Экстрим: Год в Арктике — холод, труд и рыба
В Заполярье русские люди не сидели всю зиму, греясь у печи, в ожидании окончания морозов, появления солнца и короткого лета. Поморы Мурманских берегов четырежды в год уходили за рыбой в Баренцево море; они не видели свои селения месяцами и жили в переполненных станах, куда в зимнее время добирались, утопая в снегу. Чуть легче жилось на Терском берегу, где климат был не таким суровым, и поселенцы даже держали скот. Впрочем, рыбный промысел и тут собирал обильную жатву людьми, когда ветры ломали льдины и уносили их в Белое море. Так описывает жизнь нынешней Мурманской области в 1850-е годы писатель Сергей Максимов.
«Год на севере» — этнографические записки С. В. Максимова (1831−1901) об Архангельской губернии, а Кольский полуостров входил в ее состав, переиздавались последний раз в 1984 году. Мурманский культурный фонд «Варзуга» выпустил сокращенный вариант этой работы, отобрав для него три главы, рисующие прошлое заполярного края: «Кола», «Мурман» и «Терский берег Белого моря». Сергей Максимов — плодовитый исследователь пластов народной жизни глубинки тогдашней империи, а «Год на севере» — экскурсия в аутентичную жизнь российской Лапландии.
«Год на севере» — это неспешная, но любознательная прогулка по берегам Кольского полуострова. По старинным поморским селениям — богатым или бедным и грязненьким, в которых под замком держали не дома, а скотину, и городку Коле, где молоко было лакомством, и жили дерзкие люди, и откуда, как тогда говорили, «до ада было три версты». Поморский карбас, на котором плывет Максимов, болтают «страшной горой» волны и пронизывающие ветра в Кандалакшской губе. Писатель рассказывает о севере добротным русским языком, вставляя в текст диалоги на поморском говоре: кончаются сполохи (северное сияние), обряжаютпокрут (нанимаются на лов рыбы в океане), идут к богатели, чтобы получить запивной (аванс).
Для выходца из таежной костромской земли, Лапландия — это бесплодная и угрюмая часть России: «холодная Сахара». Максимов мимоходом останавливается на пейзажах Кольского края, регулярно подчеркивая его природные трудности. Интересно, что южанина Василия Немирович-Данченко Лапландия, наоборот, ввергла в восторг. Впрочем — оба они едины в оценках поморского рыболовства; «большой застой и невнимание и к делу», — отмечает Максимов отношение к улову семги — гастрономического изыска. Семгу поморы за века так и не научились засаливать и отправляли на продажу бочки с тухлятиной.
Парадокс — когда на Кольском полуострове жили едва ли десять тысяч русских, саамов и финнов, то человеческие жилища на берегу встречалось чаще, чем когда сотни тысяч людей обжили города Заполярья. Сотни поморских станов и саамских вежей да погостов растворились без следа в тундре, гранитных ущельях и в лесах Кольского края. И только изредка ссохшиеся бревна и ржавые куски железа говорят, о том, что в этих местах во времена Максимова кипела бурная рыбацкая жизнь. Впрочем: Арктика циклична ‑ и сегодня торопливо разрушает покинутые советские гарнизоны и поселки ученых.