Уже к концу 2024 года Иран может объявить об обладании ядерным оружием. Такое заявление на днях сделал глава комитета по разведке палаты представителей США республиканец Майк Тернер.

ИА Регнум

Несмотря на то, что Тернер до этого частенько выступал в качестве «рупора ядерных страшилок», например, пророча скорое появление в космосе российского ядерного оружия или «китайских суперспутников», нынешние его оценки имеют более серьёзное основание.

По сути, высказывания республиканца суммируют информацию, которую за месяц до этого озвучил госсекретарь Энтони Блинкен, а также представило национальное разведсообщество.

По их данным, Тегерану потребуется «одна или две недели» для полноценного перехода к производству компонентов для ядерного оружия, а для вступления в «Ядерный клуб» — не более четырех месяцев.

Перспектива появления у Ирана ядерного боезаряда не даёт покоя не только Вашингтону, но и соседям Тегерана — потому что кратно повышает ставки в возможном региональном конфликте. При этом в самом Иране пока не слишком склонны публично угрожать врагам ядерным ударом.

Влияние «реваншистов»

Сами по себе иранские ядерные амбиции — явление не новое. Первые попытки получить доступ к так называемому «военному атому» предпринимались ещё во времена шаха. Продолжилась эта линия и после Исламской революции 1979 года.

Военная составляющая проектов почти никогда не выносилась иранскими властями на передний план — напротив, подчеркивался мирный и «созидательный» характер проектов.

На деле же страна как минимум несколько раз делала шаг к «военному атому», маскируя эти намерения. Впрочем, без существенных результатов.

Именно наличие «скрытых умыслов» отчасти определило подозрительность западных стран.

А после развала «ядерной сделки», гарантировавшей мирный характер иранских атомных исследований, и возвращения в 2021 году к власти консерваторов во главе с Эбрахимом Раиси версия, о том, что Тегеран нацелился рано или поздно получить ядерное оружие, и вовсе стала аксиомой.

Вполне обоснованное беспокойство возникло в мае 2024 года, после гибели Раиси в авиакатастрофе.

Внезапное «обезглавливание» части государственных институтов, имеющее к тому же признаки «внешнего вмешательства», могло спровоцировать усиление популистских настроений и «качнуть» Тегеран в сторону новых военных изысканий.

Тем более что в рядах иранского истеблишмента осталось немало радикалов, для которых формирование национального атомного арсенала выглядело закономерным шагом к доминированию на Ближнем Востоке.

Спекуляции на теме лишь усилились, когда исполняющим обязанности президента страны стал «архитектор экономики сопротивления» Мохаммад Мохбер, а МИД временно возглавил Али Багери Кани, известный как яростный противник сближения с Западом (включая уступки по развитию национальной ядерной программы).

Ожидалось, что их закрепление на высоких должностях окончательно направит Иран по «консервативному» сценарию развития, подразумевающему непременное обретение ядерного оружия.

Тем не менее и Мохбер, и Багери Кани оказались довольно быстро оттеснены от руля.

Их место заняли более умеренные фигуры, готовые если и не идти на компромиссы с международным сообществом, то хотя бы демонстрировать наличие такой возможности.

В условиях балансирования на грани крупного регионального конфликта такой подход выглядит более уместным, хотя и сталкивается с критикой отдельных ветеранов иранской политики.

«Прыжок» к бомбе

Несмотря на то, что военная ядерная программа Ирана давно «стоит на паузе» и иранские власти отрицают любые планы возобновить её в ближайшее время, «прощупывание» общественных настроений периодически всё же ведётся.

Так, приближённые к аятолле Али Хаменеи публичные лица периодически намекают, что страна будет готова пересмотреть подход к ядерному оружию в случае возникновения некой «экзистенциальной угрозы».

Здесь Тегеран предусмотрительно идет на хитрость и не раскрывает свои «красные линии», что позволяет сохранять максимальное пространство для маневра, но при этом грозить врагам страны выводом конфликта на новый уровень.

Кроме того, у властей есть возможность отслеживать, как иранское общество реагирует на «заигрывания» с неоднозначной темой.

Вместе с тем нынешняя эскалация конфликта с Израилем не прошла бесследно: она вернула на повестку вопрос о необходимости страны быть готовой в кратчайшие сроки совершить «прыжок» к заветной бомбе.

Тем более что Израиль, пусть официально и не подтверждает наличие у него ядерного оружия, весьма прочно и давно обосновался в «ядерном клубе».

Прозвучавшие со стороны Израиля угрозы «упреждающе ударить» по иранским объектам породили новые слухи — будто бы иранские инженеры впервые с 2012 года вернулись к конструированию нейтронного детонатора, ключевого элемента ядерного боезаряда.

Центром профильных изысканий, предположительно, вновь стала военная база «Парчин», расположенная в 30 км от иранской столицы.

Налицо работа и по развитию системы доставки боезарядов. Среди ближневосточных государств Иран сегодня обладает одним из самых крупных и диверсифицированных арсеналов баллистических ракет малой и средней дальности, постоянно совершенствуя его. Также страна демонстрирует высокие темпы развития космической программы.

И в случае острой необходимости все эти наработки также могут послужить основой для последующего «прыжка».

Занятая Ираном позиция по отношению к ядерному оружию сравнительно выигрышна — руководство страны соблюдает прежние обязательства и не угрожает оппонентам «радиоактивным пеплом» даже в условиях небывалой эскалации.

С другой стороны, серьёзный научно-технологический задел даёт возможность максимально сократить тот путь, который придётся пройти Тегерану в случае резкого ухудшения обстановки.

И его, в случае острой необходимости, вполне можно ужать в несколько недель.