Воспоминания энергетика, «попавшего под каток» Монреальского договора

Моё обращение в Минприроды РФ (см. «Письмо министру экологии «О выходе из тупика Монреальского протокола»), уже второе по счёту за последние пять лет. В нём речь идёт о стратегии выхода из системного кризиса в холодильной отрасли российской промышленности, а также пожаротушении и производстве вспененных материалов, вызванного заменой хладагентов, вспенивающих и пожаротушащих веществ на некачественные суррогаты по требованиям Монреальского и Киотского протоколов. Ранее, с начала 1990-х годов, в качестве официального эксперта Минэкологии, а затем и участника Межведомственной комиссии по охране озонового слоя при Минприроды России я имел возможность напрямую высказывать в России и за рубежом свою позицию на многочисленных совещаниях, конференциях, заседаниях рабочих групп и экспертных советов. Кроме того, начиная с 1994 года мною, в том числе совместно с аспирантами и соавторами, на эту тему в научной печати и СМИ было опубликовано более 20 работ. Но после прекращения работы Межведомственной комиссии по озону исчезла возможность прямых контактов с главным экологическим ведомством России.

В этом послесловии я хотел бы объяснить, почему я об этом постоянно пишу. Все очень просто — это основная тема моей научной работы, главное дело моей жизни. Моя судьба не оригинальна — как и у большинства авторов научно-технических разработок, с распадом СССР и стремительным уничтожением отечественной прикладной науки, основное дело их жизни было уничтожено. Перспектив никаких. Реформаторами во главе с Гайдаром всем, кто работал в прикладной науке, были оставлены два основных варианта выживания — продаваться на Запад или уходить из науки. Я всё-таки попытался остаться дома и не прекращать работать в качестве исследователя. Мой рассказ о том, что из этого получилось.

Начало 1990-х

Помню, как в конце 1991 года в патентном отделе родного Энергетического института им. Г. М. Кржижановского (ЭНИН), ссылаясь на приказ Минэнерго, мне, как и другим авторам крупных изобретений в энергетике, объявили: у министерства нет денег на поддержание ваших патентов, поэтому, господа учёные, разбирайте свои патенты, они теперь ваши, и продляйте их действие за свой счёт.

На тот момент среди моих патентов самым содержательным и с хорошей перспективой на внедрение был патент на очистку и регенерацию элегаза (SF6), по которому было разработано пять различных моделей, а затем и изготовлено в ОКБ-1 ЭНИН 15 установок «УТРО», которые ещё до появления Монреальского протокола выполняли рецикл элегаза, выводя его тем самым из-под будущих ограничений для применения. Патент был заявлен в пяти основных странах. Он и сегодня актуален для промышленной энергетики, но за его поддержание каждый год надо платить немалую пошлину каждой стране, где он заявлен. У авторов ни тогда, ни сегодня денег на это, как правило, нет. По этой причине они и отдавали свои изобретения институтам, которые через свои Министерства оплачивали пошлины за патенты. И вдруг всё резко изменилось — и даже патенты стали ненужной обузой.

Об элегазе

Элегаз — это газовый диэлектрик, который не имеет альтернатив в силу уникальных физико-химических свойств, ему присущих. Без него высоковольтная энергетика откатывается на полвека назад к маслонаполненным и воздушным выключателям. Очистка и регенерация элегаза, при условии герметичности и полном сборе из аппаратов при ревизии, решает проблему его полной сохранности и обеспечивает отсутствие выбросов, в атмосферу. Это те условия, которые исключают запрет на использование любого вещества Монреальским и Киотским протоколами. При этом условии и сегодня в мире эксплуатируется высоковольтное оборудование с элегазом.

Но это направление не удалось развить в 1990-х годах для фреонов в холодильной промышленности, хотя рецикл фреонов в СССР был налажен в середине 1970-х годов в Ленинграде благодаря таланту Л. Ш. Малкина, который сделал установки для регенерации холодильных масел, а также фреона-12 и фреона-22.

При этом все операции про рециклу фреонов и масла были опубликованы в технических изданиях, то есть были все основания для внедрения этой технологии в СССР как основы для исключения выбросов в атмосферу и сохранения запрещённых и якобы озоноопасных фреонов для повторного использования. Жаль, что в конце 1980-х годов среди принимающих решения по запретам на фреоны в Монреальском протоколе не оказалось специалистов, знакомых с работами Л. Ш. Малкина.

Но и после подписания Монреальского протокола ситуация в отношении отечественных разработок практически не изменилась, хотя в СССР было что обсуждать по проблеме, затронутой в Венской конвенции 1995 года по озону. В ЭНИН им Г. М. Кржижановского была Лаборатория высоких напряжений, которая после 1945 года довольно последовательно и продуктивно занималась исследованиями физических процессов при воздействии на атмосферу грозовых разрядов. В 1971 году, после окончания МГТУ им Н. Э. Баумана, я был приглашен работать в эту лабораторию. Там я проработал 15 лет под руководством академика Валерия Ивановича Попкова. Эта лаборатория интересна тем, что её сотрудники ещё в 1950−60-е годы занимались исследованиями продолжительности жизни углеводородов в атмосфере при решении прикладной задачи по определению уровня загрязнения атмосферы на нефтепромыслах в Азербайджане.

В составе исследовательской группы были и аспиранты из Азербайджана, которые позже стали известными учёными. Результаты этих работ были опубликованы как в научных изданиях АН СССР, так и в виде научно-популярных изданий. Руководил работами по физике атмосферы профессор Илья Самуилович Стекольников, который удачно назвал грозы «чистильщиками атмосферы», поскольку под воздействием миллиардов молний, происходящих на Земле в течение года, время жизни неосновных газов в атмосфере составляет не более двух лет. Результаты этого исследования совпали с выводами подобных исследований в других странах, были признаны мировым научным сообществом и вошли в учебники.

Однако ещё в начале 1990-х годов Межправительственной группой экспертов по изменению климата (МГЭИК) парниковым газам были приписаны времена жизни, увеличенные в десятки и сотни раз. Главным «научным» обоснование этого подлога стала работа Сюзан Соломон, знаменитой своим фиктивным доказательством фреоновой гипотезы разрушения озоносферы. В своей статье, опубликованной в 1993 году, расчеты времени жизни газов были сделаны ею при фантастическом допущении… об отсутствии молний в атмосфере Земли!

В 2013 году выводы советских исследователей для самого долгоживущего (при отсутствии молний!) и стабильного газа — тетрахлорметана или четырёхфтористого углерода (CF4) — были подтверждены нашей исследовательской группой. Опубликованные в отчёте МГЭИК за 2013 год данные по многолетней динамике концентрации CF4 в атмосфере полностью подтвердили правоту профессора И. С. Стекольникова — продолжительность жизни четырёхфтористого углерода в атмосфере составила менее двух лет.

Гипотеза Молины-Роуленда

Но наиболее интересным периодом работы лаборатории высоких напряжений было время обсуждения гипотезы Молины-Роуленда о роли фреонов в разрушении озоносферы, которая появилась в 1974 году и вызвала острую реакцию научных сотрудников лаборатории, поскольку для них научная несостоятельность этой гипотезы, отмеченной позже Нобелевской премией, не вызывала никаких сомнений. Академик В. И. Попков на научных семинарах в лаборатории эту тему очень подробно обсуждал как с научными сотрудниками лаборатории, так и с приглашёнными на семинар специалистами из других академических институтов, в том числе и из Института физики атмосферы АН СССР. Уже в то время было ясно, что гипотеза Молины-Роуленда имеет сугубо политический характер и с физикой атмосферных явлений никак не связана.

Важно отметить, что в начале 1970-х годов энергетика США явно отставала по научному уровню от Европейских стран и СССР. Европа уже приступила к серийному выпуску газонаполненных высоковольтных выключателей и трансформаторов с элегазом. В СССР первые работы с элегазовыми выключателями выполнялись ещё в 1938 году профессором Борисом Михайловичем Гохбергом.

СССР имела самую надёжную единую систему электроснабжения с большой долей атомных электростанций, и вслед за Европой после войны вновь вернулась к разработке и созданию экспериментальных образцов газонаполненного оборудования. Помимо высоковольтных газонаполненных выключателей и трансформаторов, исследования велись и по теме создания закрытых линий электропередач высокого напряжения, что было важно и с точки зрения безопасности энергетических систем больших городов. Это уже были задачи стратегического плана, которые можно было выполнять лишь в условиях постоянного и надёжного финансирования со стороны государства. Для США эта схема ведения прикладных научных исследований в энергетике была непривычна, поскольку требовала от инвестора долговременных вложений без гарантии успеха и возврата вложенных средств.

70-е годы XX века для Советской Энергетики были довольно успешными по результатам. Лаборатория высоких напряжений ЭНИН в конце 1970-х годов чиновникам из Минэнерго представила гибкий и жёсткий варианты высоковольтного газоизолированного кабеля с элегазовой изоляцией переменного напряжения на 110 и 220 киловольт. Корпус гибкой оболочки кабеля был заземлён, а центральная жила располагалась на дисковых опорных изоляторах внутри металлической оболочки. Правда, особого впечатления на чиновников эта разработка не произвела, поскольку новое изделие существенно уменьшало капитальные затраты на сооружение электростанций, особенно в горных условиях. Но для экстремальных климатических условий с резкими перепадами температур или давлений, равно как и для подачи высокого напряжения через водные преграды, конструкция такого кабеля является вполне оправданной. К сожалению, дальнейшего развития это направление в то время не получило из-за отсутствия средств и начала перестройки в СССР.

Важно то, что интенсивные прикладные научные исследования в энергетике давали возможность на равных вести как научные, так и коммерческие международные контакты, которые обеспечивали оценку истинного уровня собственных разработок и грамотный выбор действительно передовых технологий и изделий, покупаемых по импорту. Прекрасной иллюстрацией грамотного выбора здесь может быть приобретение технологии и оборудования для Оскольского электрометаллургического комбината, для которого Лаборатория высоких напряжений разработала и поставила для обслуживания высоковольтной элегазовой подстанции ОЭМК систему сбора и последующего рецикла элегаза, необходимую при ревизии КРУЭ (комплектных распределительных устройств с элегазом), закупленных по импорту в количестве около 90 единиц, для заправки которых потребовалось 25 тонн элегаза. Устройства заправки и сбора элегаза из аппаратов в то время производили в виде сервисных тележек несколько зарубежных фирм, а установки для рецикла элегаза для его повторного использования на зарубежном рынке в то время отсутствовали. Здесь наши установки по очистке и регенерации элегаза «УТРО» оказались очень к месту.

Кончина академика В. И. Попкова и Венская конвенция по озону 1995 года

К сожалению, в 1984 году В. И. Попков скоропостижно скончался, и вся остальная детективная история с Венской конвенцией об охране озонового слоя 1985 года, как и с Монреальским протоколом к ней, проходили без его участия, под диктовку США. Все последующие события произошли по самому худшему сценарию, о котором академик В. И. Попков предупреждал на научных семинарах. Сегодня на основе недоказанной гипотезы политики, представляющие 196 стран — участниц Монреальского протокола, под предлогом заботы о сохранении озонового слоя Земли присвоили себе право большинством голосов разрешать или запрещать всем странам использование любых рабочих тел в любых видах применения, полагая, что если эти рабочие тела попадут в атмосферу, то обязательно создадут угрозу для существования озонового слоя Земли.

При этом полностью была «забыта» роль грозовых разрядов, которые являются «чистильщиками атмосферы», — того неоспоримого эффекта, который и был открыт благодаря исследованиям академика В. И. Попкова. При его участии в обсуждениях условий Венской конвенции по озону и Монреальского протокола всё было бы иначе, учитывая политический и научный вес мнения Валерия Ивановича как академик-секретаря Отделения физико-технических проблем энергетики АН СССР (ОФТПЭ). Но, к несчастью, страны-участницы подписали неравноправные условия Монреальского протокола. При этом если страна отказывалась от кабальных условий участия в договоре, то она теряла право на приобретение товаров на рынке в странах — участницах протокола. По сути, это был обычный сговор, преследуемый по законам любого государства.

Наиболее известным историческим примером подобных отношений был Ганзейский союз. Но это был торговый союз, и в его основе было право владельца распоряжаться своим товаром исключительно по договорённости с другими участниками союза. Тогда как в Монреальском протоколе государства добровольно ограничили своё право на использование собственной продукции на основе условий договора, научной базой которого была гипотеза Молины-Роуленда от 1974 года, которая к моменту подписания Монреальского протокола не имела экспериментального подтверждения. Многократные попытки доказать действие ХФУ на озоновый слой заканчивались неудачей, если не считать антарктическое шоу г-жи Сьюзан Соломон, которое она устроила в 1986 году. Буквально перед заключением Монреальского протокола она «подала к столу свежеиспечённый пирожок» в виде результатов посещения антарктической базы Мак Мердо (США) у подножия действующего вулкана Эребус. Проба воздуха, взятая рядом с вулканом, показала наличие окиси хлора, которая, в соответствие с гипотезой Молины-Роуленда, образуется при контакте фреона-12 с озоном. Этот результат и был принят в качестве доказательства истинности фреоновой гипотезы. Но Гарун Тазиев, вулканолог с мировым именем, позже увидав этот опус, назвал эксперимент г-жи Соломон научным подлогом, поскольку в вулканических газах окись хлора является наиболее значительной по объёму и часто встречающейся примесью. По этой причине гипотезу Молины-Роуленда считать истиной на основе проведённого эксперимента нет оснований.

Однако голосующие представители стран — участниц Монреальского протокола не предполагали, что американские климатологи могут использовать научный подлог в качестве доказательства научной состоятельности гипотезы, и дружно проголосовали за принятие протокола. При этом в текст Монреальского протокола к хлорсодержащим фреонам добавили запреты ещё и на бромсодержащие пожаротушащие вещества, называемые в США галлонами, а позже — и элегаз (SF6), который в силу своих уникальных физических свойств использовался в качестве газа-диэлектрика в высоковольтном оборудовании. Здесь уже действовал принцип «научного мародёрства», который возникает при отсутствии оппонентов. Ясно было, что запрет на применение пожаротушащих веществ в отсутствие альтернатив неизбежно приведёт к многочисленным жертвам среди населения, что и произошло не только в России, но и в США, Великобритании и других станах, имеющих более скромный уровень промышленного развития. Не менее важно и то, что и по сегодняшний день нет эффективных и безопасных средств для тушения пожаров в помещениях.

В отношении общей перспективы Монреальского протокола предполагать его долгую жизнь нет оснований. Неизбежно обострение противоречий между участниками в силу кабальных условий договора. Обычно это приводит к торговым войнам, поскольку все выгоды и преференции США обеспечили только себе, а равноправного обсуждения условий в тексте договора и не предполагается.

Научных сообщений даже о теоретическом влиянии бромфреонов и элегаза на озоновый слой в момент принятия Монреальского протокола не было. Их добавили «в качестве бесплатного приложения» при молчаливом согласии голосующих, квалификация которых явно не соответствовала уровню обсуждаемых вопросов. Мне довелось вместе с научным секретарём Физфака МГУ им. М. В. Ломоносова доцентом В. Ф. Королёвым участвовать в юбилейном коллоквиуме в Монреале в 1997 году, на котором только через 10 лет после подписания Монреальского протокола началось обсуждение основных вопросов его научного содержания. Важным показателем научной состоятельности любой научной идеи или гипотезы является доступность участия в обсуждении как для автора идеи, так и для оппонентов. Нобелевский лауреат Марио Молина без проблем сделал доклад о своей гипотезе, больше напоминающий рекламное шоу, поскольку в докладе не было никаких экспериментальных данных по предмету доклада, а большинству оппонентов, особенно нескольким учёным из канадского университета, на обсуждении, проведённом в конце коллоквиума, так и не дали слова, хотя они сначала терпеливо ждали, а в конце громко выражали своё недовольство.

На этом коллоквиуме в одной из секций было сделано важное научное сообщение д-ра Ван дер Леуна о влиянии ультрафиолетового излучения на растительный мир. Экспериментальные данные не подтвердили опасений и пугающих прогнозов о всемирном голоде из-за действия ультрафиолетового излучения вследствие разрушения озонового слоя. Прогнозы на этот счёт были явно завышены, о чём ещё в середине 1930-х годов сообщал академик Н. И. Вавилов в свои работах.

Наиболее общую и яркую характеристику Монреальского протокола на этом коллоквиуме дал индийский профессор Ашок Хосла (Ashok Khosla), который сравнил Монреальский протокол с игрой в рулетку, «в которой нельзя выиграть и нельзя выйти из игры, поскольку крупье постоянно меняет правила игры».

Aшок Хосла хорошо знал предмет, поскольку в период с 1976 по 1982 годы был директором UNEP — Программы ООН по окружающей среде, а позже — президентом Международного союза охраны природы (IUCN) и сопредседателем Римского Клуба.

По моему мнению, со времени появления гипотезы Молины-Роуленда, это самая мягкая и дипломатичная оценка международной аферы, в которую попала Россия с лёгкой руки нашего первого президента Михаила Горбачёва. Убытки только от неэффективных хладагентов составляют не менее 200 млрд руб. в год, не говоря о рабочих местах и закрытых заводах.

Европа нашла выход, а Россия в упор его не видит

Если воспользоваться европейской схемой возврата запрещённых рабочих тел в холодильники на основе закона о правах потребителей, реализованной Регламентом ЕС 517/14, то убытки в 200 млрд рублей можно будет исключить. Остается загадкой, почему при переходе, в соответствии с «Гармонизационным соглашением», на стандарты Евросоюза вместо «гильотинированных"собственныхГОСТов полезные для России нормы ЕС игнорируются или превращаются в свою противоположность. Это касается не только Регламента ЕС 517/14, но, например, и Закона о регулировании парниковых газов, разработка которого много лет упорно саботируется Минэкономразвития (см. «Об антироссийском законопроекте о регулировании парниковых газов»). Другой пример — переход на европейскую систему наилучших доступных технологий (НДТ), которая в российском варианте практически освободила наиболее опасные предприятия от соблюдения санитарных норм и экологических сборов и позволяет законно закупать под видом НДТ устаревшие и грязные западные технологии (см. «Мифы наилучших доступных технологий, или Диверсионная операция» и «Минпромторг протаскивает непригодный справочник НДТ по мусоросжиганию).

За счёт внедрения разработанного 30 лет назад отечественного, не запрещённого Монреальским протоколом Хладона-510 можно сэкономить не менее 50 млрд кВт час электроэнергии в год. Для этого надо только захотеть и перестать продавать стратегические фторуглероды, из которых он изготавливается, в США.

Для того, чтобы выйти из кабальных условий Монреальского протокола, которые совершенно неприемлемы для будущего российской промышленной энергетики, надо сначала возродить холодильную промышленность, которая восстановит в России собственный рынок холодильного оборудования и кондиционеров и сделает безопасными санкции для России, как для страны, откровенно и нагло ограбленной научными мошенниками в «Монреальской рулетке». Технические проблемы в этом секторе промышленности легко преодолимы и не так сложны, как в авиации или космической отрасли. И оставлять её в кабальной зависимости от зарубежных ТНК тоже не имеет смысла, так как слишком велика цена нынешних и тем более завтрашних убытков.

Кроме того, особую опасность в будущем представляет заложенный в Монреальском протоколе механизм принятия решений, который позволяет вводить запреты на использование любых веществ, которые «покажутся» опасными для озонового слоя Земли большинству стран — участниц соглашения без всякого научного основания. Введение запретов с помомощью «голосовальной машины» напоминает период охоты на ведьм в средние века, когда аргументы заменялись подозрением, а доказательством вины являлось мнение большинства членов суда. Теперь уже историческим фактом является отсутствие методики расчёта коэффициентов озоновой опасности запрещённых Монреальским протоколом веществ. Их приняли по результатам голосования в виде потенциалов опасности, то есть при условии, что некая вероятность наличия опасности есть, но величина этой вероятности пока неизвестна. «На всякий случай» был принят худший вариант, то есть 100%-я вероятность опасности.

Афинская школа схоластики таких успехов не могла достичь, поскольку государств вокруг Афин было мало и сами государства были невелики. А тут больше 35 государств подписали такое! И сразу! Недаром тест Монреальского протокола появился на русском языке только через 10 лет после подписания протокола! У нас в России понятие потенциала было в физике, а тут в международном договоре всплыло. И кто из чиновников представлял суть отличия потенциала озоновой опасности от коэффициента опасности с расчётной методикой?

Запреты на использование элегаза были продиктованы в большей степени необходимостью осадить европейских и российских конкурентов, которые слишком далеко оторвались от своих американских коллег в области высоковольтного газонаполненного оборудования. После безуспешных попыток найти замену элегазу, мир был вынужден вернуться к прежнему варианту охраны озонового слоя, который уже был предложен в виде полного сбора и рецикла для повторного использования, но категорически отвергнут в самом начале 1990-х годов, когда все были до предела напуганы громкими заявлении о надвигающейся мировой катастрофе.

Еще до появления Регламента ЕС 517/14 по фторсодержащим парниковым газам по линии Международной электротехнической комиссии (МЭК), в конце 1990-х годов, были приняты очень жёсткие нормативы по утечкам элегаза из высоковольтных аппаратов с обязательным условием полного сбора и рецикла элегаза при ревизии и ремонте высоковольтного газонаполненного оборудования. Фактически эта технология открывала дорогу к возврату ХФУ в холодильные машины, а также и для других технологий, у которых не нашлось альтернатив для запрещённых ХФУ. Надо было только организовать получение фреонов у Камчатских вулканов, которые запрещённые фреоны выбрасывали в атмосферу в составе фумарольных газов. Ещё надо было обеспечить их полный сбор и рецикл при ремонте и ревизии холодильников и спокойно эту технологию представить в виде корректного решения задачи охраны озонового слоя. Но интересы ТНК, заранее освоивших «озонобезопасные» ГФУ во главе с R-134a, оказались выше научных успехов и инженерных решений отечественных инженеров того времени. По этой причине и сегодня безопасные для человека и озонового слоя Земли ХФУ спокойно производятся вулканами, но не используются человеком для собственных нужд, поскольку никому это не надо.

О Хладоне-510

В начале 1990-х годов мной была предложена азеотропная смесь двух фреонов, не содержащая хлор и бром, и позволяющая заменять Фреон-12 и Фреон-22, а также и R-134a. Начало этой разработки относится к началу 80-х годов, когда надо было для системы жизнеобеспечения космической станции «Мир» найти безопасное рабочее тело, которое было бы стабильным и негорючим, не токсичным и не растворялось в крови, эффективным в холодильном цикле и желательно — отечественного производства. Причины были понятны, поскольку на космических станциях катастрофы были и у нас, и у американцев. Известные фреон-12 и фреон-22 по всему перечню требований для МКС не проходили.

В то время я работал с фреоном-218. Его я и предложил для испытаний. Они оказались более чем успешными. С незначительной добавкой элегаза этот хладагент отработал непрерывно на МКС 15 лет. Но компрессор в системе был «сухой», то есть без смазки, поскольку фреон R-218 (С3F8) из группы фторуглеродов, а эта группа не растворяет смазочные минеральные масла. По этой причине в бытовых холодильниках они не применялись, поскольку в отсутствие нормальной смазки поршневые компрессоры быстро выходят из строя. Но они неплохо гасили пламя, хотя были значительно дороже фреона-12.

Первым желанием было найти пару этому веществу для транспортировки минерального масла в холодильном цикле. Здесь очень подошёл элегаз, с которым я давно работал. Элегаз прекрасно подошёл для этого, поскольку он растворял минеральное масло даже лучше, чем фреон-12. Но когда я приступил к испытаниям обновлённого хладагента, возникли необъяснимые эффекты по его энергетической эффективности, в которые мои коллеги с кафедры криогенной техники МВТУ им. Н. Э. Баумана поначалу даже отказались верить, поскольку ещё не были ясны причины непонятной аномалии по расходу электроэнергии. При оценочных испытаниях расход энергии нового хладагента был меньше на 15% в сравнении с фреоном-12, а в контрольных испытаниях на аттестованном лабораторном стенде, в сравнении фреоном-22, новый хладагент, поначалу названный «Хладон-М», показал на 30% меньший расход энергии при температуре — 40^оС.

С этими данными контрольных испытаний я и предстал на тогдашнем научно-техническом совете Министерства охраны окружающей среды, когда там обсуждалась возможность замены фреона-12 на озонобезопасный фреон. Председателем заседания НТС был заместитель министра А. Ф. Порядин. В качестве докладчика был главный специалист «Ассоциации «Холод-Быт» доктор технических наук, профессор И. М. Калнинь. Он в своём докладе «Пути решения проблемы перевода холодильной техники на озонобезопасные вещества», среди прочего, представил расчётные свойства смеси, аналогичной по составу Хладону-М. При этом он заявил, что это не азеотроп. Его расчётные данные для смеси SF6-C3F8 (5/95) совершенно не соответствовали тем, которые были мной заявлены в докладе, в том числе и в виде свойств, полученных ранее на стендах лаборатории И. Р. Кричевского в ГИАПе. Почему докладчик из «Холод-Быта» без каких-либо оснований посчитал, что Хладон-М не может быть азеотропной смесью и что ему не присущи свойства, полученные в результате испытаний на аттестованном оборудовании, остаётся загадкой.

Кроме того, профессор И. М. Калнинь заявил, что, по мнению Ассоциации «Холод-Быт», хладагент R-134a можно считать наиболее подходящей заменой фреону-12. Надо заметить, что в журнале «Холодильная техника» №10 за 1991 год была опубликована статья с его участием, в которой были представлены результаты испытаний R-134а. Энергопотребление R-134a оказалось на 25% выше, чем фреона-12. Но, видимо, к 1994 году возникли причины пересмотра результатов испытаний.

Восход и закат звезды R-134a

В Решении научно-технического совета Министерства охраны окружающей среды РФ от 14 сентября1994 года было однозначно сказано:

Ни про Хладон-М, ни про токсические свойства R-134a в решении не упоминалось. Таким образом, по предложению представителя «Ассоциации «Холод-Быт» был утверждён переход на использование R-134а. Моё предложение по испытаниям Хладона-М для обоснования внедрения на бытовых холодильниках отклонили, видимо, посчитав мои данные недостоверными.

Результаты решения Учёного совета Министерства экологии для меня не были неожиданностью, поскольку незадолго до этого у меня была встреча с представителем фирмы Du Pont de Nemours в Москве г-жой Т. Маркиной. Она заявила мне, что фирма, которую она представляет, никогда не проявит интереса к моему изобретению, и я за всю жизнь не дождусь внедрения моей разработки в холодильную отрасль, поскольку я посмел плохо сказать о продукции Du Pont de Nemours, которая достигла лидирующей роли в мировом рейтинге холодильных гигантов благодаря налаженному производству озонобезопасного хладагента R-134a.

В интервью, которое было опубликовано в «Российской газете», я, как специалист по фторидам, зная свойства нестабильных гидрофторуглеродов, к которым относится R-134a и оценивая последствия работы с этим веществом, охарактеризовал его как опасное вещество, которое может быть и ядовитым. Позже я нашёл публикацию американских санитарных служб по составу примесей в R-134a, опубликованную в июне 1994 года, а также более поздние данные немецкой фирмы «Сольвей», в которых был представлен перечень из 39 примесей в исходном R-134a европейского качества. Половина из указанных примесей была просто неизвестна по свойствам, а среди известных была примесь первого класса опасности перфторизобутилена С4F8 с ПДКcc 0,002 мг/м³. Способ очистки разрабатывался фирмой «Сольвей» в течение двух лет. После очистки газа R-134a, произведённого в Европе, фирма «Сольвей» предлагала его в виде сорта «фарма» в качестве замены ранее используемого R-11 для применения в медицине.

Эти данные я представил со ссылкой на источник в своей статье для общего обозрения, предупредив тех, кому приходится работать с этим веществом, а также для того, чтобы не возникало сомнений насчёт истинных свойств неочищенного до уровня сорта «фарма» R-134a. В товарном виде оно действительно опасно для человека, и работать с ним желательно в противогазе. Но наиболее опасным R-134a становится при вскрытии компрессора бытового холодильника после сгорания обмотки герметичного агрегата. В этом случае вполне можно отравиться, и ремонтные мастера-холодильщики это хорошо усвоили. Некоторые на горьком опыте.

В более общей оценке свойств R-134a, надо заметить, что этот хладагент очень выгоден для завода-изготовителя с коммерческой точки зрения, поскольку холодильный агрегат массового применения для бытовых холодильников или кондиционеров долго не проработает. Реально, через 6−8 лет его надо заменять полностью, поскольку коррозионные свойства нестабильного хладагента не позволят эксплуатировать машину, как это было с фреоном-12, который обеспечивал эксплуатационные сроки агрегатов в диапазоне 25−35 лет. Слишком долгая эксплуатация уменьшает рынок продаж, но уменьшает нагрузку на свалки. Поэтому для бизнеса долгоживущий и недорогой фреон-12 был тоже менее выгоден, чем нестабильный R-134a, несмотря на то, что он на порядок дороже фреона-12.

Но при этом не было сомнений, что R-134a — очень нестабильное вещество, которое без сертификата с полным составом примесей и биотеста нельзя было допускать в качестве хладагента в холодильные агрегаты, которые используются для бытовых, торговых и складских холодильников, в которых возможен контакт хладагента с человеком и пищевой продукцией. По этой причине для начала своё детище Du Pont de Nemours должен был представить в Санэпидемнадзор. Но какой санитарный врач разрешит такое «чудо от Дюпона» к использованию в бытовых холодильниках? И тогда, как по мановению волшебной палочки, Санэпидемнадзор в 1991 году лишается надзорных функций. Для R-134a главная преграда исчезла.

Министерство экологии в 1994 году своих специалистов по фреонам не имело и пользовалось услугами специалистов со стороны, вняв советам представителей «Холод-Быта», которые тоже в вопросах безопасности не ориентировались, иначе они обратили бы внимание на отсутствие у R-134a ПДК и на отечественные санитарные нормы по разрешённому контакту хладагентов с пищевыми продуктами. В них R-134a даже и не упоминался. В 1994 году ПДК для R-134a ещё не было. Только в 1996 году ему дали ПДК — 3000 мг/м³ — не хуже, чем для фреона-12. Это возможно, если определять ПДК с использованием очищенного R-134a сорта «фарма» от фирмы «Сольвей». По этой причине ПДК было указано без обозначения чистоты R-134a.

Возникает вопрос: если это соединение нестабильно во времени, то какой смысл для него имеет ПДК? И через сколько часов работы в агрегате очищенный R-134a вновь станет опасным и для машины, и для человека из-за продуктов разложения, которые очень быстро возникают после начала работы агрегата? Но эти данные не приводятся — коммерческая тайна! В итоге, несмотря на все манипуляции, время жизни бытовых холодильных агрегатов, заправленных R-134a с очень инертным и дорогим синтетическим маслом, оказалось втрое меньше, чем с фреоном-12. Это уже был первый звонок к будущей Кигалийской поправке от 2016 года.

Потребление энергии при использовании R-134a было на 25% больше в сравнении с фреоном-12, о чём сказал в своей статье 1993 года профессор И. М. Калнинь в журнале «Холодильная техника». Это второй звонок.

Но главной проблемой при использовании фторидов является необходимость их рецикла. Количество фтора в молекуле R-134а равно 74,5%. Если принять, что время жизни R-134а в агрегате составляет не более года, а также учесть коррозионные свойства продуктов его разложения, то при постоянной нагрузке придётся менять R-134a каждые полгода из-за быстрой наработки агрессивных примесей. Но при его замене отработанный хладагент приходится выбрасывать, поскольку регенерации для повторного употребления он не подлежит. Установок очистки и регенерации R-134a никто не создал. Как ни богата корпорация Du Pont de Nemours, но у неё не хватило средств и квалифицированных исполнителей для решения нерешаемой пока задачи рецикла своего нестабильного детища. Это можно считать самым громким звонком и главной причиной появления Кигалийской поправки по запрету использования R-134a и всей группы ГФУ, поскольку под удар попали интересы более мощных ТНК, представляющих атомную и алюминиевую промышленности США, которые без фтора работать принципиально не могут.

Но чтобы сохранить хорошую мину при плохой игре, мудрый Барак Обама назвал R-134a «чрезмерно парниковым газом», который необходимо исключить из оборота, чтобы не допустить потепление климата более чем на 2^оС. Теперь можно и запретить использование R-134a, поскольку задача по захвату рынков холодильной промышленности России и Европы полностью выполнена и конкурирующие заводы разорены и не работают. В Европе объём выпуска компрессоров в конце 1990-х годов уменьшился на 40% и ровно на столько увеличился в США. В России — такая же история. Разорились и ушли с рынка московские заводы «Компрессор», «Искра», Муромская «ОКА», Московский «ЗИЛ». Это всем известные предприятия с квалифицированным персоналом, которому теперь негде работать. Всё, что они производили, теперь Россия покупает за рубежом. Это закономерный финал решения учёного совета Министерства экологии в сентябре 1994 года.

Для меня после решения судьбы Хладона-М реальной осталась задача разгадки его аномальных свойств и получения статистических данных по его применению в различных конструкциях холодильной техники. Был очевиден печальный конец R-134a и всех гидрофторуглеродов, непонятным было только то, сколько для этого потребуется времени. А необходимость в новых стабильных и безопасных рабочих веществах всегда была. В 1998 году удалось организовать сравнительные испытания нового хладагента на московском заводе «Компрессор» по заказу ВМФ МО России. Работы выполнялись за счёт средств Научно-исследовательского и проектного кооператива «Элегаз» — держателя патента на новый хладагент, который был оформлен в России, США, Евросоюзе и на Украине, где также проходили сравнительные испытания холодильных компрессоров для бытовых холодильников в Донецком институте холодильной техники.

Всерьёз о результатах испытаний Хладона-510

Результаты сравнительных испытаний Хладона-М и фреона-22, выполненные на аттестованном стенде завода «Компрессор» для винтовой машины 31МКТ40 с мощностью привода 40 кВт подтвердили результаты, ранее полученные на лабораторном стенде и представленные в докладе для Минэкологии в 1994 году. Энергетическая эффективность Хладона-М во всём диапазоне температур в испарителе от 0^оС до — 40^оС была выше, чем у фреона-22. При — 40^оС она была на 30% выше и плавно опускалась до 12% при — 30^оС; в диапазоне температур от — 30^оС до — 18^оС она плавно повышалась с 12% до 20%. Затем в диапазоне от — 18^оС до 0^оС эффективность плавно опускалась до 3%.

Результаты испытаний были представлены на юбилейной конференции ВНИХИ в 2000 году, после чего Хладон-М по предложению главного конструктора завода «Компрессор» В. Б. Галежи был назван Хладоном-510, поскольку в результате подробных испытаний, которые были проведены под руководством Главного конструктора АООТ Московский завод «Компрессор», было доказано, что это азеотроп, что в наименовании давало право на следующий номер от известного предыдущего, начинающийся с цифры 5. Поскольку последний из известных имел номер был 509, то мы имели право присвоить своему хладагенту после официального доклада результатов испытаний во ВНИХИ название Хладон-510. Однако принципиальных изменений по возможности массового внедрения не ожидалось, и я со своим сыном, в то время аспирантом профессора, доктора технических наук В. М. Ярошенко в ЭНИН им. Г. М. Кржижановского, занялся поиском физических причин аномальной энергоэффективности Хладона-510 в двух самых интересных точках: — 18^оС и — 40^оС, где наблюдались максимальные значения энергетической эффективности.

Разгадка причины аномальной энергетической эффективности азеотропной смеси, получившей заслуженное название Хладон-510, стала возможной после анализа данных по сравнительным испытаниям, добросовестно и подробно выполненным на аттестованном стенде завода «Компрессор» в 1998 году. Испытания проводились при наличии в цикле регенеративного теплообменника, поскольку испытания вели со смесью с высокой молекулярной массой. У Хладона-510 величина М/е = 186 от. ед., у фреона-22 — 86,5, у фреона-12 — 121, и у R-134a — 102. Различие молекулярной массы рабочих тел в холодильном цикле даёт некорректные данные по эффективности цикла. По этой причине рекуперация тепла в цикле является необходимым условием достоверных результатов сравнительных испытаний энергетической эффективности рабочих веществ разной молекулярной массы. Это и было учтено на сравнительных испытаниях фреона-22 и Хладона-510, и отдельно подчёркнуто наличие рекуперативного теплообменника в отчёте по испытаниям.

Важен ещё тот факт, что Хладон-510 относится к азеотропам отрицательного типа, которые при образовании азеотропа выделяют тепловую энергию, а при разрушении — поглощают. В холодильном цикле, при сжатии в компрессоре, происходит разрушение этого азеотропа и поглощение энергии. По этой причине при всех сравнительных испытаниях Хлдадона-510 температура компрессора всегда была на 10−20^оС ниже, чем на прежнем хладагенте. Но перед испарителем азеотроп восстанавливал свои свойства и температура смеси поднималась при повторном образовании азеотропа в цикле.

Все эти эффекты сообщались на конференциях, проходивших в МГТУ им. Н. Э. Баумана и в Санкт-Петербурге в Институте холодильной и пищевой техники. Попытки опубликовать в журнале ВАК «Холодильная техника» результаты разгадки тепловых эффектов азеотропной смеси отрицательного типа, к которой относится Хладон-510, не принесли успеха, поскольку мой оппонент по докладу 1994 года в Минэкологии, будучи главным редактором журнала, надёжно отвергал все попытки публикации результатов исследований как недостоверные и непрофессиональные, по его мнению.

К 2005 году все возможные варианты испытаний были закончены. Уже появились результаты непрерывной работы трёх холодильников зарубежного изготовления с Хладоном-510 в течение 10 лет. Кроме того, на МЗДХ бытовой холодильник ЗИЛ-64 КШ-260П с компрессором V-792 после контрольной заправки Хладоном-510 по акту отработал безотказно по состоянию на 2003 год 89 тыс. часов, то есть 8 лет, после чего его оставили в музее МЗДХ для продолжения эксплуатации. Эти результаты и послужили основой к написанию отдельной главы докторской диссертации о результатах испытаний Хладона-510, который появился как результат работы по очистке и регенерации элегаза, — той теме, которой и посвящена докторская диссертация и которой я начинал заниматься с 1967 года, ещё будучи студентом.

Продолжение дальнейших попыток внедрения Хладона-510 теряло всякий смысл, поскольку мои финансовые возможности не соответствовали необходимому для такого дела уровню, а отыскивать инвесторов я счёл опасным и бесполезным занятием, поскольку статистика 1990-х годов по контактам с ними среди моих знакомых изобретателей новых технологий была довольно печальна по своим последствиям. Важно ещё и то, что возникла необходимость в разработке темы по неводным рабочим телам турбинного цикла, которые очень хорошо вписывались в тематику, связанную с проектированием атомного реактора на быстрых нейтронах БРЕСТ. Это позволило на несколько лет отвлечься от решения проблем, связанных с внедрением Хладона-510.

Неводные рабочие тела энергетических циклов

Работы по неводным рабочим телам для турбинного цикла по своему содержанию мало чем отличались от исследований, которые я вместе с коллегами выполнял при разработке Хладона-510. Аналогичными были и проблемы с трактовкой условий Монреальского и Киотского протоколов. Надо было найти не только эффективные рабочие тела, но надо было ещё найти и способы преодоления запретов на применение эффективных рабочих тел. По известным публикациям неводные рабочие тела, как и в холодильной технике, после появления запретов на ХФУ остались в энергетических циклах исключительно в виде углеводородов, поскольку версия о роли парниковых газов настолько возобладала в мире, что голоса критиков навязанных причин глобального потепления и озоновой опасности после 2000 года стали тоньше комариного писка. Любой критик в Европе или в США, пытающийся усомниться в истинности навязанных гипотез, мог познать судьбу Галилео Галилея или даже Джордано Бруно. Всё зависело от реакции ТНК, которые и финансировали продвижение идеи о глобальном потеплении и не скрывали этого.

После серии скандалов по поводу подтасовки европейскими климатологами результатов измерений, шабаш несколько поутих. Но Россия в этой непростой ситуации всё-таки подписала в 2005 году Киотский протокол, несмотря на заключение РАН об отсутствии научного содержания в декларируемых причинах изменения климата, представленных обывателю как глобальное потепление климата планеты Земля.

Методика запретов на использование рабочих тел была отработана в 90-е годы прошлого века. Для протаскивания опасных для человека ядовитых заменителей запрещённых веществ через законодательные, научные и санитарные барьеры лоббисты от ТНК действовали в расчёте на малообразованного, но хорошо считающего свои деньги европейского обывателя и чиновников, которые, как нормальные чиновники, соблюдали дисциплину. Европейская наука тоже особой принципиальностью не отличается и за гранты может пойти на многое. Об этом много опубликовано в европейских СМИ. В России климатические глобалисты впервые столкнулись с протестом РАН в отношении состоятельности климатических страшилок. Тогда появилось упрощённое объяснение, что России, которая преступно теплеет в четыре раза быстрее остального мира, выгодно потепление, поскольку треть её территории находится за Полярным кругом и покрыта вечной мерзлотой. Не удивлюсь, если вскоре ООН объявит всю российскую Арктику заповедником, в которой всем будет запрещена любая хозяйственная деятельность, а также проживание людей из-за нарастания выбросов метана из оттаивающей мерзлоты. Это, безусловно, погубит всё человечество, так как метан объявлен под руководством Сьюзен Соломон почти в 100 раз более парниковым, чем СО2.

Неряшливо состряпанная версия о причинах глобального потепления, совершенно безосновательно и неизвестно кем назначенные фантастические времена жизни газов в атмосфере, попытки установить контроль за работой мировой промышленности — всё это плоды функционирования нового «ганзейского климатического союза» под управлением всё тех же стран, что и в Монреальском протоколе. И результат в итоге тот же — угроза утраты технологического и государственного суверенитета Россией, только в гораздо больших масштабах из-за так же скоропалительно подписанного Киотского протокола, который в момент ратификации представлялся вполне умеренной платой за вступление в ВТО, тем более что все российские лоббисты, во главе с Анатолием Чубайсом, убеждали, что у России как экологического донора никаких рисков при ратификации Киотского протокола нет, а есть лишь перспективы даровых многомиллиардных прибылей.

Сегодня, после ратификации Россией Парижского соглашения, угроза потери технологического суверенитета обрела вполне ясные очертания в виде установления тотального контроля «углеродоемкости» всех товаров и услуг по образцу Кигалийской поправки к Киотскому протоколу под угрозой санкций, среди которых пограничный углеродный налог ЕС окажется самым безобидным.

Однако в задаче поиска доступных к применению эффективных неводных рабочих тел наш небольшой коллектив за период с 2010 по 2015 годы нашёл приемлемое решение. Оно заключалось в двух главных условиях, которые мы опробовали в работе с Хладоном-510. На первом месте была безопасность и стабильность вещества в условиях использования его в качестве рабочего тела. Причем безопасным оно должно быть и для человека, и для механизма, в котором оно используется. На втором месте было условие применения вещества в замкнутом цикле, в котором используется вещество, что означает гарантию от потерь в окружающую среду и рецикл после сбора вещества при ревизии. Аналогичные условия являются обязательными при использовании элегаза в высоковольтной технике всего мира и не вызывают возражений самых требовательных экологических служб.

При выборе безопасного, эффективного и стабильного неводного рабочего тела мы остановились на группе фторуглеродов, среди которых для нас уже были известны и С3F8, и C4F8, и C4F10, которые мы исследовали в качестве рабочих тел для холодильных машин. Важно было и то, что эти вещества ещё производили в массовом количестве на отечественных заводах. При исследованиях свойств этих соединений оказалось, что их реальная стабильность при длительной выдержке в контакте с конструкционными материалами при нагреве сохраняется до температур 500−600^оС. Этот диапазон температур вполне соответствует условиям получения высоких значений КПД турбинного цикла с этими веществами в качестве рабочих тел, и величина КПД, достигаемого при этом, может составлять 45−50%, что для водяного пара недостижимо.

По ходу работ была решена ещё одна важная практическая задача. Было найдено эффективное решение по сбору и рециклу фторуглеродов, что позволяло надеяться на возможность беспрепятственного внедрения этой технологии в промышленность даже в условиях ограничений Киотского протокола по парниковым фторидам.

При более подробном исследовании свойств фторуглеродов применительно к задаче использования их во втором контуре атомных электростанций была выполнена проверка этих соединений на устойчивость к радиационным воздействиям, характерным для работы в реальных условиях, то есть при длительном воздействии альфа-, бета‑ и гамма-излучения, а также малых дозах нейтронного излучения, характерных для второго контура АЭС. Весь перечень выполненных исследований, по условиям договора, был представлен на конференциях в виде докладов аспирантов, которые в то время были в составе лаборатории.

17 апреля 2014 года наши работы были заслушаны на заседании Научного совета РАН по комплексной проблеме «Теплофизика и теплоэнергетика» под председательством академика РАН О. Н. Фаворского. и получили высокую оценку. В решении заседания констатируется:

Но, как это часто бывает в России, на следующий год финансирование работ по реактору «БРЕСТ» было прекращено, а еще через год всё отделение теплофизики ЭНИН им. Г. М. Кржижановского было сокращено по штату из-за отсутствия договоров.

По моему мнению, этот финал был закономерен как расплата за радость открытых публикаций результатов работ, которые открывали совершенно новые перспективы для получения высоких значений КПД при использовании низкопотенциальных источников тепла при генерации электроэнергии в турбинных циклах. При этом не только во втором контуре АЭС получалась добавка 5−10% к существующему КПД, но и становились перспективными для получения электроэнергии торф, сланцы, древесина и даже бытовой мусор, которых в России по общему запасу энергии больше, чем нефти, угля и газа вместе взятых. Но как такое могли потерпеть внешние дирижёры? Видимо, открытые публикации по новым технологиям надо опять прекратить. Нельзя быть единственной страной в мире, которая открыто публикует результаты технологических исследований. Впредь будем умней. Хотя и патентование от внешнего диктата пока ещё не спасает. Осталось надеяться, что зерно, упавшее в землю, когда-нибудь взойдёт новым ростком.

После драки кулаками не машут, но разбитые армии, говорят, хорошо учатся

В настоящее время работы с фторидами продолжаются остатками нашей лаборатории на кафедре теоретических основ теплофизики Национального исследовательского университета «МЭИ», но в условиях, позволительных для вуза, и с постоянной надеждой найти заказчика на выполнение НИР в рамках очень скромных экспериментальных возможностей, характерных для учебного вуза, с жёсткими требованиями по технике безопасности и отсутствием необходимого технического персонала в ранге механиков. Привычно также для вузов практическое отсутствие станочного парка, без которого любая крепёжная мелочь становится проблемой, не говоря о более серьёзных элементах опытных установок. В итоге даже простые аспирантские исследовательские установки зачастую создаются годами. По этой причине наметившаяся тенденция перевода прикладной науки в стены вузов по американскому образцу, совершенно лишена перспективы в технических направлениях, поскольку исключает возможность быстрого макетирования даже малоформатных установок, не говоря о средних модулях. Попытки решения многофакторных задач на основе только компьютерного моделирования, что ныне представляется панацеей от проблем создания и эксплуатации экспериментальных стендов, эффективны в редчайших случаях. По этой причине сроки выполнения диссертационных работ по техническим дисциплинам в вузах и НИИ различаются существенно и не в пользу вузов.

С другой стороны, перевод НИИ в акционерную форму собственности сегодня показал полную несостоятельность этого решения, поскольку самофинансирование научно-исследовательских работ возможно исключительно при условии наличия действующих предприятий, которым необходимы разработки новых технологий. В ином случае НИИ остаются без средств существования, что сегодня и наблюдается повсеместно. Сохранились только НИИ, обслуживающие государственные заказы, то есть оборонные отрасли, либо те редкие НИИ, которые имели производство либо редких видов продукции, либо продуктов массового потребления в качестве финансовой основы их существования.

При соотношении количества сотрудников 1:10 для научно-исследовательского сектора и сектора, производящего продукцию массового спроса, прикладная наука в НИИ ещё может существовать. До перестройки соотношение для министерских НИИ в паре с ОКБ в основном было на уровне от 10:2 до 10:4, что при наличии государственного финансирования позволяло нормально и продолжительно функционировать НИИ, сохраняя научные школы и выполняя программы исследований, заказываемых «сверху» министерствами через свои главки. После акционирования НИИ министерские заказы вместе с главками практически исчезли, как и прежние заказчики, поскольку повсеместное акционирование привело к уменьшению объёмов на НИОКР, которое выполняли НИИ.

НИОКР наши экономисты гайдаровской школы признали невыгодными, если есть возможность купить технологию за рубежом. Это самая обычная диверсия, прикрываемая возможностью ошибки суждения, но при однозначном умозаключении о нежелательности НИОКР в любой форме. В итоге отечественная прикладная наука превратилась в умную ненужность, балласт для предприятия. Однако отрезвление от упоения возможностью купить то, что захочется, настало после 2014 года, когда железный занавес вновь опустился и появились санкции от доброго соседа — демократа и доброжелателя. Теперь пришло время анализа и очередной попытки «переписать диктант», поскольку за прежнюю попытку «списать» у соседа мы получили жирную двойку. Согласившись с откровенной глупостью «экономистов», мы практически уничтожили отечественную прикладную науку необоронного значения и потеряли практически все прикладные научные школы, которые были созданы при «неэффективном» социализме.

По моему мнению, по состоянию с прикладной наукой необоронного значения Россия откатилась к началу 1930-х годов, когда стала обсуждаться проблема создания отраслевых НИИ, восстановления старых и создания новых отраслей промышленности.

С момента принятия Венской конвенции по озону в 1985 году по настоящее время проблема неустойчивости озоносферы обсуждается вместе проблемой антропогенного глобально потепления. Обе проблемы официально трактуются на основе гипотез, которые до сего времени не получили экспериментального подтверждения. Более того, эти «объяснения» сверх меры переполнены ложными утверждениями и фактами научного подлога. Из пяти гипотез, претендовавших на объяснение разрушения озона, которые фигурируют в Венской конвенции, экспериментальное подтверждение получила только одна — водородная гипотеза, которую теперь благодаря работам Владимира Леонидовича Сывороткина можно считать теорией (см. «25 лет водородной теории происхождения «озоновых дыр»).

При этом водородная теория даже не упоминается в ежегодных докладах МГЭИК, несмотря на то, что как русские, так и иностранные сотрудники МГЭИК прекрасно знают о работах Сывороткина, так как неоднократно принимали участие в полемике с ним на страницах СМИ.

Точно такая же ситуация существует и с эффектом очистки атмосферы от неосновных газов за счёт грозовых разрядов, который был в послевоенное время в России в научной и научно-популярной литературе расписан подробнейшим образом. На основе этого эффекта действуют в мире все электрофильтры, очищающие промышленные газы, выбрасываемые в атмосферу. При этом МГЭИК прекрасно знает о своём подлоге, связанном с многократным завышением времени жизни газов в атмосфере, так как в вышеупомянутой статье одного из научных руководителей и корифеев МГЭИК Сьюзан Соломон (Science, Vol. 259, Pages 194−199, 8 January 1993) специально отмечается, что расчёты времени жизни газов в атмосфере выполнены «в предположении об отсутствии молний».

Но почему это так важно? Дело в том, что завышенные в десятки и сотни раз оценки времени жизни и так называемые потенциалы глобального потепления парниковых газов — это, собственно, и есть базовый инструментарий Парижского соглашения по климату. Инструментарий экономический и политический. Как отметил в одном из интервью спецпредставитель президента РФ по климату Руслан Эдельгериев, Парижское соглашение вообще не про климат и не про экологию, оно про технологические рынки. Точнее, про контроль над промышленными рынками.

Вот несколько примеров. Именно под предлогом завышения потенциала глобального потепления (ПГП) метана ООН планирует сегодня уничтожение большей части поголовья крупного рогатого скота, объявленного чуть ли главным врагом человечества. МГЭИК приписало метану ПГП в 84 раза выше, чем у СО2, поэтому получилось, что суммарный парниковый эффект от метана, выделяемого коровами, превысил парниковый эффект мирового автомобильного транспорта. Вместо говядины общепит вскоре предложит вам на выбор либо соевое мясо, либо культивированное на биозаводах из мышечной ткани коров, либо сделанное из микробиологического белка. После введения мирового углеродного налога (что, уверен, после возвращения США в Парижское соглашение практически гарантировано) за выброс тонны метана надо будет платить в 84 раза больше, чем за тонну СО2. Поэтому для большей части российского населения натуральная говядина станет роскошью, как в старые дореволюционные времена, доступной только по праздникам.

Второй пример связан с планами строительства в России многочисленных мусоросжигательных заводов (МСЗ). Из всех имеющихся на рынке технологических решений было выбрано самое затратное и самое экологически грязное (см. «Мусоросжигательный завод Hitachi — худшее решение переработки ТБО» и «НДТ — наихудшие дорогие технологии»). Чтобы эти сверхдорогие МСЗ могли окупиться, для них был введён «зеленый» тариф (в 20 раз выше тарифа газовых ТЭЦ), который собираются повесить на шею российской промышленности, а следовательно — и всей страны. Но чтобы ввести «зелёный» тариф, нужно было сначала признать на законодательном уровне саму мусорную энергетику «зеленой», то есть обеспечивающей сокращение выбросов парниковых газов, а бытовой мусор — возобновляемым топливом. И с этой задачей мусоросжигательное лобби, во главе с Анатолием Чубайсом, блестяще справилось. А вот обоснование того, что мусор — это возобновляемое топливо, было бы невозможно без завышения МГЭИК продолжительности жизни метана. Логика доказательства здесь такова: если бы мусор попал на помойку, то при его гниении выделялся бы метан, а сжигая мусор, мы предотвращаем выбросы суперпарникового метана.

Третий пример — результаты российской морской экспедиции по исследованию выбросов метана на шельфе восточных морей Ледовитого океана. Руководители экспедиции заявили на пресс-конференции, что они оценивают эти выбросы как минимум в 10 млн тонн метана в год, то есть 840 млн тонн в эквиваленте СО2, что уже больше всего поглощения СО2 всеми лесами России, по оценке МГЭИК. Суммарная же оценка выбросов метана российской мерзлотой вполне может составить уже миллиарды тонн в СО2-эквиваленте, так что в ближайшее время на территории Российской Федерации, как будет «доказано» учеными МГЭИК, необходимо ввести мораторий на ведение любой хозяйственной деятельности.

Политические руководители СССР и Российской Федерации при подписании международных климатических соглашений исходили из актуальной «политической целесообразности» и не смогли или не захотели увидеть стратегических угроз, заложенных в этих соглашениях, возможно, потому, что вопрос о встраивании России в Запад решался по принципу «мы за ценой не постоим». В итоге всё получилось как в известной русской песне: «всё ему одному, безраздельно, отдала безрассудная я» — имеется в виду суверенитет России в рамках обязательств по Монреальскому и Киотскому протоколам. Конституционный приоритет человека в период с 1987 по 2020 год был заменён на приоритет защиты озонового слоя Земли. Только после поправок к Конституции в 2020 году его вернули на место. Но, кроме суверенитета, Россия за этот период утратила свои позиции как равноправный участник обсуждения состоятельности навязанных псевдонаучных гипотез, которые уже в виде научных истин рассматриваются в качестве основы для экономических санкций за выбросы антропогенного СО2. Уже готовы и новые наднациональные обязательства и виды внешнего контроля, посчитаны будущие платежи за нарушения выбросов парниковых газов.

Сегодня уже очевидно, что гибридная война на климатическом фронте Россией Западу проиграна. Как в старой и проверенной схеме Гангзейского союза, слабого, неразумного (отказавшегося от своей науки), безвольного, но жадного партнёра (предпочитающего синицу в руке) заставляют подписать условия кабального договора, главные цели которого, конечно, — общие и благие для всех участников соглашения.

Какой сегодня смысл имеют для нас наши «добровольные» климатические обязательства? Удовлетворение финансовых интересов кучки российских климатических лоббистов, продавшихся за углеродные взятки и гранты? В ответ на призывы выйти из Монреальского протокола и Парижского соглашения эти лоббисты заявляют, что Россия «потеряет лицо», «будет выглядеть неприлично на международном уровне» и «превратится в климатическую страну-изгоя». Ну, это уже дело вкуса — сохранить лицо в гробу или сохранить голову, испортив климатическую репутацию.

Пора решительно выйти из Монреальского протокола, воспользовавшись подсказкой Регламента ЕС№517/14, и нам в этом никто не мешает, кроме наших климатических лоббистов, отрабатывающих свои 30 серебренников.

В случае же научного разоблачения и соответствующей юридической оценки главной фальсификации МГЭИК — искажения оценок времени жизни газов в атмосфере — вся конструкция Парижского соглашения рассыпается как карточный домик.

Для окончания моего рассказа не стыдно позаимствовать знаменитое высказывание военного немецкого стратега Карла фон Клаузевица, прошедшего жизненный путь от юного барабанщика до мудрого генерала:

Действительно, все предельно ясно! Пора действовать!