В Государственном историческом музее открылась выставка «Новороссия». Мероприятие открывали вице-премьер по социальной политике Татьяна Голикова и министр культуры Ольга Любимова, произносившие прочувственные речи. Я стоял под расписными сводами центрального вестибюля ГИМа и думал о том, какой путь за это десятилетие проделало слово «Новороссия» и какой ценой дался этот путь.

Иван Шилов ИА Регнум

Выставка была создана большим коллективом при участии полутора десятков наших ведущих музеев. Конечно, ее создателей хочется поблагодарить и за труд, и за возможность посетить открытие, и за живую дискуссию, которая состоялась у нас при повторном посещении этой интереснейшей экспозиции. И вот содержанием этой дискуссии мне хотелось бы поделиться.

«Достижение народного самосознания»

Государственный исторический музей — главная сокровищница исторической памяти русского народа. Именно так он задумывался создателями, выдающимися историками и археологами графом Алексеем Уваровым, Иваном Забелиным, Константином Бестужевым-Рюминым, князем Николаем Щербатовым и великим князем Сергеем Александровичем.

Профессор Бестужев-Рюмин так формулировал замысел: «Музей — одно из самых могущественных средств к достижению народного самосознания — высшей цели исторической науки».

Здание музея возвели на Красной Площади в русском архитектурном стиле, образуя единый ансамбль со стенами Кремля. Размещенная в нём экспозиция должна была последовательно раскрывать как доисторическое прошлое (от охотников на мамонтов, запечатленных кистью великого Васнецова), так и, собственно, историю России вплоть до середины XIX столетия.

При этом экспозиция должна была соответствовать единому идейному замыслу, формировать цельный исторический нарратив.

Содержание этого нарратива было предметом дискуссий, ведь историю можно рассказывать по-разному. В фокус внимания можно помещать народ или государство, выдающихся личностей или массы, делать акцент на центре или регионах, непрерывности развития или драматических разрывах традиции. И от того, какой из вариантов будет выбран, напрямую зависит самосознание народа.

Даже большевики, имевшие собственное представление о русской истории, концепцию музея по большому счету так и не изменили, лишь дополнив экспозицию и адаптировав под свои идеологические нужды.

Нынешняя выставка в ГИМе может рассматриваться как «канонизация» Новороссии, то есть включение этого понятия в официальный канон отечественной истории. И это, конечно, огромный шаг вперед в развитии того самого народного самосознания.

Н-слово

По историческим меркам ещё совсем недавно слово «Новороссия» даже в лексиконе специалистов по XVIII–XIX вв. встречалось довольно спорадически. В ходу оно был лишь у довольно узкого круга политизированных русских интеллектуалов Одессы, Тирасполя, Днепропетровска, Крыма и Донбасса, то есть, собственно, тех земель, которые и составляли историческую Новороссию.

Всё изменилось в 2014 году, когда Н-слово со страниц исторических книг и политических блогов вырвалось на площади городов, охваченные Русской весной, просочилось в выступления президента России, зазвучало в окопах Донбасса и репортажах федеральных СМИ. По итогам 2014-го в Financial Times даже включили «Новороссию» в число главных слов года.

А потом случился «Минск», «отдельные районы Луганской и Донецкой областей» и никакой Новороссии. Казалось она вновь порастает травой забвения. Всё изменил 2022 г., и вот уже появляются федеральное государственное унитарное предприятие «Железные дороги Новороссии» и трасса Р-280 «Новороссия» (Ростов-на-Дону — Мариуполь — Мелитополь — Симферополь).

Да, собственно, в переводе с бюрократического на человеческий «Новые территории», как сегодня принято именовать ДНР, ЛНР, Херсонскую и Запорожскую области, это и есть Новая Россия, то есть Новороссия.

Такое уже случалось. Победив в гражданской войне и отдав эти земли Украине, большевики постарались вычеркнуть из обихода само слово. Видный партийный деятель Николай Скрыпник в 1929 году с гордостью заявлял в Одессе: ««Новороссии нет, даже не то что она уничтожена, а ее совсем не существует». Через четыре года перестал существовать Скрипник — застрелился в собственном кабинете, опередив расстрельную команду ОГПУ. А еще через несколько лет слово стало возвращаться из небытия вместе с именами великих русских полководцев — Суворова и Ушакова.

Большевики понимали, что в грядущей смертельной схватке с нацизмом на пролетарской дружбе народов далеко не уедешь. И если в конце 1930-х этот идейный поворот только наметился, то в конце 1940-х на книжных полках уже соседствовали свежеизданные книги про «великий русский народ» и учебные пособия по истории для военных вузов со словом Новороссия на картах.

Впрочем, когда опасность миновала, патриотическую волну аккуратно свернули, и слова «Новороссия» вы не найдёте даже в заглавиях монографий ведущего советского специалиста по истории края Елены Дружининой: «Северное Причерноморье в 1775–1800 гг.» (1959), «Южная Украина в 1800–1825 гг.» (1970), «Южная Украина в период кризиса феодализма. 1825–1860 гг.» (1981).

Александр Щербак/ТАСС
Выставка «Новороссия» в Государственном историческом музее

С распадом Союза изучение истории Новороссии и вовсе оказалось вне поля зрения российской историографии. Оно и понятно, у российских историков есть темы поинтереснее, а историю Южной Украины пусть украинцы и изучают.

Они и изучали. Высшим достижением украинских ученых на этом поприще стала теория о том, что город Одесса существовал за 400 лет до того, как был основан русскими. Идея оказалась настолько плодотворной, что ее перенесли на прочие города региона — Мариуполь, Луганск, Запорожье и т.д. У всех у них обнаружились древние и тщательно скрываемые москалями украинские корни.

С этим интеллектуальным багажом русские и украинцы подошли к судьбоносному 2014-му, когда Новороссия поднялась из исторической пучины словно град Китеж.

Подход к снаряду

Попытки украинских пропагандистов усмотреть за всем этим какой-то дьявольский заговор российских властей и политтехнологов откровенно комичны. Афоризмом стала фраза убитого в 2015 г. украинскими националистами киевского писателя Олеся Бузины. В ответ на вопрос, является ли Новороссия «проектом КГБ», Бузина ответил: «Нет, это проект Екатерины II и Потемкина».

Самое наглядное свидетельство справедливости этих слов — отсутствие уже готовых нарративов, которые могли бы пояснить всем желающим, что же это за Новороссия такая, почему еще вчера о ней никто не слышал, а сейчас только о ней и говорят.

Институт российской истории РАН ответил на этот вопрос на 862 страницах мелким шрифтом в монографии «История Новороссии».

Но поскольку академическое исследование требует определенной подготовки, то от момента государственного заказа в 2014 г. до публикации в 2018 г. утекло достаточно воды, чтобы действовать по известному студенческому принципу: сдать и забыть. Ни широкой презентации издания, ни внедрения полученных учеными наработок в образовательные и просветительские программы «История Новороссии» тогда так и не увидела. Концепция изменилась.

Но проблема даже не в меняющейся политической конъюнктуре, это дело обычное.

Проблема в том, что у трёх десятков авторов коллективной монографии дитя оказалось без глазу. В отличие от таких классических работ, как «Хронологическое обозрение истории Новороссийского края» (1836–1838) Аполлона Скальковского и «Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры» (1889) Дмитрия Багалея нынешняя история Новороссии представляет собой лишь механическое соединение статей, лишенное единого замысла.

И вот в 2023 г. мы наблюдаем второй подход к снаряду. На этот раз в виде выставки в ГИМе.

Если эта выставка что-то наглядно и демонстрирует, так это то самое отсутствие нарратива, то есть последовательного повествования о Новороссии. Само понятие вновь вернули на свет Божий, но, как о нем рассказывать, по-прежнему непонятно. Вернее, в общих чертах схема, конечно же, есть. Она ясна любому, кто освоил школьный курс истории России. Но вот при попытке детализации всё вновь распадается на отдельные отраслевые сюжеты.

Клад, которого нет

Можно сказать, что выставкой «Новороссия» ГИМ возвращается к собственным истокам, ведь музей вырос из Севастопольского павильона всероссийской Политехнической выставки 1872 г., где артефакты времён Крымской войны объединили с находками из раскопок древнего и средневекового Херсонеса. И такое соседство отнюдь не случайно.

Именно так — античный фундамент и героические страницы русской военной истории — выглядит исторический нарратив не одного лишь Севастополя или Крыма, а всей Новороссии.

Казалось бы, эту центральную для Екатерины Великой идею преемственности от великой греческой колонизации к колонизации русской символизирует первая же витрина новой экспозиции. Там выставлена копия серебряной амфоры со сценами скифской жизни из царского кургана Чертомлык, оригинал которой хранится в Эрмитаже.

Но как именно этот артефакт связан с мужчинами в париках, глядящими на нас с темных портретов екатерининской эпохи, неясно.

Первый из этих портретов по праву принадлежит генералу Алексею Мельгунову. Именно он составил проект создания на юге новой пограничной территориальной единицы, переработанный вельможами братьями Паниными в доклад, на котором императрица собственноручно оставила резолюцию — «называть Новороссийской губернией». «Главным командиром», то есть первым генерал-губернатором Новороссии и стал Мельгунов.

Но славен этот деятель эпохи Просвещения далеко не только этим.

Не довольствуясь лишь административной деятельностью, он велел провести раскопки древнего кургана неподалёку от Елисаветграда. Раскопщики наткнулись на богатое погребение, находки из которого, как и меморандум о создании губернии, были направлены в Петербург императрице Екатерине. Уже позднее археологи определили, что Мельгунов нашел одно из древнейших захоронений скифов в Северном Причерноморье.

Какое символичное совпадение: едва начав осваивать край, русские прикоснулись именно к тем скифам, которые за 25 веков до этого только пришли в Причерноморье, основав здесь свою Великую Скифию.

Не менее символична и судьба уникальных находок Мельгунова. В их золотом блеске отражается историческая судьба всей Новороссии.

Сегодня украинские археологи развернули целую истеричную агитационную кампанию за возвращение «украденных у Украины» археологических памятников, хранящихся в основном всё в том же ГИМе и Эрмитаже. Но и в этом они не оригинальны.

Александр Щербак/ТАСС
Экспонаты на выставкае «Новороссия» в Государственном историческом музее

В рамках своей политики деколонизации большевики не только передали Украине земли Новороссии, но и «вернули» ей «вывезенные» исторические ценности. В их числе были и вещи из «Мельгуновского клада», хранившиеся до революции в Эрмитаже. Скифское золото в 1932 г. передали в Харьков.

Почему в Харьков? А потому что именно этот город стал первой столицей УССР. А где же еще хранить «украинское наследие»? Не в самом же Елисаветграде, который тогда уже назывался Зиновьевском (с 1934 г. Кировоград). И, конечно же, не в Одессе, где существовал старейший музей классических древностей юга России.

В 2013 г. киевская газета «День» (известная особым вниманием к теме Голодомора) в связи с раскопками, произведенными по указанию главного командира Новороссийской губернии в 1763 г. отмечала «250-летие украинской полевой археологии». А изображение золотого грифона, найденного в кургане, украшает герб Кировоградской области (сам Кировоград еще Порошенко в 2016 г. переименовал в Кропивницкий).

До наших дней переданное в Харьков скифское золото (включая тех самых грифонов) не сохранилось — коллекция была утрачена во время эвакуации в 1941 г. (в 2010 г. стало известно, что отдельные железные и бронзовые предметы в Харькове все же удалось обнаружить, но это были жалкие остатки). До наших дней дошли лишь предметы, оставленные Эрмитажу для снятия гальванокопий, да, к счастью, так там и оставшиеся.

Вот их и показать бы на выставке «Новороссия». Но, увы, по каким-то причинам Эрмитаж экспонатов не предоставил.

Главный вопрос

Мой критический обзор выставки застрял на первых метрах эксплозии. И, поверьте, я мог бы еще немало рассказать о том, чего я там обнаружил, и еще больше о том, чего так и не увидел. Но это получилась бы уже не колонка, а, как минимум, полемическая брошюра. Поэтому дальше изложение покатится к финалу широкими мазками.

Конечно, именно эпоха Екатерины и Потемкина, «временя очаковские и покоренья Крыма», проще всего для экспонирования. Но и здесь выбор представленных публике архивных документов, мягко говоря, неочевиден. А ведь показать есть что, учитывая политическую актуальность выставки, ради неё-то все и затевалось. Того же автографа Екатерины со словом «Новороссия» посетитель так и не увидит.

А дальше все становится ещё более мозаичным и фрагментарным. На законном месте в экспозиции основатель Луганска Карл Гаскойн и его детище — Луганский литейный завод. Затем следуют экспонаты, связанные с Черноморским флотом.

И вот здесь особенно уместным был бы портрет самого выдающегося уроженца заводского посёлка и жителя города корабелов Николаева — Владимира Даля. Нет, он не забыт авторами экспозиции. В одной из витрин рядом с томиком уроженки Одессы Анны Ахматовой выставлены его сказки, записанные «Казаком Луганским». Но, признаюсь, если бы сотрудники музея при повторном посещении выставки специально не обратили бы на книгу моего внимания, то весьма вероятно, что упоминания о Дале я мог бы и не заметить.

Александр Щербак/ТАСС
Портреты бойцов на выставке «Новороссия» в Государственном историческом музее

Крымская война ограничена строго пределами Крыма. И если, например, средствами музейной экспозиции информацию о сожженном английским десантом Мариуполе передать довольно сложно, то рассказать об атаке на Одессу было бы всё-таки проще. Известие о подвиге прапорщика Александра Щёголева (удостоившегося «Георгия» с груди будущего императора Александра II) расходилось по России в лубках.

С такими досадными умолчаниями через XIX век повествование о Новороссии докатывается до советских времён.

Но тут уж повествование вновь садится на понятную лошадку, и она везёт через венгерку Будённого, отбойный молоток Стаханова к витрине с ППШ. Нет, без интересных находок тут не обошлось — и особая роль маршала Малиновского, и вышиванка Хрущева. Но сложится ли из них нужный пазл?

Ведь ответа на главный вопрос выставка так и не даёт.

Да, выставка демонстрирует нам, как на месте дикого поля русские создали цветущий край, высокоразвитый экономически и культурно. А вот куда всё, собственно, делось? Откуда взялась тут Украина? Почему мы изучаем Новороссию сегодня словно Атлантиду? И как, наконец, первый зал экспозиции связан с последующими — теми, где оплавленные камни Мариуполя и обожженные войной лица героев дня сегодняшнего.

Ответа нет.

А есть кое-что прямо противоположное. Есть наш до сих пор откровенно советский исторический официоз, который дать адекватный ответ на эти вопросы (ради которых — будем откровенны — весь выставочный огород и городили) не способен физически.

Витрина Гражданской войны. С одной стороны воинские знаки белогвардейцев, с другой — красноармейцев. И один петлюровский жетон. Как думаете, в какой ряд поставлен? Там, где была Новороссийская область Вооруженных сил Юга России или там, где войска Советской Украины? Увы, ответ очевиден.

Его подсказывает советский пропагандистский (sic!) плакат той эпохи, висящий прямо над витриной: братству украинского и российского пролетариата противостоят в едином строю полчища под русским триколором, флагами Антанты и жовто-блакитным…

При повторном посещении выставки мне довелось обсудить этот казус с создателями экспозиции, которых тоже посетили сомнения, куда же отнести петлюровский артефакт. Но, поколебавшись, они остались в рамках сугубо советского нарратива. А нарратив этот, как я показал выше, никакой Новороссии не предусматривал. К сожалению, отрефлексировать этот момент музейные работники не смогли.

Я вовсе не обвиняю их в политической ангажированности. Их резоны тоже можно понять — в конце концов размещение предметов в экспозиции подчиняется еще и определенным эстетическим правилам. Но проблема заключается в том, что любое изложение истории, включая музейные витрины, это всегда интерпретация.

Сложно пенять музейщикам — на крошечной выставочной площади они, наверное, разместили (почти) всё, что смогли. И ведь не их вина в том, что до сих пор среди отечественных историков нет консенсуса о том, что именно рассказывать о Новороссии и как рассказывать.

Наверное, я слишком много хочу и нужно ещё 10 лет… Скажем спасибо и на том, что о Новороссии на таком уровне рассказывают вообще.