Действия нынешнего украинского руководства, направленные на пересмотр традиционной интерпретации ряда событий общей истории России и Украины, оказывают негативное влияние на дискуссию между историками двух стран. Так считает директор центра украинистики и белорусистики исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор исторических наук, профессор Михаил Дмитриев, ответивший на вопросы корреспондента ИА REGNUM.

ИА REGNUM: Какие основные проблемы, по вашему мнению, существуют во взаимоотношениях исторических научных сообществ России и Украины?

Самая большая проблема состоит в невероятной диспропорциональности того, насколько мы интересуемся историей Украины, и тем, насколько этим интересуются наши украинские коллеги. Среди российских историков, студентов и общественности мало интереса к Украине. Даже если бы у нас было больше желающих заниматься этим предметом, государство в любом случае не могло бы предоставить нам соответствующие условия. Нет и соответствующих традиций, потому что в советское время считалось, что историей Украины должны заниматься на Украине, а здесь мы должны заниматься историей России и всемирной историей вообще. Вторая проблема состоит в том, что сейчас мы мало полемизируем друг с другом, поэтому с обеих сторон накапливаются стереотипы, вредящие делу. Их могло бы не быть, если бы мы встречались и дискутировали чаще. Но эта проблема преодолима, потому что в последние годы академический обмен между нами и украинскими коллегами снова восстанавливается. И третья проблема состоит в самой тематике наших занятий. Разумеется, когда мы занимаемся историей Восточной Европы, возникает сложность, связанная с тем, что некоторые периоды плохо обеспечены источниками; другие же временные интервалы обеспечены документами гораздо лучше, однако у нас не доходят руки до того, чтобы ими заниматься. Но это вопросы чисто цеховые, профессиональные, которые решаются по мере того, как прогрессируют научные исследования.

ИА REGNUM: Как вы оцениваете роль политической составляющей в российско-украинском историческом диалоге?

Политическая составляющая нам мешает. Политическая атмосфера не очень благоприятствует тому, чтобы вести творческий диалог. Вопросы болезненные, позиции слишком ангажированы. Но нашим украинским коллегам приходится гораздо тяжелее, потому что у них есть заявленная позиция, о которой они неоднократно упоминали: украинское руководство хочет построить общество с определенной чувством идентичности, с определенной суммой представлений о прошлом, с определенными оценками. И государство на Украине устами своих лидеров и соответствующих институций заявляет об этих задачах совершенно откровенно. Конечно, в этих условиях украинским историкам приходится тяжелее, чем историкам российским. С нашей стороны просто есть некие политические страсти, на которые можно окликаться или не откликаться; на Украине же есть проблемы, связанные с тем, что власть что-то требует от историков.

ИА REGNUM: Можно ли сказать, что существует тенденция к росту политизации исторических вопросов?

У меня есть ощущение, что за последние годы, насколько я могу следить за состоянием исторической публицистики на Украине, политическая составляющая скорее нарастала. И после событий 2004 года она резко усилилась. Исторические сюжеты все более политизируются. А если к этому добавить то, что было сравнительно недавно, то есть закон Верховной рады от 2006 года о Голодоморе, указы Ющенко о том, что нужно в определенном духе праздновать юбилей Полтавской битвы и годовщину уничтожения города Батурина, возведение памятников Карлу XII и Ивану Мазепе, то, поскольку это все является частью политики, можно говорить, что политический аспект набирает мощь. Это очень осложняет общение с украинскими историками, но не настолько, чтобы приходить к каким-то чересчур пессимистическим выводам.

ИА REGNUM: Как вы можете прокомментировать слова спикера Верховной рады Украины Арсения Яценюка о необходимости выработки совместного российско-украинского заявления о Голодоморе 1932-1933 гг.?

Если бы появилась декларация о том, что советские народы, в том числе и народы Украины, пережили в 1932-1933 годах страшную трагедию, явившуюся следствием авантюристской политики сталинского режима, в ней не было бы ничего неожиданного. С другой стороны, мне кажется, что ничего чрезвычайного она бы в нашу жизнь не внесла, поскольку речь идет о вещах совершенно очевидных. Но сейчас украинские историки предложили нам два варианта: от России ожидалось, что она должна признать голод 1932-1933 гг. геноцидом украинского народа, что совершенно невозможно, так как для этого нет никаких исторических оснований. Я не вижу возможности говорить о геноциде на базе того, что украинские коллеги изложили в своих публикациях. Если же брать вариант, что голод - это удар, обрушившийся и на нации РСФСР, и на нации Украины, если избегать каких-либо параллелей между голодом и геноцидом, то такая декларация, возможно, была бы полезна. Мы действительно напомнили бы нашим обществам о тех страшных событиях, а, кроме того, сняли бы некоторое напряжение, сказав, что на Украине, равно как и вне Украины, произошла чудовищная трагедия, которую мы признаем не геноцидом какого-то отдельного народа, а катастрофой, которая коснулась всех. Мне кажется, это помогло бы нам немного успокоиться.