Уже три дня победителя «инаугурировали» на его прежнем рабочем месте — в зале заседаний Верховного Совета Украинской ССР XI созыва.
Появление на карте нового независимого государства и явление первого его президента почти никто не почтил вниманием: в качестве зарубежных гостей присутствовали только диппредставители соседней Польши и обладательницы самой крупной диаспоры — Канады.
Всё было настолько на скорую руку, что президенту даже не успели сочинить присягу. За неимением прочего Кравчук произнёс клятву депутата Верховного Совета. К слову, то же название парламент носит и сейчас, ведь рада — это совет по-украински.
Импровизировать пришлось и с другими президентскими ритуалами и регалиями.
Срочно требуется духовная книга!
По идее, глава независимого государства должен присягать на конституции этого государства. Но её, по сути, не было — был принятый в 1978 году, через год после «брежневской» Конституции СССР, Основной закон Украинской ССР.
Из документа уже вымарали упоминания и о СССР, и о руководящей и направляющей силе КПСС. Хотя при этом был принят закон о правопреемстве УССР и новопровозглашённого государства — что добавляло толику абсурда.
Для присяги требовалось что-то посолиднее сильно отредактированной брошюры, поэтому буквально на коленке был сочинён новый ритуал.
Поэт из Львова Роман Лубковский, который вошёл в националистический «Народный рух» и стал народным депутатом, сообразил, что должна присутствовать «духовная книга». Оставалось её найти.
Оперативно вспомнили, что Николай Жулинский — замдиректора Института литературы АН УССР, автор диссертации «К вопросу об историческом оптимизме советской литературы» — осознал себя убеждённым патриотом и постоянно говорил о «Пересопницком Евангелии» как о национальном символе.
Увесистый, под 10 кг, рукописный том XVI века вполне годился на такую роль: первый перевод Священного писания с церковнославянского на общенародный язык, да ещё с дарственной надписью, оставленной в XVII веке самим гетманом Ивана Мазепой.
Правда, в самом же фолианте есть надпись, что это перевод «на мову русскую», а главный «промоутер» Пересопницкого евангелия, пан Жулинский, позиционировал себя как противник русского языка как государственного — но это уже мало кого смущало.
Солидно выглядящая древняя книга появилась на первой инаугурации и появлялась после этого ещё шесть раз. Но в тот раз не было ни гетманской булавы, ни прочих символов-«клейнодов» (да и вообще указ «Про офіційні символи глави держави» приняли только в 1999-м). Даже «Ще не вмерла…» не звучала — гимн утвердили в 1992-м.
Здесь тоже импровизировали — хор имени Верёвки подобрал подходящий репертуар и исполнил песню на музыку композитора XIX века Николая Лысенко «Боже великий единый, нам Украину храни!».
Благословение от лауреата Сталинских премий
С прочими символами независимости было не меньше странностей. Гербом «распрощавшейся с имперским и советским тоталитарным наследием» Украины до 1992 года был герб УССР с серпом, молотом и «пролетариями всех стран» на русском и украинском языках. Первый президент присягал не «тризубу».
Что же до флага, то «жовто-блакитний прапор» был вроде официальным, а вроде и нет — после провала путча ГКЧП было принято постановление Верховного совета об официальном его использовании наряду с красным знаменем УССР, но закон «Про флаг» приняли только в 1992-м.
С напутственным словом выступил видный национально мыслящий «письменник», член ВКП (б) с 1946 года, лауреат Ленинской и двух Сталинских премий, сооснователь «Народного руха» Олесь Гончар — и, пожалуй, всё.
Спешка была понятной.
Как вспоминал сам Кравчук впоследствии, «на следующий день я уехал в Беловежскую пущу для принятия исторического документа — Беловежского соглашения».
Да, на момент инаугурации Украина была как бы независимой, а как бы и нет — де-юре ещё существовал СССР. Требовалось как можно скорее поставить точку в истории «Союза нерушимого», поэтому президентство Кравчука даже не обмывали.
«Мы не праздновали инаугурацию, не было никаких застолий и выпивки, — подчёркивал Кравчук. — Мы в то время мыслили немного иначе — на повестке дня была жизнь Украины, мы из советского переходили в независимое государство… У нас не было времени заниматься какими-то второстепенными, как мы считали, делами».
Без армии и с одноразовыми деньгами
Итак, в тот день вступил в должность глава государства не только без символики, но также без армии, без КПП и таможен на большей части новых границ. Валюта была условной: имели место одноразовые купоны, которые вырезались ножницами из большого листа бумаги и прикладывались к советским рублям.
В кремлёвском кабинете ещё сидел президент СССР Михаил Горбачёв, хотя и мало чего мог.
О том, что и ему как политику, и всему единому пространству от Чопа до Анадыря (даже сколь угодно обновлённому и демократичному) отмерено меньше месяца, не знали даже Борис Ельцин и Кравчук со Станиславом Шушкевичем, не говоря уже о Джордже Буше-старшем и общественности во всём мире.
Многим тогда казалось, что с заменой СССР на СНГ поменяется лишь то, что в Москву деньги перечислять не придётся.
Ещё раз — если обратиться к воспоминаниям тех дней, то украинская государственность тогда виделась совсем уж ненастоящей, ряженой.
И хор имени Верёвки, привычный по официозным советским концертам и программам киевского телеканала, и недавний второй секретарь ЦК КП УССР в кресле сначала председателя Рады, а затем и президента.
Впрочем, это была — в духе ходившего тогда анекдота про чукчей — «однако, тенденция».
Почему «Незалежная» доверилась бывшему партфункционеру
Неистовый диссидент, сын писателя Звиад Гамсахурдиа, ставший президентом Грузии, и спокойный университетский профессор и также сын писателя Станислав Шушкевич, возглавивший Белоруссию, выглядели исключением из правил.
Правилом же было то, что во главе экс-союзной республики становится бывший верный ленинец: третий секретарь молдавского ЦК Мирча Снегур, первый секретарь ЦК КП Азербайджана Аяз Муталибов, член Политбюро ЦК КПСС Нурсултан Назарбаев, секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро, кавалер ордена Ленина Борис Ельцин… Даже борец за свободу Литвы Витаутас Ландсбергис, как выяснилось уже в наше время, плодотворно сотрудничал с КГБ ЛитССР. Товарищ Кравчук вполне вписывается в общий ряд.
Но судя по впечатлениям из 1991-го, Украина сделала выбор вполне искренне. Сейчас уже требуются усилия памяти, чтобы ответить на вопрос: почему Кравчук показал результат в 62%, который смог превзойти только Владимир Зеленский 27 лет спустя?
Проще всего сказать, что люди в обоих случаях слепо доверились. Но ещё вернее то, что другие варианты были ещё хуже.
Если в Зеленском, на беду для себя, увидели нечто новое и несистемное, то Кравчук выглядел наиболее привычным и прогнозируемым. Плоть от плоти киевский партноменклатурный деятель: выходец из села, пообтесавшийся в кабинетах города над Днепром, идеально владевший мовой и, как говорил поэт Иван Драч, «перехитрил сам себя».
На его фоне не были убедительны ни диссиденты со стажем Вячеслав Черновол и Левко Лукьяненко (однокурсник Горбачёва по МГУ, потом ударившийся в украинство), ни «классический демократ» и зам Кравчука по Раде, харьковский профессор Владимир Гринёв.
Черновол и Лукьяненко ассоциировались с Галицией и бандеровцами (Кравчук же был родом хоть с Запада, но не из Галичины, а с православной Волыни), а Гринёва не так хорошо знали за пределами его родного политеха. (хотя за него охотно голосовала русская интеллигенция в городах Юго-Востока от Одессы до Луганска). Остальные кандидаты уж совсем никому не знакомы.
Заметим, что все претенденты, кроме Лукьяненко, обещали, что украинизации и разрыва связей с Россией не будет. И это обещание сработало. Как срабатывало ещё неоднократно — вплоть до кампании Зеленского.
Отец консенсуса
В 1991-м ещё всё было впереди — и экономические реформы, и новая военная присяга с разделом Черноморского флота, и подавление первых попыток Крыма и Севастополя вернуться на Родину. И отставка Кравчука досрочно, но без импичмента.
А ещё приватизация и новые хозяева всего и вся — во многом из старой партхозноменклатуры. Но это будет уже в другой жизни, хотя и совсем скоро.
В общем, так начинал складываться негласный общественный договор, который в целом соблюдался долго. Его можно сформулировать так:
Вы не трогаете русский язык в быту и образовании на местах, не ссоритесь с Россией по-крупному и не мешаете нам зарабатывать деньги, а мы не против вашего украинства, пока оно не сильно нам портит жизнь.
Правда, второй пункт этого «договора» был не столь безобидным, как оказалось уже скоро: восток страны зарабатывает деньги, а запад получает убыточную гуманитарную сферу.
Это и предопределило впоследствии то, что сама украинская государственность будет полностью обессмыслена. Ведь тогда казалось, что если нас, «схидняков», больше, то они там во Львове не забалуют всерьёз.
Украинское государство выращивало и предъявляло свою суть медленно и по частям, незаметно вытесняя собой то, что казалось раньше незыблемым и бесспорным. Временами возникала угроза форсированной украинизации и разрыва связей с Россией, но её удавалось отвести или минимизировать.
Нельзя сказать, что тогда, три десятилетия назад, совсем никто не предполагал, чем всё закончится. В прессе тех лет, особенно провинциальной, звучали голоса о перспективах внутреенего гражданского противостояния и даже войны с Россией. Но их предпочитали не замечать…
