«Накормил — дай пищу духовную». Правила благотворительности Марины Зубовой

— Сюда я приехала в марте 2022 года, буквально сразу после начала СВО, — расположившись на мягком кожаном диване с чашкой ароматного кофе в руках, рассказывает молодая женщина в пёстрых одеждах.

Марина Зубова — пример успешной московской леди, которая ни сном ни духом не была посвящена в события «Русской весны». Февраль 2022 года на неё свалился даже не как снег на голову, а словно ударил батогом по темени. Но, в отличие от остальной условной богемы, она никогда не оставалась в стороне от нужд людей, которым требовалась помощь.

— Я руководила благотворительным фондом. Мы помогали людям в трудной жизненной ситуации. В основном детям-инвалидам. Закупали оборудование, оплачивали лекарства и операции. Со мной работала моя коллега. А она как раз из ЛНР, у неё здесь родители живут. И, естественно, она как никто знала, что тут происходит и что нужно людям в первую очередь.

Благодаря рассказам подруги Марина решилась на, возможно, самый опасный поступок в своей жизни — лично приехать в Донбасс. Естественно, не с пустыми руками. Собрав по сусекам нужную информацию — с момента начала СВО минуло чуть больше недели — и вооружившись всеми возможными документами, Зубова села за руль автомобиля, под завязку гружённого тяжёлыми коробками, и отправилась в путь.

— Мне сказали, что нужны металлические конструкции для первых раненых мобилизованных бойцов из Луганска. Я сразу всё собрала и пулей долетела до границы. А когда приехала, поняла, что без официального приглашения с той стороны меня ни за что не пустят. Пограничники начали расспрашивать: кто я, откуда, зачем еду? А что за фонд такой и что в машине? Много часов мы с ними беседовали, дело не сдвигалось с мёртвой точки.

Но тут, прямо как в кино, всё решил его величество Случай.

— По телевизору показывали какую-то программу, где я давала интервью и рассказывала о работе фонда. Пограничники посмотрели на экран, потом на меня, потом снова на экран и ещё раз попросили документы. Я им опять вываливаю весь перечень бумаг — не только паспорт и водительское, но и все накладные и отчёты фонда. В общем, процесс, слава Богу, пошёл. Забегая вперёд, скажу: каждый раз, когда я впоследствии сюда приезжала и попадала на эту смену, меня очень тепло встречали. До сих пор общаемся. Ну что поделать — работа у них такая.

После пересечения «ленточки» — так называют границу республик и большой России — Марина очутилась словно в параллельной реальности. Вроде всё понятно: это дорога, по ней нужно ехать. Вот указатели, по ним нужно ориентироваться. Но атмосфера вокруг всячески напоминала столичной гостье, что здесь её ждёт отнюдь не лёгкая прогулка.

— У меня было ощущение, будто я в какую-то игру заехала и за мной закрылись ворота. Шесть часов вечера воскресенья, темно. Вдали за обочиной виднеется ствол разбитой шахты, всюду слякоть, лысые деревья — сплошной мрак. Думаю: Господи, что я тут делаю? Ехала по навигатору, связь отвалилась. Слава Богу, меня встретили на середине пути и мы поехали дальше. В Луганске остановились в кафе, попили кофе, вышли на улицу — а там никого, вообще безлюдно. Спрашиваю у провожатых: «Тут всегда так?» Да нет, отвечают, просто мобилизация сейчас идёт.

Но утро вечера мудренее — когда выглянуло солнышко, стало как-то повеселее, вспоминает Зубова. А свежий приток витамина «Д» заодно напомнил, что у неё здесь много работы.

— Груз отвезли главврачу больницы. Но моя основная цель, конечно, была иной: познакомиться со всеми и узнать, в чём острая необходимость и что делать дальше. Так и пролетело несколько дней — меня со всеми знакомили, в подробностях рассказывали о жизни в регионе. И я сразу приметила, что здесь ни в каком виде нет НКО, просто выжженная земля какая-то. А социальных проблем у людей — наоборот, выше крыши. Получалась странная картина.

В кулуарных беседах патриоты Луганщины рассказали Зубовой, что такая ситуация сохранялась годами. И неспроста, ведь большинство благотворительных фондов до этого сидели на кормушке у иноземных сил и самым натуральным образом работали на врага.

— Их в итоге всех зачистили под ноль. Но дело в том, что и порядочным организациям не давали вырасти — всех моментально рубили. У нас, в России, наоборот: политика направлена на развитие и поддержку некоммерческого сектора.

Экстравагантная поездка, которую Марина сама себе организовала ради острых ощущений, неожиданно заиграла новыми смыслами. Девушка поняла, что для неё здесь открывается непаханое поле.

— Я поставила себе чёткую задачу: с нуля построить некоммерческий сектор, чтобы помогать людям. Тут и слова-то такого — НКО не знали. А если и знали, то шарахались, думая, что это какая-то шпионская штука и от неё нужно держаться подальше.

Имея за плечами опыт руководства крупной структурой и организаторские способности, Марина начала выстраивать горизонтальные связи: обивала пороги местных феодалов, напрашивалась на деловые ужины и чашечку кофе.

— Тут ведь были, да и есть, крайне специфические проблемы, с которыми в России, даже после начала СВО, мы не сталкивались. Например, полная изоляция банковской системы. А как вести бизнес, если невозможны внешние контакты? Плохая, почти невозможная логистика товаров. И вот мне всё это разжёвывали, а я старательно вникала в нюансы.

И когда окончательно вникла, стало ясно: кратковременными наездами тут не обойдёшься. Через пару-тройку месяцев, в начале лета, Марина Зубова оставила все заботы московского фонда коллегам, а сама переехала в уже ставший родным город-герой Луганск. Где прямо с колёс принялась за дело.

— Тут были общественные организации — допустим, центр помощи инвалидам-колясочникам, — которые фактически не вели никакой активной деятельности. Моей задачей было их оживить, чтобы они реально хоть чем-то полезным занимались. А для этого как минимум нужно было составить правильную заявку на получение гранта. Оказалось, про такое здесь даже не слышали. Пришлось их учить азам социального проектирования. Ведь заявка на грант — это не письмо состряпать в районную администрацию. Я ночами с ними сидела, мы досконально каждый пункт прорабатывали.

Помимо отсутствия навыков работы с крупными благотворительными проектами, рассказывает Марина, процесс осложнялся нередко и надуманными страхами в головах её новых коллег.

— Боялись всего на свете: что не смогут написать или впоследствии отчитаться. Люди, конечно, много горя хлебнули за все эти годы, и их зашоренность мне совершенно понятна была. Но вот принять я её всё равно не могла.

С официальным включением ЛНР в состав России дела пошли в гору — местные чиновники уже были бессильны перед общероссийскими нормами права и всё меньше вставляли палки в колёса.

— Люди стали гораздо увереннее, причём как здесь, так и на «большой земле». Сюда начали приезжать различные партнёры. Мы их всех тут сводили вместе, чтобы потом реализовывать проекты.

Когда в регионе стало капельку посвободнее и появилась первая благотворительная инфраструктура, Марина Зубова основала в Луганске новый фонд.

— Без ложной скромности, люди нас уже хорошо знают. Поначалу к нам обращались исключительно беженцы с освобождаемых территорий, а теперь приходят вообще все, кому нужна помощь. И знаете, для меня это прямо новый опыт погружения. В Москве я никогда не проводила столько времени в личном контакте с просителями — всё, как правило, на удалёнке делалось. А тут прямо проходной двор организовался: допустим, помогли мы одному человеку из Попасной, а на следующий день у наших дверей уже сотни таких стоят.

Фонд Марины Зубовой «БлагоДарите» не только решает бытовые и насущные проблемы людей, но и старается их всячески социализировать.

— Я всегда знала, что после того, как накормил и напоил, нужно дать пищу духовную. Мы начали организовывать выставки и концерты, приглашать подопечных фонда. Знаете, столько благодарных слёз я никогда в своей жизни не видела. Оказалось, никто раньше не предлагал подобные мероприятия. А для них это было очень важно.

С некоторыми семьями Марина плотно сдружилась — почти породнилась.

— Я всегда об этом рассказываю. Интеллигентнейшая пожилая пара из Лисичанска: он врач, она директор школы, их дом сгорел под обстрелами. И как-то раз они позвонили, спрашивают: а можно мы к вам придём и отметим золотую свадьбу, вы ведь для нас здесь самые близкие люди, нам больше не с кем отметить такое событие. Пришли с бутылочкой шампанского и домашней выпечкой. Но самое интересное, они принесли с собой все свои воспоминания: какие-то бирочки, духи старинные, что-то ещё. Всё доставали, рассказывали нам и показывали. Оказалось, их дочка живёт в Москве, но с ними не общается и не интересуется их судьбой. Бывший зять с внучкой, которые сейчас в Киеве, вообще их прокляли. Поэтому, кроме нас, у них никого и не было.

Сейчас, по прошествии двух лет, Марина отмечает значительные изменения в Луганске.

— Он кардинально изменился, дороги построились, площадки открываются, — говорит она, с оптимизмом глядя в будущее. — Я вижу, как развивается некоммерческий сектор, и это вдохновляет меня продолжать работу. Люди стали более открытыми и добрыми, а социальные проекты всё чаще получают поддержку. Но, что важнее всего, сами люди начинают доверять благотворительности и она уверенно становится неотъемлемой частью их жизни.

При поддержке Института развития интернета (АНО «ИРИ»)