Отделение Черногории, связанная с ней предполагаемая независимость Косова и проблемы самопровозглашенных республик на территории СНГ вновь поднимают старый вопрос о праве народов на самоопределение, точнее, о возможностях и рамках применения этого принципа. Нечего и говорить, насколько это вопрос актуален и для курдов, всегда ощущавших как проклятие тот факт, что их этническая территория была искусственно разделена между четырьмя чуждыми государствами.

Нередко принято противопоставлять принцип права народов на самоопределение, однозначно провозглашенный ООН, принципу территориальной целостности, также провозглашенному ООН, и на этой основе рассуждать о якобы роковом и неразрешимом противоречии этих принципов. Противоречие это, однако, абсолютно ложное, что становится ясным из простого прочтения соответствующих документов.

Принцип территориальной целостности сформулирован в пункте 4 статьи 2 Устава ООН следующим образом: "Все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций". Что же касается принципа равноправия и самоопределения народов, то его точная формулировка находится в Декларации о принципах международного права (24.10.1970): "В силу принципа равноправия и самоопределения народов, закрепленного в Уставе Организации Объединенных Наций, все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава".

Как видим, принцип территориальной целостности направлен на защиту государства от внешней агрессии; принципу самоопределения народов он не противоречит и противоречить не может. Действительно, современная теория государства исходит из идеи суверенитета народа и приоритета прав человека. Эта теория не признает государство как самодовлеющую ценность, Левиафана, которому должен подчинять себя отдельный человек. Государство - технический механизм, с помощью которого общество обеспечивает интересы всех своих членов. Если какая-то территориальная группа не желает входить в состав данного государства, то невозможно привести внятных, принципиальных оснований, которые могли бы оправдать насилие над ней. В этих случаях обыкновенно употребляют термины "национальное единство" и "территориальная целостность", не разъясняя: 1. можно ли называть "национальным единством" ситуацию, когда статус-кво поддерживается систематическим насилием одной части нации над другой и 2. ради чего вообще следует поддерживать любой ценой "территориальную целостность" государства? Я не говорю о случаях, когда на эту целостность посягает внешний агрессор - здесь вопрос, безусловно, касается интересов всей нации. Но если государство А не останавливается ни перед какими издержками - финансовыми, политическими, военными - чтобы удержать за собой провинцию Б - не означает ли это, что какие-то группы в А извлекают выгоду из эксплуатации Б? И не подтверждает ли таким образом, от обратного, права Б на самоопределение?

Но кроме этой, предельно абстрагированной точки зрения, существует еще политическая прагматика, которая и заставляет выступать против принципа самоопределения и подчас даже прямо отрицать его. Действительно, опыт учит, что резкое нарушение статус-кво как правило не приводит к добру; отсюда возникает представление о том, что последовательное проведения права самоопределения грозит глобальной катастрофой, и простое его декларирование ввергнет мир в состояние всеобщего кровавого хаоса. Распад таких государств, как СССР и Югославия, как кажется, подтвердил это представление: он породил гораздо больше проблем, чем разрешил. Чисто теоретически принцип права народов на самоопределение, однако, неуязвим. Т.е. в той системе, в которой государство признается слугой общества, права человека - высшим приоритетом, а воля народа - источником всякой власти, убедительно противопоставить ему что-либо невозможно. Поэтому, когда юристы-международники и политики-практики пытались подвести некую теоретическую базу под принцип сохранения статус-кво, им не оставалось ничего, кроме как пускаться в откровенные софизмы. Так, в эпоху декларации Вильсона и Версальской конференции, когда "право наций на самоопределение" было впервые официально признано универсальным принципом, сделали оговорку для колониальных народов, что-де теория эта касается только сформировавшихся "наций" (читай - европейских) а поскольку народы колоний в "нации" еще не сформировались, то на них она и не распространяется. Совершенно обратное толкование появилось в эпоху, отмеченную Ялтинской системой в Европе и деколонизацией в Третьем мире: в 1960 г. колониализм окончательно был признан явлением нетерпимым и подлежащим немедленному устранению, за колониальными народами признано право на самоопределение, но за этнотерриториальными группами в сложившихся государствах такое право напрочь отрицалось, при чем основания приводились подчас самые удивительные: то, что они лежат не за морем (!), то, что их народы якобы уже однажды самоопределились - и хватит (?!), то, что они не имеют права на самоопределение, поскольку являются не нацией, а частью нации-государства и самоопределяются в рамках этой нации-государства (т.е. понятие "право нации на самоопределение" весьма удобно подменялось понятием "государственный суверенитет") и т.д., и т.п. Собственно, единственный более или мене определенный довод заключался в том, что данные общности не были колониальными: они не находились на положении управляемых извне территорий и жители этих территорий формально не были ограничены в своих гражданских правах. Последнее, однако, не мешало членам меньшинств субъективно (с бОльшими или меньшими основаниями) чувствовать себя дискриминируемыми и ущемленными и бороться за то, что они уверенно считали своими правами.

Наконец, некоторым компромиссом между попытками сохранить статус-кво явилась идея, что правом на самоопределение обладают только субъекты федераций, при чем не всяких, но договорных, в которых право выхода прописано в конституции (де-юре, как известно, именно такими являлись два наиболее "проблемных" государства - СССР и Югославия).

По большому счету, все эти построения оказались бесплодными и не смогли предотвратить ни жестокого кровопролития, ни отделения самопровозглашенных республик. И это не удивительно, поскольку они не выполняли важнейшей функции международного права: регулировать возникающие конфликты интересов. Их творцы вздумали, вместо того чтобы регулировать существующие конфликты, утверждать, какие конфликты имеют, а какие - не имеют права на существование. Отсюда и изумительная идея, что для того, чтобы разрешить все этнотерриториальные конфликты, достаточно запретить самоопределение. Реально это давало совершенно обратный результат: загоняло конфликты в тупик, лишая их всякой возможности разрешения в правовом поле. Прежде всего следует отметить, что альтернатива "независимость каждой этнической группы - статус-кво во веки вечные"- безусловно ложная альтернатива.

Для того чтобы понять, насколько наивны попытки "запретить самоопределение" - т.е. иными словами остановить исторический процесс - достаточно проделать простой эксперимент: сравнить карты мира 1914, 1954 и 1994 года. Все эти пертурбации произошли всего лишь за время, равное средней продолжительности жизни одного европейца - так что можно насчитать не так уж мало людей, которые родились в Австро-Венгрии или Османской империи, жизнь провели в Чехословакии или Югославии, а умерли в Словакии, Словении, Македонии и т.д. И тем не менее, несмотря на столь наглядные примеры, люди в большинстве своем не понимают, что живут в истории. Существующий сегодня порядок кажется им естественным и навеки данным, все предыдущие изменения - лишь ступенями достижению этого "естественного" порядка, а все потенциальные будущие изменения - покушением на предустановленную гармонию. Если то, что изучается в учебниках, для них носит название "исторических процессов", то происходящее на собственных глазах воспринимается исключительно как плод чьих-то интриг, политтехнологии, происков безответственных "демагогов" или просто "массового безумия". Отсюда недалеко и до идеи - законодательно запретить социально-политические процессы!

Отсюда же - и вера политиков в магическую роль "прецедента", выражающаяся в убеждении: стоит только допустить, предположим, отделение Эритреи - и тотчас каждый аул в Дагестане и каждая племенная деревня в Папуа-Новой Гвинее потребуют для себя суверенной государственности. При этом с удивительным упорством игнорируется тот простой факт, что нации и государства связаны все-таки более тесными связями, чем формально-юридические, и что государства не создаются и не распадаются решениями юристов - такие решения, как правило, лишь оформляют сложные политические процессы.

Каков же может быть вывод? Собственно тот, что в вопросах самоопределения не следует опираться на формалистические понятия, но исходить из единственно верного принципа: наименьшего зла. Примеры наиболее удачного решения проблемы налицо: это Канада и Чехословакия. В первом случае принципиальное признание за франко-канадцами права на выход помогло сохранить национальное единство, так как позволило меньшинству, отбросив эмоции, рационально взвесить все плюсы и минусы сецессии. Во втором случае, рассола страны не удалось избежать, однако он не имел каких-то ярко негативных последствий, сравнимых хотя бы с попыткой насильственно удержать словаков в общем государстве; более того, последствия раскола были отчасти компенсированы совместным вхождением Чехии и Словакии в общеевропейские структуры. Эти случаи, в свою очередь, ярко контрастируют с кровавым безумием, вспыхивавшим везде, где поднималась на щит идея "нерушимости границ и территориальной целостности любой ценой". Заметим в скобках, что здесь принимаются только "чистые" случаи; разумеется не принимаются в расчет ситуации, когда под знаменем "национального освобождения" выступают откровенно уголовные элементы. Безусловно мы не рассматриваем ситуацию, когда победа сепаратистов оборачивается торжеством криминально-террористического режима, а победа правительственных сил - предоставлением этносу широкого самоопределения в рамках федерации; в таких случаях именно войну с террористами следует признать наименьшим злом. Но это - ситуация вообще крайняя и нетипичная для конфликтов такого рода.

Итак, с точки зрения "теории наименьшего зла", не следует ни приветствовать сепаратизм, ни сопротивляться ему "несмотря ни на что". Следует осознать, что распады одних государств и образование других - лишь часть естественного исторического процесса, в котором одни государства дробятся, другие же наоборот объединяются, при чем эти процессы подчас происходят параллельно - вспомним упомянутый пример с Чехией и Словакией, раздробившихся в качестве национального государства и одновременно объединившихся в новой Европе. Проблема состоит в том, чтобы эти процессы происходили с минимальными издержками; для этого, безусловно, следует разработать новые международные правила, в которых главный упор делался бы на выявление путем референдума собственной воли народа. Именно создание таких эффективных механизмов должно стать частью реформы ООН.

Юрий Набиев - главный редактор интернет-издания KURDISTAN.RU