Жаркий солнечный день, но в доме, где спасают раненых, темно. Окна занавешены, прикрыты коврами. Это светомаскировка: врачи постоянно работают по ночам при включённых лампах, нельзя, чтобы свет заметили вражеские дроны. Охота на медиков — давняя излюбленная забава противника.

ИА Регнум

Именно поэтому нельзя говорить, где расположен дом. Хватит того, что в Курской области.

Дом — это пункт медицинской стабилизации раненых. Здесь помогают и военным, и гражданским, которых медики-волонтёры эвакуируют из зоны боевых действий. Везут сюда «средних» и «тяжёлых», чтобы стабилизировать состояние, после чего отправляют их в госпиталь на операцию.

В доме — несколько десятков человек: медики из эвакуационных групп, военные фельдшеры и гражданские врачи-добровольцы. Утром приехала молодая медик из Курска, рассказывает ИА Регнум командир медвзвода с позывным Ирбис (позывной изменён. — Прим. ред.). Девушка приехала и предложила помощь.

«Руки нужны, конечно. С момента, как нас отправили на курское направление, работы у нас стало больше. Нужны специалисты разных профилей», — говорит мужчина.

Изменился и характер ранений: сейчас наши бойцы чаще вступают в ближний стрелковый бой с противником — многих привозят с «пулевыми».

«Осколок осколку рознь, конечно: может прилететь и такой крупный, что человек погибнет, — поясняет командир медвзвода. — Но пулевые ранения — сложные: повреждение происходит не только в зоне, куда попала пуля. Повреждаются и окружающие ткани, это сложно лечить».

Сам Ирбис на СВО — почти два года. На «гражданке» работал анестезиологом, была бронь от мобилизации. Но решил пойти добровольцем — у линии фронта, говорит он, принесёт больше пользы.

Сначала были тренировки, боевое слаживание, работа в тылу. Затем — первый выезд под Работино, стёртый с лица земли населённый пункт в Запорожской области, за который шла упорная борьба летом-осенью 2023 года. Во время разговора вокруг медика гуляет его кот: питомец путешествует с мужчиной со времён запорожской командировки.

«Я работал на эвакуации вместе с санитарами, забирали раненых и отвозили на следующий этап эвакуации. Тогда нам нужно было доехать, схватить раненого и быстро увезти. За нами гонялись дроны, по машинам работали миномёты — значительную помощь оказать не успеешь. Разве что провести ревизию жгутов, обезбол поставить и гемостатик применяешь», — рассказывает Ирбис.

Тогда же местные жители приходили к военным медикам, просили вылечить заболевших детей — получить помощь больше было негде.

Постепенно взвод Ирбиса набирался боевого опыта, санитары учились оказывать помощь на уровне врачей. Мужчину отправили работать к военным фельдшерам. Но до сих пор иногда случается выезжать за ранеными с эвакуационной группой.

Во время беседы в комнату заглядывает молодой парень — что-то уточняет о перевязке и быстро уходит. Оказывается, у фельдшера — первый день на службе, только решил подписать контракт.

Здесь, в стабпункте, оказывают «первую врачебную помощь с элементами специализированной», говорит командир медвзвода.

«Лечебная помощь с элементами реанимации. У нас есть кое-какая аппаратура, кислород — помогаем человеку дышать, если не может сам. Поднимаем низкое давление, понижаем высокое, «ставим» центральные вены. Максимально стабилизируем раненого и отправляем на следующий этап, где уже проводят операции», — поясняет Ирбис.

Во время каждого выезда своих ребят в зону боёв мужчина не может успокоиться: бывает всякое, военврачи тоже погибают. Вину за гибель медиков он берёт на себя — не может, как командир, иначе. Окружающих называет второй семьёй.

«Будем работать до окончательного разгрома врага. Кто-то же это должен делать», — говорит Ирбис устало, но жёстко.

В ещё один стабилизационный пункт едем, когда уже стемнело. На небе — огромная красноватая луна. В пути приходит сообщение: «Аккуратно там, «птички» (беспилотники. — Прим. ред.) кружат».

Виктория Толкачёва ИА Регнум

Руководит пунктом взрослый врач-хирург. Он не представляется. Говорит, что прибыл сюда, как и большинство медперсонала, добровольно, а самым сложным временем стали первые дни вторжения ВСУ: на месте нынешнего стабпункта был «пустой сарай», а раненых нужно было спасать. Но за считаные дни волонтёры из разных регионов России, в том числе из прифронтового Белгорода, привезли всё необходимое. Некоторые больницы передали дорогую аппаратуру, начали прибывать добровольцы-медики — собрали целую бригаду.

«Всё здесь организовано силами волонтёров, в первую очередь курских. Не каждая больница может похвастаться таким количеством «медицины» — привезли всё необходимое. Отдельно хочу поблагодарить медперсонал. Поначалу знакомых с военно-полевой хирургией было мало, но быстро всё поняли, притёрлись и теперь работают. Легче не стало, но точно стало спокойнее», — говорит собеседник ИА Регнум.

Хвалит он и ребят из эвакуации, без которых «тут бы уже некого было спасать». Иногда, когда привозят раненого, даже опытные врачи удивляются: как вообще его так смогли зажгутовать? Чуть ли не в подмышечной впадине остановили кровотечение.

«В целом мы работаем по стандарту: болевые шоки, остановка кровотечения, обработка ПХО, восстановление гемодинамики ОЦК. И отправляем человека дальше, тут не задерживаем», — поясняет технологию хирург.

Добровольцами приезжали два студента-медика, сейчас в стабпункте ждут новых — подобной медицинской практики они больше нигде не получат, добавляет врач.

«Нам есть что и кого защищать, поэтому люди стараются. А ещё раненых ребят жалко, почти все они младше меня — жить и жить. И многие будут жить благодаря нашей помощи», — говорит медик.

Истории спасения «тяжёлых» бойцов он вспоминает неохотно — зачем лишний раз бередить душу? Но о некоторых случаях всё же рассказывает. Одному бойцу осколок от мины попал в ребро, завернул, разрезал часть печени, перерубил слепую кишку, аппендикс, тазовую кость, а потом вышел из ягодицы. Парня удалось спасти. Врач уверен, что операцию проводил не человек, а «машина хирургии».

Виктория Толкачёва ИА Регнум

Другой боец получил перелом десяти ребер, причём на грудной клетке была видна пульсация сердца. Помимо этого, были контузия и большая кровопотеря — серьёзный вызов даже для опытного анестезиолога. В пути его сопровождала целая бригада.

«За него душа болела, очень переживал, учитывая, что его перевозили в Москву. Довезли, — делится хирург. — Наша задача, чтобы человек отсюда уехал без боли и явно «стабильным» — чтобы и давление было хорошим, и пульс. Чтобы мы тут не волновались за него, доедет или нет, а спокойно пили кофе и точно знали, что своё дело сделали».

Но запоминаются не только сложные случаи, но и забавные. Однажды в стабпункт попал боец, всю жизнь мечтавший о мотоцикле. Положили на кушетку, пытаются остановить кровотечение, а он требует телефон. Дали — полез выбирать себе спортбайк: «Выплату по ранению же получу».

«Спрашиваем: как себя чувствуешь? А он взгляд от телефона оторвал и так смотрит, будто мы его от последней цели в жизни отвлекли. Разные люди бывают, некоторые даже с песнями и танцами от нас уезжают», — рассказывает собеседник ИА Регнум.

А еще один парень, весело говорит врач, стал у них чуть ли не постоянным клиентом. Наступил на мину, потерял ногу. Сделали протез. Пару месяцев восстанавливался, адаптировался — и снова на фронт. Пошёл по полю, протезом наступил на мину — протез потерял. Приехал на стабилизационный пункт и говорит: «Ставьте новый». И смех, и грех.

Впрочем, чувство юмора врач называет буквально спасительным помощником, помогающим пройти тяжёлые времена.

« Да, война — это трагедия, но невозможно, да и нет смысла всё время быть суровым. Во-первых, смех продлевает жизнь, во-вторых, помогает психике, в-третьих, поддерживает боевой дух. У нас здесь не бывает паники и криков ужаса. А вот хохот иногда стоит такой, что складывается ощущение, будто у нас не «медицина», а питейное заведение», — рассказывает хирург.

Напоследок, будто иллюстрируя сказанное, он шутит, что за время разговора чуть не сошёл с ума — так хотелось курить. И, прикуривая на ходу, убегает.