Ковид не получит в Китае второго дыхания

В Китае резко смягчаются антиковидные меры; соответствующее распоряжение было выпущено Госкомитетом по здравоохранению (ГКЗ). Большинство СМИ, комментируя это событие, ограничивается его увязкой с недавними протестами против локдаунов (особенно в продвижении этой точки зрения усердствуют западные СМИ), а также перечислением конкретики о том, что теперь меняется и как будет протекать борьба с ковидом. Общим местом являются принципиальные изменения в определении «зон повышенного риска», где отмечено распространение вируса. Вместо закрытия целых кварталов и районов это будет делаться по отдельным квартирам, этажам и домохозяйствам. И отменяться эти запретительные меры будут в том же «индивидуальном» порядке, если в течение пяти дней нет вновь зафиксированных случаев заболеваемости. Вне таких зон теперь запрещается ограничение мобильности граждан, а также их деловой активности. ГКЗ в связи с этим выступил с рядом разъяснений. Общий лейтмотив таков: штамм «Омикрон» намного меньше угрожает жизни и здоровью, чем первоначальный «уханьский» вариант; большинство болеет в легкой или вообще бессимптомной форме, и подобным больным дается право на домашнюю самоизоляцию, заменяющую централизованное помещение в карантинный стационар.

Не будет больше всеобщего обязательного ПЦР-тестирования; оно сохраняется лишь для определенных категорий, в зависимости от специфики профессиональной и общественной деятельности, и только если таковая связана с большим количеством контактов. Особенно среди детей и лиц пожилого возраста; последним упрощается доступ к вакцинации, в том числе путем развертывания мобильных пунктов. При этом власти КНР категорически отказываются выдавать разрешения на иностранные вакцины, отдавая приоритет препаратам собственного производства.

Итак, еще раз. Информационная картинка рисуется следующая. Вспыхнул ковид — власти сначала-де объявили о победе над ним, а когда вирус вернулся, начали вводить «драконовские» ограничения — население эти меры терпело, но затем терпение лопнуло. Поводом к этому, «конечно же», послужил на все лады и голоса тиражируемый инцидент в Урумчи, административном центре Синьцзяна, где 24 ноября во время пожара в жилом доме погибли десять человек. В этом западные «журналисты-подрывники» немедленно обвинили власти, не обращая внимания на их опровержения; слухи распространялись один страшнее и глупее другого. То ли подъездные двери заварили, чтобы обеспечить карантин, вот люди и попали в ловушку, то ли пожарные из-за «комендантских» запретов выехать из своего депо вовремя не смогли и опоздали. Всё по Геббельсу: чем чудовищнее ложь — тем скорее в нее поверят. Хотя шито белыми нитками, и чтобы об этом догадаться, достаточно включить элементарный здравый смысл. Почему, например, так спекулируют на Синьцзяне? Потому что это «проблемный» регион, вокруг которого, чтобы раскачать страну, западные пропагандисты ходят котом вокруг сметаны. Почему «не трогают» соседний тоже «проблемный» Тибет? Очень просто: Синьцзян, в отличие от Тибета — это маршрут экспортного транзита, и сложной внутренней ситуацией можно запугать не только обывателей, правозащитников и монахов в буддистских дацанах, но и опасающихся убытков иностранных торговых партнеров. А это куда серьезней. И т. д.

Что происходит на самом деле? Происходит консолидация власти и централизация процесса принятия управленческих решений. Обратим внимание на следующий штрих: ГКЗ наделил крупные компании и организации правом самостоятельного определения профилактических мер и ограничений в пределах своих территорий и объектов (предприятий, офисов и пр.). Раньше, до этих распоряжений, подобными эксклюзивными правами пользовались не компании, а регионы. Именно региональные власти, как выясняется при ближайшем рассмотрении, занимались тем самым превышением полномочий, последствием которых и стали протесты. Что здесь важно отметить? Во-первых, очевидно, что на бизнес ответственность за локальные ограничительные запреты возлагается не случайно. Трагедия в Урумчи в социально-политическом поле сдетонировала не сразу, а транзитом через Чжэнчжоу, центр провинции Хэнань, где недовольство даже не возникло, а было спровоцировано не вполне адекватными действиями администрации завода компании Foxconn, которыми не исключено, что руководили с Тайваня, где расположен головной офис компании TSMC. Во-вторых, региональные власти теперь несколько раз подумают, прежде чем вступать во взаимодействие с такими администрациями, чтобы не стать крайними за меры, принятые на корпоративном уровне. В-третьих, ограничивая региональные власти в эпидемическом волюнтаризме, центр, по сути, дополняет контроль над ними сверху контролем снизу, со стороны предприятий, которым на месте сомнительная «самодеятельность» властей хороша видна. У центра появляется обратная связь, не заинтересованная в дестабилизации и потому готовая предоставлять наверх своевременную информацию о перегибах на местах.

Наконец, в-четвертых, и это главное. ГКЗ — ведомство, входящее в структуру правительства — Госсовета, а не партийного и контрольно-силового аппарата. Иначе говоря, принимая отмеченные решения, действующее руководство исполнительной власти, покидающее свои посты в марте будущего года, косвенно признает свою ответственность за прежние шаги, связанные с раздуванием локдаунов, которые привели к социальной дестабилизации. Перевести стрелки на центр власти и лично Си Цзиньпина, как это попытались проделать провокаторы в Шанхае, использовавшие недовольство антиковидными репрессиями для символической атаки на власть КПК, больше уже не получится. Кто ограничительные меры вводит — тот и будет за них отвечать. Выбивание из цепочки принятия решений регионального и городского звена руководителей — именно об этом, о разделе ответственности за непродуманные или провокационные действия между правительственным верхом и корпоративным низом. С очевидной ее, ответственности, персонификацией.

Это, как говорится, — первое, внутреннее «дно» ковидной проблемы. Но есть и второе «дно» — внешнее. Некая «макроэкономическая консультативная группа» Wigram Capital Advisors, тесно связанная, забегая вперед, с ВОЗ, быстро сориентировавшись, ответила на разблокировку китайских ограничений форменной истерикой, обвинив Пекин в неправомерности таких действий. По мнению критиков Пекина, если ослабление локдаунов будет допущено, в ближайшие месяцы, а конкретно до весны 2023 года, в Китае умрет до одного миллиона человек. Причем для того, чтобы этот сценарий «рукотворной катастрофы» смотрелся как можно убедительнее, «результаты моделирования» этих мало кому известных авантюристов взялась пропагандировать «респектабельная» британская Financial Times (FT).

Здесь следует подчеркнуть, что сценарий ковида как инструмента реализации проекта «великой перезагрузки», продвигаемого через ВЭФ его председателем Клаусом Швабом, с началом российской СВО столкнулся с кризисом, так сказать, информационного жанра. То есть он попросту утратил актуальность, ибо общественное мнение переключилось на военные вопросы. И вот теперь осуществляется попытка взять своеобразный реванш, который опирается на всё те же, поросшие плесенью, решения ВОЗ за давностью двух с половиной лет — о признании вспышки ковида «международной ЧС» (30 января 2020 г.) и об объявлении «пандемического» масштаба его распространения (11 марта). Подыгрывая FT и упомянутой «консультативной группе», к массовой дезинформации мировой общественности по поводу количества и интенсивности китайских протестов подключились и другие «рупоры» глобалистов — CNN, насчитавшее шестнадцать «охваченных волнениями» крупных городов КНР, и Associated Press, снизившее планку западной коллективной фантазии до восьми мегаполисов.

Почему так дружно против Китая выступают, запугивая его руководство, СМИ, включенные в «мировую обойму»? Ведь все, кто нами перечислен, своим руководством представлены в высших сферах западного истеблишмента, где они регулярно участвуют в теневых форумах структур, действующих по «правилу Chatham House» (можно упоминать, что именно говорили, но нельзя — кто и где говорил).

Это — третье и главное «дно» данной ситуации, которая встревожила упомянутый глобалистский истеблишмент тем, что именно сейчас в завершающую стадию вступает подготовка так называемого глобального «пандемического соглашения». Его суть, если отбросить частности, заключается в передаче ВОЗ и стоящим за ней соответствующим структурам определенной части полномочий государственных суверенитетов в сфере общественного здравоохранения. Впервые в практике глобализации в том ее виде, который готовится кануть в Лету с ослаблением американского доминирования, эти процессы пытаются реанимировать, придав им «второе дыхание» с помощью навязывания государствам единых правил игры. И единого центра принятия решений, которому все будут обязаны подчиняться под угрозой «всеобщей изоляции» непослушных.

Понятно, что борьба здесь ведется за каждую страну; в частности, непонятно, в какой мере эти сомнительные решения будут готовы поддержать на других континентах, в том числе в США, например, где последствия эпидемии породили серьезные общенациональные споры, опрокинувшиеся в электоральную сферу и стоившие президентского кресла Дональду Трампу. В России тоже существовали самые разные позиции, в том числе такие, суть которых сводилась к утверждению, что у нас существуют куда более серьезные проблемы, чем эпидемия, и заниматься нужно ими в первую очередь, не ограничивая активность населения. Однако если оппозицию по отношению к ВОЗ займет Китай с его населением и удельным весом в мировой экономике, то перспективы возобновления эпидемического давления могут осложниться, а развивающиеся страны получат альтернативу, к которой можно примкнуть, спрятавшись в тени ее влияния. Поэтому китайская политика снятия ограничений, разворачивающая мировые тенденции прочь от «эпидемиологической глобализации», имеет далекоидущие последствия. И они не всем нравятся.

И именно это обстоятельство можно считать решающим аргументом за то, чтобы решительно поддержать взятый Пекином курс, укрепив его собственными аналогичными действиями.